Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

Сходится?
Или Бекшееву просто хочется, чтобы сошлось.
- А потом случилось мне… в общем, нужно было груз забрать. Ничего особо сложного. Разве что городок тот немцами крепко обжит. Они же ж растревоженные, что те пчелы… помер там кто-то. Косточкою вишневой подавился.
Смешок Тихони был нервным.
- Оно-то случается, да потом еще кто-то… снова косточкою. Вишни в том году очень уж костистыми были. Ну да не в том дело. Прийти. Дождаться в условленном месте. И препроводить. Через лес. К особистам.
- И?
- И что? Пришел. Дождался. Там дедок такой, божий одуванчик, вроде едва-едва на ногах держится. Я ажно подумал, что на себе придется тащить. А он ничего так. Бодренько. Три дня по лесу. И по болоту. Тогда-то и приметил… в общем, я весь мокрый, уж на что оно привычно, а этот идет, байки свои травит. И посмеивается. Потом… потом довел. Передал из рук в руки. Бумагу подписал, что разглашать не стану. И забыл.
Он потряс головой.
- Хорошо забыл…
- А теперь вспомнил вот?
- Вспомнил. Знаешь… хороший пластун сродни зверю. Он не глазами видит. Нутром. И нутро-то я запомнил…
- Почему молчал?
- А ты меня спрашивал? – Тихоня потянулся. – Да и… не приглядывался я раньше особо. Смысл? Лютик… он был. Как прочие. Потом же оно ж не сразу до всего доходишь. Даже теперь вроде и… может, он. А может, не он. Разберемся. Возвращайтесь.
Сказал и отступил.
И растворился в темноте.
- Вот… же ж. Привыкнуть не могу, - Сапожник поежился. – Вы совсем вымокли. Сейчас… никогда еще не чувствовал себя настолько бесполезным.
Знакомо.
И возвращаться надо. Машина есть. До города недалеко. Там… тревогу. Тревогу уже подняли. И людей на поиски. Можно возглавить. Руководит. Хотя руководить он тоже не умеет. Вернуться… только…
Сила, бурлившая внутри, сжалась в ком, который раскрылся теплой ласковой волной, лишив на мгновенье способности дышать.
А в голове завибрировала, задрожала нить пульса, натянутая до предела.
Раз и…
Дышать.
Бекшеев заставил сделать вдох.
Выдох.
Стабилизация энергетических потоков. В насыщенном поле они проявляются ясно, как, пожалуй, никогда-то прежде. И видны перекруты, как и деградировавшие обрасти. Частично измененные… да, досталось ему изрядно.
Мысли были холодными. Расчетливыми.
А поток силы, заемной, выбродившей в крови, не собирался ослабевать. И Бекшеев сделал то, чему его учили. В теории. На практике никому пока не удавалось, но вот теория – дело иное.
Перенаправить.
Усилить нажим.
Пробить схлопнувшиеся каналы. И справиться с резкой оглушающей болью. Она поселилась там, под черепом, словно гвоздь вбили.
И не один.
Не отвлекаться. До конца. Изменить потоки, установить стабильные связи вместо исчезнувших. Уравновесить структуру.
И… вызывать окно.
Имена.
Даты.
Лица. Лица не нужны. Он снова способен обойтись без визуализации. А вот имена и даты. Точки проживания. Карта маршрутов. Сроки… и с учетом маршрутов установить периодичность. Раз в три-четыре месяца. Люфт допустимый, когда речь идет о людях.
Прибытие?
В Лозинск, это определенно сборная точка.
Лодка.
Тупик. Недостаток информации… или… мозг, снова получивший возможность работать в полную силу, спешил ею воспользоваться.
Карты.
Остров.
Береговая линия. Город. Порт. Рыбацкие поселки, которые слишком малы, но на местных картах отмечены. И хорошо, что Бекшеев не поленился полистать альбом. И еще карты.
Шахты.
Планы. Развитие. Отнорки. Все одно к одному. Разбуженный силой мозг складывает мозаику фактов, привычно цепляя один к одному.
И ничего-то он не забывает.
Таково свойство.
Вот и складывалось. Бумажки Отули. Старые наброски. Планы Сомова. Все складывалось.
Вход. Там, на берегу. И тот, что отыскал Мишка. Они от одной системы. И Бекшеев, кажется… понял. Если не про людей. С людьми ему до сих пор сложно. То про карты точно.
