Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

Надо…
Надо вдох. Выдох. И контроль. Снова контроль. Сейчас не время срываться в окно, когда все и без него ясно. Разогнуться. Сделать шаг. Тело кажется обманчиво легким, поэтому нуждается в особом контроле.
Тряпка.
Бекшеев сдирает рубашку и, разодрав пополам, протягивает часть Сапожнику.
- Лицо обмотай.
- Зачем? – у него улыбка совершенно безумная. – Хорошо же!
- Это… иллюзия, - говорить снова тяжело, потому что мысли куда быстрее языка. И язык спешит, заплетается, а слова выходят скомканными. Непонятными. – Опасная. Может спровоцировать выброс. И будешь пустым.
- Я и так пустой. Был.
- Накрой. Если хочешь кого-то спасти.
Если есть, кого спасать.
Это же… неразумно, да. Аналитиков учат пользоваться разумом. Он – инструмент. Самый совершенный из тех, которыми обладает человек. А Бекшеев добровольно отказывается от дара.
От дара, который здесь может раскрыться с прежней силой.
Или с большей.
В насыщенной породе.
В лабораториях ведь создавали искусственные камеры, облицованные альбитом. И распыляли в воздухе альбитовую пыль. Накачивали силой. Раскачивали тех, кто обладал даром.
Усиливали.
Меняли.
Закрытая технология. А тут… естественная среда.
И надо пользоваться.
Сапожник молча завязывает обрывок рубашки так, чтобы прикрывать и рот, и нос. От силы мокрая ткань не спасет, а вот пыли внутрь проникнуть не даст. Какая-никакая, а защита.
Дальше что?
Дальше…
Дар.
Аналитики близки к провидцам. Бекшеев что-то такое слышал. Другой тип восприятия и интерпретации данных, а в основе то же использование тонких энергий. И способности.
Способности были.
Еще был бег. Он сам не заметил, как перешел на него, боясь опоздать и понимая, что опаздывает.
Тупик.
Тупик, мать его.
Коридор обрывается резко. И Бекшеев едва не влетает в стену. Нога подворачивается, стреляя болью в колено. И он падает-таки, ссаживая ладони о камень. Тот крошится, и мелкая крошка впивается в кожу. Здесь и сейчас чувствительность обострилась до предела.
Тупик.
Должен быть ход.
Должен!
Кажется, это он вслух сказал.
- П-погоди, - Сапожник подал руку. – Тут иначе надо… сейчас… у меня дар своеобразный. Из-за него, собственно… в общем, там закрыли. Дар. В госпитале. И к лучшему, а здесь вот… насыщенная среда.
Бекшеев поднялся.
Тупик.
Три дробь четыре.
Три…
- Не шевелись, - пальцы Сапожника почти коснулись лица. – Нам нужно будет вернуться к спуску. Скобы…
Скобы?
- Свежие. Некоторые. След. Я могу уловить след… такой… не ищейка, конечно, хотя мог бы стать. Чувствую. Удобно, когда нужно отыскать тайник. Или на кнопках сейфа остается. На тех, что чаще используются. Или на документах.
Он убрал руку.
- Теперь я смогу отделить твой след от другого.
Бекшеев, пожалуй, тоже смог бы. И может. Жаль, не сообразил сразу. Но с другой стороны все-таки поиск следов – не его компетенция. Ему дается сложнее.
Возвращение, как ни странно, занимает приличное время. А казалось, отошли всего-то на десяток шагов. Или просто под землей расстояния воспринимаются иначе?
Не важно.
Скобы и вправду различаются. Та, которая третья снизу, явно чище остальных. Новее. И след на ней… есть. Металл плохо держит энергию, поэтому получается не сразу.
- Наигрался? Теперь отойди, - Сапожник тщательно ощупывает каждую скобу. Даже поднимается на пяток вверх, а потом спускается.
Поворачивается.
Его глаза закрыты, а лицо спрятано под тканью, которую он в конце концов сдирает. И делает вдох. Глубокий. Сиплый.
Замирает.
И выдох.
Поворот.
Он идет медленно, и Бекшеев изнывает от желания поторопить, потому что времени мало.
- Я всегда хорошо искал потерянное… не знаю как. Просто знал, где оно лежит. Потом сказали, что это очень слабый пророческий дар, только обращенный вспять. Какое-то там обоснование. Но пророка из меня не выйдет. А вот агент… - его голос тихий.
И шелест камней под ногами почти стирает его.
Путь лежит в другую сторону.
Мимо вагонетки, что легла на бок, почти перегородив узкий проход. Мимо беловатых подпорок, что перекрещивались наверху, удерживая свод. И казались на диво ненадежными.
 
