Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

Женщина молодая и красивая.
А вот на этом снимке, где она в белом платье и с цветами, вовсе выглядит девочкой.
- Убили? – поинтересовался Сапожник.
- Нет. Ей. Письмо. Что умер. Ошибка там. Она и вышла замуж. Ник-Ник вернулся, а там уже и ребенок.
Погано, наверное.
Такое и представлять не хочется.
- Мда… - только и сказал Сапожник.
- Брак. Признали недействительным. По обоюдному заявлению. А второй её действительным. Он думал, что тоже женится.
Только забыть не смог. В этом дело? Фотографии напоминанием.
- А в церкви отказали развенчать. Для него важно. Он долго пытался.
- Можно ведь и без венчания.
- Гражданским, - кивнул Тихоня. – Он хотел.
Но не решился.
- Сказал тогда, что сам грешен, но если вдруг, то и женщину в грех ввергнет. И детей, если будут. Не хотел так.
Странно это.
Непонятно.
Не увязывается.
- Не в этом дело, - Сапожник вернулся на место. – Любил он её. Вот и придумал себе отговорку… может, даже сам толком не понимал, что делает. И почему так. Это ж удобно, сказать, что запретили. А потом с тоски и в петлю.
- Нет. Не сам, - Тихоня тоже смотрел на зеркало.
На снимки.
На женщину, которая улыбалась и выглядела такой счастливой, что просто тошно от этого счастья становилось.
- Думаешь?
- Он и вправду верил. А самоубийство – грех.
И…
Не Тихоня?
Кто еще знал, что Ник-Ник оказался таким вот верующим. Крест? Их многие носят, что по привычке, что потому как принято с крестом. А вот верить по-настоящему… и про жену бывшую.
Про остальное.
Тихоня, если бы это был он, промолчал бы. Разумно же. Наоборот, ему бы придумать слезливую историю, про то, как Ник-Ник бывшую любил и без неё маялся. Вот и домаялся до петли.
А ведь укладывается.
Женщины пропавшие… их выманивал, чтобы отомстить неверной. И убивал. Мишка, который случайно под руку подвернулся. Барский… Барский наверняка любил Никонова ничуть не меньше, чем тот Барского. Такие чувства как правило глубоко взаимны.
Вот и легко притянуть.
Сложить.
Легко и удобно.
Слишком легко. Слишком удобно.
- Тело надо будет перевезти ко мне, - Бекшеев поморщился. И вправду дом в мертвецкую превращается. Надо что-то с этим делать. – Дом опечатать…
Процедура давным-давно установлена.
- С соседями поговорить бы.
- Буря была, - Сапожник поднялся. – Его убили давно, стало быть, или в бурю, или сразу после.
И огляделся.
И Бекшеев тоже огляделся.
Буря.
Ветер. Дождь со снегом. Грязь. Кто бы ни пришел, он должен был бы оставить следы. А он…
- Убрался, сволочь этакая, - Сапожник пришел к такому же выводу. – Разулся… в сенях и разулся. Думаю, пришел незадолго до бури. Поэтому Ник-Ник и впустил. Здесь не принято оставлять людей на улице, когда буря идет.
- В сенях, - Тихоня вышел. – Разулся. Тапки… Ник-Ник не любил, когда кто-то босиком. Тапки были.
Тапок не было.
Тихоня нервно повел головой.
Не он?
Кто знал про эти вот тапки, которые вдруг исчезли.
Или… тапок не было?
- Ты часто у него бывал?
- Случалось. Иногда… ему хотелось. Поговорить. Спросить. Я тоже. Молчать тяжело. Нельзя в себе. Мозгоправ…
- Еще на учете?
- Нет. Два года. Сказали, сам справлюсь. Сказали, я ответственный. И лекарства принимаю.
- Успокоительные? Да ладно, мне вон тоже… три вида. И снотворное. Чтобы обрубаться без снов, - Сапожник осторожно убрал листы в планшетку. – А ведь вариантов немного, да? Ты. Или я… хотя из меня убийца, как из коровы балерина. Чай будете?
- Это место преступления, - счел нужным заметить Бекшеев.
- Да ладно… отпечатки пальцев? Снимем. Только будут они Ник-Ника. И его вон, если захаживал. Или остальных… но что с того? Может, сюда не один Тихоня и захаживал. Верно?
Тот дернул плечом.
И чайник сам наполнил. Вода текла тонкой струйкой, и звенела, ударяясь о дно.
- Кто у нас еще? Молчун, который уехал и не вернулся… Лютик тоже. Если, конечно, они уехали… ты их провожал?