И когда окно схлопнулось, оставив ощущение пустоты и глухую тоску по своему утраченному всемогуществу, он привычно вытер кровь из носа.
Закрыл глаза, пытаясь осознать себя в пространстве. И сказал:
 
- Надо… идти.
Рядом ощущался человек. И этот человек помог удержаться, потому что тело, отвыкшее от погружений, норовило завалиться набок.
- Надо идти, - четче повторил Бекшеев и глаза открыл. Поморщился, потому что тьма вдруг отступила. И лес стал прозрачен. Черные дерева выделялись на синем бархате неба.
Чрезмерная чувствительность.
Норма.
Еще четверть часа, и все вернется на круги своя. Но пока… Бекшеев вцепился в руку Сапожника.
- Надо… тут… недалеко. Вход. Должен быть.
Если его не завалили.
Впрочем, тогда будет второй и третий. С высокой долей вероятности. Разум не может знать, но он может сопоставить текущие факты. И неравномерность напряжения силового потока.
А поэтому…
- Вниз. В шахту… или… ты в город. А я сам.
- Хрен тебе, - мрачно сказал Сапожник. – Сам ты тут ляжешь. И… может, и вправду красиво помрем.
Он даже зажмурился мечтательно.
А Бекшеев спокойно повторил:
- Хрен тебе.
Помирать он точно не собирался.
Идти.
Легче сказать, чем сделать. Слабость – обратная сторона «окна». Естественная. Мозг в принципе весьма энергоемкий орган, а уж когда дар и разум работают на пределе. За одно «окно» аналитик может потерять до пяти килограмм.
И потом очень сложно не думать фактами.
Бекшеев не знал, сколько он потерял, но энергию израсходовал, кажется, всю. Заемную тоже. Потому что сейчас мокрая одежда ощущалась, как и холод, и то, что этот холод пробирался внутрь.
Мышцы дрожали.
Лечь бы.
Поспать. А лучше поесть, и потом поспать часов пару. Это правильно. Это нужно. А он… идет. Ноги проваливаются в мох и грязь, мхом прикрытую. В ботинках давно уже полно воды.
Колени подгибаются.
А он идет.
Уверенный… и не он один. Рядом идет Сапожник. Также молча. Упорно. Смешно. Столько лет притворяться…
- Ты не похож на… того, кто… с бумагами.
Дышать приходится часто. И воздух проходит внутрь со свистом, тоже ледяной. Но хоть дождь прекрастился, что уже радует.
- А…- а вот Сапожник рядом и идет легко. – Это как-то… само. Сперва, чтобы живым почувствовать. Сказали заниматься. Я и занимался. До края когда, когда мышцы горят от напряжения, тогда живой. Потом… репутация. Надо было поддерживать. Да и заняться тут больше нечем.
Хорошая причина.
- Тихоня… знаешь, у нас там тоже слухи ходили. Что есть у русских такой… человек, который не человек даже. Что придет и убьет.
Хрустит ветка под ногами, а сверху сыплется вода. Ледяная.
- Вроде страшилок. Только для взрослых… и я вот думаю… не думал раньше, а теперь… еще когда только война началась, то коллега мой… - он скривился. – Должен был на повышение пойти. А он уснул в ванне. И сердце… схватило. Смерть расследовали, конечно. Несчастный случай. И мне дали его место. Я поднялся… а потом еще раз… тоже что-то такое. Может, конечно, случайность. Но слухи были… и что у него задача – до императора добраться. Думаешь, мог он?
- Не знаю. Мало данных.
В этом их слабость.
Данные.
Четкие. Ясные. И когда данных недостаточно, сессия просто пройдет вхолостую.
- Лютик… он… - Сапожник остановился и подал руку. – Продышись. И успокойся. Бежать все одно смысла нет.
Как и таиться.
Был бы здесь кто-то, их бы давно сняли. А значит, в лесу пусто. Странно, но Бекшеев чувствовал себя обиженным. Будто его сочли настолько бесполезным, что даже убивать не стали.
- Что с… Лютиком?
- Не скажу, откуда он взялся. Я тогда не особо в себе был. Первое воспоминание, что он мне носки сует. Вязаные. Такие, знаешь, толстые, колючие… у меня в детстве были похожие. Нянюшка заставляла надевать, особенно, когда простужался. Все говорила, что прогреюся, пропотею и легче станет. А тут снова… причем рябые такие. Ему старые вещи носили. Он распускал. И перевязывал.