Оранжерейный цветок (ЛП)
Наступает долгая пауза. Думаю, Дэйзи пытается подобрать верные слова. В итоге она останавливается на этих: — Спасибо, Райк, — она произносит мое имя с такой искренностью и глубоким чувством. — Я серьезно.
— Знаю.
— Мне нужно собираться и ехать на макияж и укладку. Позвоню тебе позже?
— Я отвечу.
Тебе отвечу при любых, черт возьми, обстоятельствах.
17. Дэйзи Кэллоуэй
Стилисты и рекламные агенты с рациями мечутся за кулисами с бешеными глазами. Я же сижу с еле открытыми глазами. Тру руками свои сухие от недостатка сна глаза.
За кулисами толпятся модели, спеша надеть свои наряды. Я сижу в кресле, пока стилист накручивает мои длинные и светлые волосы и замысловато их укладывает в форме огромной ленты. Мои волосы становятся все тяжелее и тяжелее с количеством лака и заколок для волос на голове.
После того как она заканчивает, я подхожу к вешалкам и нахожу свой наряд. Иными словами — это черная плотная ткань, задрапированная в форме банта. Ага, платье — гигантский бант. Я бант, серьезно, и мои волосы тоже бант с лентой.
Я начинаю раздеваться, чтобы надеть это платье.
— Дамы из коллекции «Havindal», поторопитесь!
Ой-ой. Найти рукава не так-то просто, даже если я уже примеряла это платье. А на поиск горловины уходит вообще десять минут.
Я стою рядом с Кристиной, у которой дела идут не лучше. Она пытается влезть в пару серых брюк — часть образа вместе с блузкой в виде банта, висящей пока на вешалке возле девушки. Когда она надевает правую штанину, ткань внезапно рвется.
— О, нет, — говорит Кристина, широко распахнув глаза. Она вертит головой из стороны в сторону, пытаясь понять, видел ли кто. — Что же мне делать? — ее покрытые веснушками щеки заливаются краской.
Дизайнер — эксцентричная худощавая дама — прищуриваясь, осматривает каждую модель оценивающим взглядом.
— Снимай их, — говорю я Кристине прежде чем она разрыдается. Я останавливаю стилиста, которая только что сделала мне прическу, и указываю на дыру, пока ее не заметила дизайнер.
— У меня есть швейный набор за моим рабочим местом. Стойте здесь, — говорит она нам.
Кристина стоит в бра и трусиках-тонга нюдового цвета. На мне одежды не больше. На самом деле, у меня нет даже лифчика, потому что мое платье-бант оголяет часть груди сбоку. Моя грудь болит до сих пор от покушения Йена на мой сосок. Мне даже пришлось замазывать консилером засосы. В глаза они не бросаются, так что мне никто ничего не сказал.
Люди стараются не смотреть как мы переодеваемся, плюс большая часть команды за кулисами — женщины. Но когда я поднимаю глаза, замечаю пару мужчин у двери.
У одного из них есть камера.
Мое сердце начинает колотиться в бешеном темпе. Камера. Я замираю, мои конечности немеют. Им запрещено находиться здесь. С камерами.
Когда мы переодеваемся.
Хотя, может быть, все в порядке. Их же никто не выгоняет. Не то чтобы мы не привыкли быть голыми. Я имею в виду… я ещё не снималась обнаженной, даже при том, что я уже могу сниматься топлес, так как мне уже восемнадцать. Я просто не хочу, чтобы весь мир видел мою грудь, неважно высокая это мода или нет.
Что если эти мужчины — папарацци и они надеются сфоткать меня для журнала.
Нет, это неправильно. Я бросаю взгляд на Кристину, ей всего пятнадцать, она невинна и вообще новичок в этой сфере. Я была такой же три года назад. Тошнота подкатывают к горлу. По моей коже пробегает холодок, и я инстинктивно закрываю собой Кристину. Я не хочу, чтобы она попала на фото, если папарацци постараются заснять меня. Я закрываю ее от мужчин, которые нарушили, как я всегда думала, «священную» линию, отделяющую зрителей и моделей. Кажется, здесь нет никакой границы. Каждый может увидеть все мое тело.
Не люблю это мерзкое чувство.
Кристина возится со своей блузкой, глаза на мокром месте. Она считает, что из-за порванных штанов ее выходу на подиум конец.
