Пленник ее сердца

Грифф смахнул белую пудру с ее плеча.
– Что это такое? Чем вы вся обсыпаны?
– Сахар, – сдавленно прошептала Полина.
Он поднес большой палец к губам и рассеянно его лизнул, но тут же скривился и едва удержался, чтобы не сплюнуть.
– Сахар вперемешку с квасцами, – поспешила исправить оплошность Полина.
– Странное сочетание. – Он вновь потянулся к ней.
Полина поймала себя на том, что подалась ему навстречу в предвкушении его прикосновения.
– Полина! Полина, кто это?
Полину словно отбросило назад, и она стремительно обернулась на знакомый голос. Из-за угла выглядывала Даниэла, и, поколебавшись всего мгновение, Полина поманила сестру рукой. Вместо того чтобы долго объяснять, почему она не может ехать с ним в Лондон, лучше дать возможность самому все увидеть и сделать выводы.
– Ваша светлость, позвольте представить мою сестру Даниэлу. Даниэла – это наш гость. Он герцог. Это значит, что ты должна сделать реверанс и называть его «ваша светлость».
Даниэла неуклюже присела и, с трудом ворочая языком, произнесла:
– Добрый день, ваша светлость.
Ей всегда было трудно говорить, когда нервничала, а уж когда приходилось общаться с незнакомыми, язык ее вообще почти не слушался.
– Герцог как раз собрался уезжать.
Даниэла снова послушно присела.
– До свидания, ваша светлость.
Полина пристально наблюдала за ним. Люди его круга отправляют своих умственно отсталых родственников в специальные приюты или запирают на чердаке, поручая слугам уход за ними. С глаз долой, из сердца вон, как говорится. И все же он не мог не догадаться, что Даниэла не такая, как все. Тут уж шила в мешке не утаишь.
Но какой бы ни была, она оставалась ее сестрой, а за сестру Полина готова любому глотку перегрызть. Сколько раз приходилось защищать ее от жестоких мальчишек, швырявших в нее камнями, сколько раз ловила она брезгливо-жалостливые взгляды, глотая обиду.
Вот и сейчас ее руки рефлекторно сжались в кулаки.
Едва ли он произнесет то, о чем подумал, увидев ее сестру, благородным господам не пристало произносить такие слова, как «придурковатая», «чокнутая», «тронутая», так ведь? Но какая-то реакция все равно последует. Даже те, кто относился к Даниэле по-доброму, все равно обращались с ней как со щенком или неразумным младенцем, хотя она уже вполне взрослая девушка.
Скорее всего герцог брезгливо подожмет губы или отвернется и сделает вид, словно ее здесь нет. Возможно, его передернет от отвращения. Хорошо бы, потому что в этом случае у нее будет повод разозлиться на него, и тогда она без сожалений попросит его убраться подобру-поздорову.
Но Грифф не оправдал ее ожиданий.
– Приятно познакомиться, мисс Даниэла, – сказал он ровным тоном, так, словно ничего необычного в девушке не заметил, и поднес ее руку к губам.
Полина в остолбенении наблюдала, как герцог – святые угодники! Герцог! – целует руку ее несчастной сестре. Господи, да за одно это она готова была ему душу отдать. Задаром. И никакие деньги не нужны. Влюбиться в него было бы непростительной глупостью.
Полина зажмурилась, лихорадочно пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, что ей в нем не нравится.
– Мою руку вы целовать не стали, – выдала она себя с головой, так и не придумав ничего лучше.
– Конечно, потому что знаю, где она побывала, – как ни в чем не бывало заявил Грифф.
Полина густо покраснела при намеке на то представление, что устроил ее отец.
– Это и есть та причина, по которой вы не хотите уезжать?
Полина кивнула.
– Да. Я не могу оставить ее, а она не может покинуть дом.
После недолгих размышлений Грифф обратился к ее сестре.
– Мисс Даниэла, я хочу ненадолго забрать Полину в Лондон.
Девушка побледнела, подбородок у нее задрожал, на глаза навернулись слезы.
– Я привезу ее назад, обещаю, честное слово. А герцог никогда не нарушает своих обещаний.
Полина скептически вскинула бровь.
Грифф пожал плечами, да и что тут скажешь: повод для скепсиса у нее есть.
– Скажем так, этот конкретный герцог не нарушит данного слова.