- Если правильно… повернуть… и чутье хорошее. На опасность. И многое иное, мелкое, не особо… из всех решений я выберу наиболее удачное. Из трех стаканов найду тот, под которым шарик. Если он там будет… и в карты везло. Я, дурак, еще гордился…
- Не только ты.
- Да… а знаешь, я ведь даже не по военному ведомству… чтобы там глобальная разведка. Секретные планы. Или не совсем секретные. Данные о численности войск. Вооружении… нет, лаборатории. Исследования. Ты знаешь, что эти исследования… все, что там творилось, оно не закрыто? То есть, лагерей нет. Но исследования продолжаются.
- Нет.
- А я знаю. Понял, когда вот эту штуку отец передал, - он дернул за шнурок, на котором висел артефакт. – Я ведь читал первые отчеты… восстановление глазных нервов. Типы повреждений. Перспективы… рассказать, как они изучали типы повреждений?
- Не стоит.
- Самое поганое, что у меня не хватает духу отказаться. Я… боюсь темноты.
Он остановился.
Очередной проход, боковой. Третий? Четвертый? Главное, что мимо подобных уже проходили. Но Сапожник поворачивается.
- В темноте столько чудовищ… - это Бекшеев скорее различает по движению губ, чем слышит.
А потом сине-зеленый мир перед глазами мигает.
Моргает.
И проваливается в темноту.
На мгновенье. Он восстанавливается, пусть ненадолго, но этого хватает, чтобы добраться до Сапожника. Тот, посеревший, стоит у стены и дышит.
- Прямо… надо прямо…
Надо.
И пальцы Бекшеева сжимают руку.
- В темноте не только чудовища, - в голове пустота, дар вдруг исчезает.
Что там, в проходе?
Шаг.
И второй. Хруст под ногами. Камни. Здешняя порода легкая, пористая и крошится на раз. А еще хрустит. Громко. Почти перекрывая сиплое дыхание человека, который идет рядом.
- Меня однажды похоронили… когда… уже перед самым… положили в гроб и похоронили. Я помню яму. Я сам её копал. Я думал, что все, что конец… это почти счастье. И лег. Закрыл глаза. Я был готов умереть. Но мне не позволили.
- Заткнись, - попросил Бекшеев. – Из меня хреновый мозгоправ.
Ему самому он нужен.
А рядом, в стене, мелькнула искра.
И вторая.
Третья… они появлялись в темноте и гасли, рождая новые. Искр становилось больше. И причудливый танец их завораживал.
- Что за…
Они сливались, и вот уже казалось, что здесь, под землей, один за другим распускаются огненные первоцветы.
- Это… - Бекшеев потянул руку и пальцы коснулись теплого живого камня. – Это же…
Альбит?
Альбит, которого нет, но он… есть? Здесь? И в таком количестве? Свечение расползалось, бледное, синеватое, и в нем собственные руки казались прозрачными.
- Не только… - Сапожник прижал ладони к стене, и альбит отозвался яркой вспышкой. – Не только чудовища…
А потом они вышли к пещере.
  
Глава 41. Колесница
 
Глава 41. Колесница
«Хорошее сливочное масло имеет нежный золотистый оттенок, приятный запах и сладкий вкус. Следует помнить, что при неправильном хранении масло легко вбирает в себя неприятные запахи, а также обретает всякого рода привкусы, что совершенно недопустимо…»
«Советы по домоводству»
Этот урод устроил настоящую лабораторию.
Не в своем гребаном храме или как назвать это хранилище мертвых дев, но рядышком. Еще одна пещера. Поменьше. И формы неправильной, вытянутая какая-то. Но стены покрыты потеками альбита. Изгибается изгибается полукругом. Вторая повторяет её. И вдоль нее стоят ящики. Старые. В таких когда-то взрывчатку хранили.
Сейчас на ящиках матрасы.
На матрасах – люди.