Я уже разобралась со своим платьем-бантом и надела его.
— Давай помогу, — я помогаю ей надеть блузку со слишком большим количеством петель и оборок. Тем временем я продолжаю оглядываться на парней, мой зад прямо перед их объективами.
Камера щелкает.
Со вспышкой.
Они сфотографировали меня. Не обнаженной, но здесь находится пара девушек, которые все еще переодеваются. Они не спросили разрешения сделать эту фотографию. Может быть, ещё год назад я бы этого не заметила. Может, просто проигнорировала данную ситуацию. Сейчас же мне хочется накричать на фотографов, однако суматоха за кулисами отвлекает меня.
— Двадцать минут! — орет женщина с планшетом. — Модели, выстраиваемся в линию. В линию!
Как раз в тот момент, когда Кристина уже надела блузку и начала поправлять волосы, приходит стилист с заштопанными брюками.
Я чувствую, что камеры направлены на меня. Щелчок.
Стилист поправляет мои волосы, которые я немного растрепала, когда надевала платье. Оно такое тяжелое, кажется, весит все десять килограмм.
— Те парни, — говорю я ей, пока она поправляет выбившуюся прядь у моего лица, — им нельзя здесь находиться.
— Кому? — она оглядывается по сторонам, но не видит их. Они прямо там. Они стоят не так далеко и делают фотографии всех моделей, не только меня одной. Мое сердце бешено колотится.
Вероятно они просто напишут статью о Неделе моды и вставят несколько закулисных фотографий. Все в порядке.
Но мне так не кажется. Моя стоимость меньше, чем стоимость дизайнерской одежды. Я всегда это знала. К платью относятся с большей человечностью и привязанностью, чем ко мне. На одной из съемок мне пришлось простоять четыре часа без перерыва в бассейне.
На улице было -1 С.
Бассейн был без подогрева.
И мне на тот момент было всего четырнадцать.
Однако платье стояло у них в приоритете: — Будь аккуратна с платьем, Дэйзи. Оно не должно касаться воды.
Тогда какого черта фотографу взбрело в голову устроить съемку в бассейне зимой?!
Это был один из многих неприятных опытов в моей модельной карьере. Мне повезло, что моя мама находилась рядом и присматривала за мной. Но большую часть времени она где-то пропадала, чтобы наладить связи с дизайнерами. Иногда ее присутствие совершенно не имело никакого значения.
К тому времени, когда дизайнер подходит ко мне, я уже истощена и вымотана. Она внимательно смотрит на то как платье сидит на мне, облегает ли оно там, где нужно.
— Нет, — вдруг говорит она.
— Что? — мои плечи опускаются, а мой живот журчит так громко, что все это могут услышать. — Что не так?
— Все! — кричит на меня дизайнер. Я вздрагиваю. — Ты набрала вес с момента нашей последней встречи.
— Нет, это не так, — отвечаю я. Мой пульс резко учащается. Я не набрала. Я знаю, что не набрала.
— Мы можем измерить ее, — предлагает стилист.
— Это неправильно, — дизайнер дотрагивается до рукава. — Оно на тебе не сидит, — эта дама пытается поправить платье, но мне кажется, оно и так на мне нормально сидит. Я не понимаю, как моя голова должна переместиться так, как указывает дизайнер. На примерке ее все устраивало.
— Нет-нет-нет, — она щипает меня за тонкую талию, затем ее руки опускаются на мою попу. Она натягивает ткань вниз, а затем сжимает мой зад. — Слишком туго. Ее бедра огромные.
Я пытаюсь улыбаться и терпеть тот факт, что дизайнер трогает меня везде, где ей заблагорассудится, даже в тех местах, где мне бы не хотелось.
Я не ела нормальную еду уже несколько дней. Я не понимаю, как я могла набрать хоть грамм. Просто дизайнер меня не любит. Видимо, я чем-то ее оскорбила.
— Мне нужна другая модель, — заявляет она. — Подготовьте ее, макияж, прическу. Сейчас же.
Мои глаза округляются: — Подождите, позвольте мне все исправить, пожалуйста. Не выгоняйте меня с показа, — за эту неделю я прошла по подиуму несколько раз, но увольнение даже с одного показа вызовет недовольство у моей мамы.