– Нет, – намертво вцепившись в сестру, взвыла Даниэла. – Не уходи! Я не хочу, чтобы ты уходила.
 
Они никогда не разлучались. Ни на одну ночь. То, что для него, как и для всех прочих, было временным, для Даниэлы казалось вечностью, вечностью страданий. Каждый миг без Полины для нее был наполнен мукой, она чувствовала себя несчастной, брошенной. Но как бы ни было плохо Даниэле без сестры, ради награды, что ждала их по окончании этого безумного эксперимента, Полина могла бы ее оставить.
Тысяча фунтов стерлингов.
С этими деньгами у них будет все. Они заживут своей жизнью, без отца, и это станет только началом. У них будет свой собственный домик и хозяйство. Они смогут выращивать кур и гусей, а для тяжелой работы нанимать мужчин. Если не транжирить, то на безбедную жизнь им хватит одних лишь процентов с этой суммы.
И она сможет наконец открыть свое дело.
Собственное дело. Несбыточная мечта. Как мечта маленькой нищенки о прекрасном принце. Полина знала, что такие мечты сбываются только в сказках, и все равно продолжала мечтать. Но тысяча фунтов делала мечту вполне осуществимой.
– Только тебя тут не хватает для полного счастья.
Голос герцога вернул Полину в реальность.
Мажор, старый сварливый гусак, отыскал своего недруга и, вытянув шею и раздувая грудь, с боевым гоготаньем, бросился на непрошеного гостя.
От воинственной птицы пришлось отбиваться сухой веткой, которая, к счастью, все еще была в руке.
– При таком дурном характере жить ему, видно, осталось недолго, – заметил Халфорд, удерживая гусака на расстоянии вытянутой руки.
– Вы ему не понравились, – заметила Полина. – А он у нас очень умный.
Мажор, отскочив в сторону, все-таки исхитрился и ущипнул Гриффина за сапог. Дуэль продолжалась: герцог против гусака.
Халфорд занял классическую оборонительную позицию фехтовальщика, выставив одну ногу вперед. Роль рапиры выполнял сук.
– Предупреждаю: я заберу твою печень, – заявил он, с изрядным изяществом вращая импровизированной шпагой.
Гусак в долгу не остался, и пусть его ответ для человеческого уха казался набором звуков, угрозу в нем не услышал бы разве что глухой.
Прижавшись к сестре, Даниэла уже не плакала, а хихикала.
У Полины отлегло от сердца, и она попросила:
– Дорогая, загони Мажора в птичник, пожалуйста, а потом возвращайся к нам.
Раскинув руки в стороны, с грозным шипением Даниэла пошла на гуся, и Мажор покорно отступил. Как только она оказалась достаточно далеко, чтобы не слышать их разговор, Полина, скрестив руки на груди, повернулась к герцогу лицом:
– Если я соглашусь… если поеду с вами, вы вернете меня домой через неделю?
– Через неделю? – Грифф отбросил палку в сторону. – Нет, это для меня неприемлемо.
– Но неделя – это все, на что я могу согласиться. У нас с Даниэлой есть одна субботняя традиция, которую я не могу нарушить. Если я пообещаю ей вернуться в следующую субботу, она будет знать, что я уехала не навсегда. – Он молчал, и Полина добавила: – Уверяю вас: одной недели хватит, чтобы ваша матушка убедилась в моей полной безнадежности.
– О, в этом я как раз нисколько не сомневаюсь! Что ж, ладно, пусть будет неделя, но уезжаем мы немедленно.
– Как только попрощаюсь с сестрой.
Она обернулась и увидела Даниэлу, уже возвращавшуюся из птичника.
– Мне нужна монетка в одно пенни, – попросила Полина. – Скорее! Дайте мне пенни.
Он порылся в кармане и, вынув монету, положил ей на ладонь.
– Но это не пенни, а соверен.
– У меня нет мельче.
Она закатила глаза.
– Ох уж эти герцоги! Сейчас я вернусь.
Полина отвела сестру в сторонку, стараясь ничем не выдать волнение, чтобы не растревожить ее, и пытаясь держаться как можно увереннее. Только так она могла внушить Даниэле, что уговаривать и просить бесполезно. Стоит сестренке заметить трещинку в ее решимости, и слезы неизбежны. Как всегда, Полине должно хватить характера на них обеих.