Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

- Вот! – ему суют в руки письма. – Вот посмотрите!
Писем много. Они разложены в несколько стопок и перевязаны ленточками.
Антонина Весновская, мещанка, владелица небольшого доходного дома, который позволял ей вести жизнь вполне спокойную.
До определенной поры.
Почему она? Почему из всех разум зацепил именно её? Ну же!
Боль снова ослепила. И картинка сменилась.
- Не понимаю, что вы надеетесь найти, - мужчина высок, выше Бекшеева, но этим не гордится. Скорее уж он рост свой воспринимает как некую помеху или даже неудобство. И горбится, сутулится, силясь казаться ниже. Его кожа желтовата. И зубы тоже. Он жует табак. – Матушка уехала. Вестей от нее нет. Я и подал заявку, стало быть, чтоб мертвою признали. А то ведь как дела-то вести?
Евдокия Сапоцкина, купчиха средней руки, пара лавок в уездном городке. И снова. Почему она?
Почему?!
- Надо же, какие важные люди! – парень едва стоит на ногах. Он молод и пьян настолько, что с трудом держится на ногах. И соображает так же туго. – Леська? А чего Леська? Нетути!
Он разводит руками и от движения этого заваливается на зад. Падает и хохочет, мерзко и пьяно, настолько, что нервы у Бекшеева не выдерживают. Он приходит в себя, когда глаза парня уже закатываются. Он сам хрипит, сучит ногами и пытается разжать Бекшеевскую руку.
Слегка неудобно.
- А чего я… чего… - парня трясет и на Бекшеева он глядит с ужасом. И руку от шеи отнять боится. Так и замирает с этой вот, прижатою рукой. Дышит с присвистом, и от этого дыхания долетает перегар. – Да не знаю я, куда Леська поехала! Вот богом клянусь, не знаю!
Он широко и бестолково крестится.
- Это все Анька! С заявлением своим…
Анька – это его жена. Сухопара уставшая женщина, которая появляется позже. И лицо её кривится.
- Опять нажрался…
Парень же от этих слов вжимает голову в плечи и смотрит на Бекшеева с надеждою.
- Это про Леську спрашивают.
Леська или Алеся Викторовна Никанорова, мещанка тридцати семи лет. Незамужняя. Владелица двух квартирок и небольшой скобяной лавки, впрочем, весьма удачно расположенной.
- Уехала она, - Анька заваривает чай, какой-то совсем уж слабый. И пироги, помявшись, выставляет-таки на стол, пусть даже по лицу видно, до чего тяжело ей дается эта щедрость. – Уехала и сгинула. Вон уже, полгода минуло. А у меня срок выходит. Доверенности. Она точно где-то померла… и мне бы признать…
Она заглядывает в глаза Бекшеева с надеждой.
- Я… готова войти в положение, - эти слова даются с трудом. И Анька мнет платок, простой, сатиновый. – Но, понимаете, с делами же ж надо разбираться. Лавка. Квартирки опять же…
- Куда она уехала?
Сейчас Бекшеев снова помнит все четко. И красноватые эти пальцы со слоящейся кожей. Они кажутся покрытыми мелкою рыбьей чешуей. И трещины на них. Синеву ногтей, покрытых ярким алым лаком. Но неровно. Да и облупился он местами.
- Дык… женишок у ней был!
- По переписке, - соглашается Анька. – Я ей говорила, что это не серьезна.
- Письма сохранились?
И письма. И подарок. Про него вспоминает пьяненький парень, который явно лет на десять моложе своей жены. И та недовольно хмуриться.
- Был! – парень икает. – Точно! Ну помнишь, она же ж еще показывала! Хвасталась. А ты ворчала, что какой-то это подарок…
Он находится в шкатулке с ниткой жемчуга, парой золотых колец, явно слишком маленьких для Анны, и брошью-бабочкой.
- Присвоила, - парень икает. – Ну и стерва ты… а Леська все думала, что это горничная сперла. А выходит, что ты…
От зарождающегося супружеского скандала Бекшеев уходит, унося с собой письма и еще кристалл на цепочке. Камень и вправду выглядит странновато. На первый взгляд он кажется стекляшкой, причем мутной, как старый лед. Но стоило снять перчатку, коснуться, и внутри капли вспыхивают искры.
Красная.
Синяя.