- Нет. Медведь…
- Медведь, который не пришел, хотя двоих уже убрали. Кстати, тоже кандидатура…
…и вполне реальная.
 
Если так-то.
Да, тело он вниз не снес бы. Но если тело шло само? С ментальным подавителем и ребенок бы справился. Или женщина. Кто подумает на женщину?
Правда, Мишка выбивается. Ему сломали шею без всяких подавителей. Почему, к слову? Или… с собой в тот раз не было? Игрушка-то редкая.
И потерять можно.
И вдруг да кто увидит. Даже если не поймет, что видел, может вопросы начать задавать. А там… да, тогда подавителя не было. Убийство спонтанное. А вот сюда он шел намеренно.
Постучал.
Разулся.
Повесил плащ или куртку, или что там…
- Медведь не стал бы. Зачем ему? – возразил Сапожник, снимая с полки кружки. Две. И один стакан. Посуды мало. Жил Ник-Ник один. Но в гости кто-то да захаживал.
- Мало ли… у Барского имелись деньжата, все это знали. Да и он особо не скрывал. Вон, каждую неделю, считай, прогуливался в Лозинск, - голос Тихони зазвучал громче и уверенней. – А в отпуск и подальше куда. Не в столицу, но ездил.
- Мишка-то тут причем?
- Мишка клад нашел.
- Кто сказал?
- Все говорят. Он тратить стал много, - чай Тихоня насыпал из пачки. И чай дешевый, как и все-то в доме, включая клеенчатую скатерть с затертыми ягодами клубники. – Недавно. Откуда деньги?
Чайник закипал медленно.
И Бекшеев не мог отделаться от сюрреалистичности происходящего. Он собирается пить чай на месте преступления в компании двух потенциальных подозреваемых. А в соседней комнате, на полу, лежит покойник. Хозяин и чая, и дома.
- Камни, - сказал он. – Мишка нашел кристаллы альбита. Сдавал их через Барского, судя по всему. Собирался сбежать с острова. С… девушкой.
Упоминать имя девушки Бекшеев не стал.
Смысла в этом особо нет.
Чайник пыхнул паром, и Тихоня подхватил его, сняв голой рукой.
- У меня. Чувствительность. Снижена. Неправильная инициация, - пояснил он. – Ни холода, ни тепла. Ничего почти не ощущаю.
Мог ли он рассказать все то, что рассказал, просто чтобы отвести от себя подозрения?
Хотя… сложно как-то.
Или нет?
Не хватает. Информации. Опыта. С бумагами… другое. Все другое.
Сапожник подвинул к себе сахарницу и бросил в чай три куска. Подумал, бросил еще три.
- Тяга к сладкому, - пояснил он. – Если так… это надо со старым Шмейером поговорить.
- Кто это?
- Человек один… - Сапожник чуть поморщился. – Скупает… разное. И достать может. Тоже разное.
- Документы?
- И их. От отца дело перенял, а тот от деда… а дед вроде сперва при шахтах был, но как закрыли, то со свободными охотниками дело имел. Если кто и знает про кристаллы, то он. Но с Мишкой дела иметь не стал бы.
- Почему?
- На кой ему со старым Яжинским отношения портить? Нет, сразу бы донес…
Тогда понятно, зачем Мишке Барский.
- Я… не могу убить, - Сапожник поднял руку над столом, потом повернулся и вытянул. И вторую. И руки мелко-мелко затряслись. Сперва задергались кончики пальцев, потом ладони, а потом он, не выдержав, уронил их на колени. – Я иногда ложку с трудом удерживаю.
- Ломали? – осведомился Тихоня и сам себе ответил. – Потом сращивали. И опять ломали. Если часто и быстро сращивали, то нервы до конца восстановиться не успевают.
Надо же, а теперь он говорил почти и нормально, разве что тихо.
Сапожник кивнул.
- Допрашивали?
- Сперва. Потом… просто. Да и до того… я ж в штабе сидел. Да, вроде бы и при особом отделе, но в научно-исследовательской группе. Сперва. Потом перевели в группу стратегического планирования. Оно так хитро называлось, но по сути… там определяли территории под зачистку.
Тихоня хлебнул кипятку.
- Лагеря?
- И не только. Рабочая сила… структура. Возраст, чтобы не меньше и не больше. Пол. Физические кондиции. Причины для выбраковки. Планы выставлялись, сообразно которым необходимо было поставлять рабочие руки. Потом… потом те, кто подлежал ликвидации. Тоже расчет. Привоз. Нагрузка. Лагеря не должны переполняться. Как и пустовать.