И снова красная. Бекшеев добавил каплю силы, и внутри камня расцвели узоры.
…кристалл.
Феномен кристаллов альбита открыт в тысяча пятьсот тридцать четвертом году. Лейб-медик Его Императорского Величества.
 
Нет.
Не то. Слишком много данных. Он не способен справиться с большим объемом данных.
Бумага.
Нужна.
Кофр. Багаж не доставили. Надеялся. Бумага и доска. Встать. Нет. Остаться. Запомнить.
Когнитивные функции нарушены.
Вдох.
Выдох.
Успокоиться. Взять под контроль хотя бы сердце, пока браслет не сработал. Вот так. Адреналиновый хлыст обостряет восприятие и нужно пользоваться.
Бумага.
Нет бумаги. И грифельной доски нет. Он справится и так. Если дышать правильно. Глубокий вдох и медленный выдох. Очень медленный. Его учили.
Разрыв.
Возвращение в точку.
Кулон.
Альбест. Кристаллы. Природные или искусственные. Механизм синтеза… нет. Боковая ветвь. Нужно удержать разум на основной. Главное что? Главное, что с открытием свойств стоимость альбеста выросла. И долгое время кристаллы его, способные поглощать и сохранять магию, ценились куда дороже алмазов.
Все изменилось в начале двадцатого века, когда был открыт этот самый синтез в насыщенном поле. И сперва научились создавать кристаллы из альбестовой пыли, отходов производства. А уже потом, незадолго до войны, и создали полноценное производство.
С нулевого цикла.
Голова гудит. Скоро окно закроется. Проклятье. Пользоваться.
Кристалл. Подвеска дешевая, а вот кристалл натуральный. Так ему сказали. И лаборатория подтвердила. Состав специфический. Примеси.
Место добычи.
Дальний.
Шахты. Частная собственность. Первые находки. Альбестровая лихорадка. Добытчики. Поселенцы. Попытка Японии вернуть остров. Вооруженные столкновения и едва ли не война.
Вмешательство Его императорского Величества Николая.
И переход шахт под руку государства. Концессии.
Разработки.
Победные реляции о невиданном богатстве жил. Переселение. Строительство. Порт. Военные суда. Организация охраны.
Дальше.
Скорее.
Иногда собственный разум кажется на диво неповоротливым. Но Бекшеев пытается.
Годы.
Тысяча восемьсот пятьдесят третий. И первый отчет о снижении добычи.
Пятьдесят седьмой. И полномочная комиссия. Глубинная разведка. И заключение. Жила выработана. Вторая комиссия, на сей раз от института геологии. И под патронажем Особого отдела. Но заключение то же. Сам Вершинин спускается в шахты, где проводит четыре дня.
И составляет отдельное заключение.
Шестидесятые. Шахты закрываются. Южная. Большая. И третья малая. Две продолжают работать. Вывоз оборудования. Уход компаний. Военные остаются. И городок.
Рыбаки.
Альбеста нет, но есть рыба. Киты приходят часто. И люди задерживаются.
Бекшеев поморщился, ощутив, как то ненавидимое им состояние прилива, нормализуется. А ведь почти удалось. Почти понял…
Хотя на деле ничего-то нового.
Он потрогал нос, убеждаясь, что кровь-таки пошла. И теперь стекает по щеке. Щекотно. Он сдавил переносицу и открыл глаза. Мутит. Надо перележать немного. Погодить, пока отпустит.
Дверь отворилась беззвучно.
- Какао? – матушка поставила чашку на столик. – Знаешь, тут на кухне какао… понятия не имею, сколько ему лет, как и сахару, но слышала, что они не портятся.
А вода вместо молока – так и вовсе мелочь.
- Спасибо, - он закрывает глаза и убирает руку.
Её пальцы пахнут химией, и запах этот тревожит, заставляя сжаться.
- Увидел что-нибудь полезное?
- Скорее уж уверился, что связь есть, - он позволил её силе проникнуть внутрь.
- Ты это и так знал.
Знал. С того момента, как камешек на цепочке попал в его руки. Выяснить происхождение натурального камня просто. Природный альбест многое хранит в своей памяти.
А вот дальше не понятно.
Камень родом из Дальнего, шахты которого закрыты с полсотни лет тому. И судя по тому, что он прочел, их выгребли дочиста, даже пыль и ту собрали.
Тогда откуда?