Враги за рубежом (ЛП)

— Доброе утро, — с легкой улыбкой говорит он.
Проклятье. Думаю, Ной видел, как я бежала.
— Привет.
Его взгляд падает на мою тарелку. Его лицо принимает озабоченное выражение.
— У тебя тут… довольно много сиропа. Он стекает по бокам.
— Да. Кажется, повар на меня запал.
Неважно, что повару, о котором идет речь, где-то около семидесяти.
Ной притворяется, что подавлен.
— Черт. Жесткая конкуренция.
Так приятно смеяться без необходимости сдерживать смех.
И Ной, должно быть, чувствует то же самое, потому что смотрит на меня с явным удивлением.
— Мне нравится слышать, как ты смеешься.
— Ну, тебе повезло — ты веселый парень. Это то, что больше всего меня в тебе привлекает.
Ной самоуверенно вскидывает бровь.
Я таращусь на свою еду.
— Ты тоже забавная.
С таким же успехом мы могли бы признаться друг другу в любви, насколько серьезно это звучит.
— Так у тебя есть план на субботу?
Ной вытирает рот салфеткой, затем откидывается назад.
— О да. У меня уже все расписано.
— Расскажи.
— Я взял напрокат мопед с коляской. Ты поведешь, а я, разумеется, поеду на заднем сиденье. Ужин будет романтичным. Свечи. Десять блюд. Рядом с нашим столиком будет стоять человек — очень близко — и все время петь что-нибудь из итальянской оперетты. Если ты попытаешься встать, чтобы пойти в туалет, он последует за тобой.
— Звучит хаотично. Я за.
— Доброе утро! — говорит Эшли, садясь рядом со мной. — Что за событие? Мне кажется, я никогда не видела, чтобы вы двое по доброй воле сидели за столом вдвоем. Да еще и улыбаетесь? Они подмешали что-то в сироп или типа того? Вот почему у тебя его так много, Одри?
— Мы? Мы просто два друга, наслаждающиеся дружеской трапезой. Разве не так, Ной?
— Конечно. Друзья.
— Я рада, что вы сейчас улыбаетесь, потому что, по слухам, сегодня и завтра мы пробудем в Ватикане. Восьмичасовые экскурсии, оба дня. Нас разделят на две группы.
Скажите, что это не так!
Если бы мне хотелось самостоятельно отправиться на экскурсию в Ватикан, не спеша, наслаждаясь всеми творениями Микеланджело, не сомневаюсь, что мне бы понравилась каждая секунда этой поездки. Я была бы потрясена и вдохновлена. Я бы уволилась из Линдейл и занялась своим законным призванием женщины искусства. Я бы перешла в католицизм. Купила кружку с лицом Папы.
Но это не итальянские каникулы вашей бабушки. Это учебный лагерь. Нас разделили на группы, и угадайте, кто оказался с Ноем? Не я. Лоренцо хочет, чтобы между школами было больше смешения, чтобы ученики лучше узнали друг друга, «увидели, как живет другая половина», и это значит, что мы бедные? Поэтому он распределяет группы 50 на 50. Меня определяют в группу А с Эшли, а Ноя — в группу Б с Лоренцо и Габриэллой.
К полудню пятницы мы уже едва держимся на ногах.
Ничто не могло подготовить нас к огромному количеству людей, которые стекаются в Ватикан в летний сезон. И разве вы не знаете? Эти четверг с пятницей — в Риме самые жаркие дни в году! Какая удача!
И да, хотя Ватикан не похож ни на что, виденное мною прежде — искусство и архитектура величайшего масштаба, даже когда они маячат прямо у вас перед носом, — я не смогла по-настоящему отойти и оценить все это. Я слишком боялась, что один из моих учеников каким-то образом безвозвратно запятнает древнюю историю. «Упс, я пролил свой «Гаторейд» на эту БЕСЦЕННУЮ ФРЕСКУ».
Все это время я была на взводе.
В пятницу вечером, убедившись, что дети устроились на ночь, я приняла смехотворно долгий душ, помыла голову и смыла весь пот. Желая побаловать себя, я надеваю свою лучшую пижаму — шорты и майку, которые кто-то подарил Кристен на девичнике, но они ей не подошли, поэтому она передарила их мне. Они неприлично роскошные и дорогие. 100 % шелк. Я распускаю волосы и мажусь увлажняющим кремом, пытаясь бороться с солнцем, атакующее меня с тех пор, как мы приехали в Рим.
Выйдя в коридор, я смотрю под дверь Ноя, но свет не горит. Он куда-то ушел без меня. Ну и ладно.
Я захожу в свою комнату и плюхаюсь на кровать. Клянусь Богом, никогда не было лучшего чувства. Никогда.
 
Я читаю там в течение получаса или около того, прежде чем входит Ной и закрывает за собой дверь.
Он тоже только что принял душ. На нем серые треники, от которых мне хочется прикусить нижнюю губу, и обтягивающая мышцы белая футболка. Он не должен выглядеть так сексуально, как сейчас. Это преступно.
Я бросаю книгу на колени.
— Мы так друг к другу привыкли, что даже не стучимся? Я могла бы быть голой.
Ной медленно расплывается в улыбке, словно я только что вложила в его голову восхитительно подробный образ. Который он захочет сохранить на потом. Затем он поднимает невзрачный белый бумажный пакет и вертит его пальцами.
— Я принес нам кое-что, чтобы снять напряжение. Подумал, что нам это не помешает после того, что мы пережили за последние два дня.
— Правда?
Ной отталкивается от двери и подходит к моей кровати. Я сажусь, с любопытством наблюдая, как он открывает пакет и наклоняет его, чтобы я могла заглянуть внутрь.
«Боже мой».
Я смотрю на него, как на сумасшедшего.
— Где ты это взял?!
Он отвечает с дрянным итальянским гангстерским акцентом:
— Вниз по улице. Я знаю одного парня.
— Ты шутишь? Ной. Тебя могли поймать! Как ты протащил это мимо детей? Они могли учуять запах, и тогда мы оказались бы по уши в дерьме.
— Ну да, ты умеешь хранить секреты или нет?
Жестом прошу его снова показать мне, что находится в пакете, просто чтобы я могла еще раз понюхать, чтобы убедиться, что он купил то, о чем я думаю.
— Это легально?
— Наверное, нет. У себя дома в Штатах ты такого не найдешь. По крайней мере, не такого качества.
— Ладно, быстро. Иди проверь, заперта ли дверь.
Тем временем я поправляю подушки, чтобы мы могли сидеть бок о бок на моей кровати спиной к стене. Ной снимает обувь и забирается рядом со мной. Мы оказываемся бедро к бедру, он смотрит на меня, ожидая подсказки. Я киваю, давая ему понять, что можно начинать. Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.
Ной погружает руку в хрустящий пакет, затем медленно, медленно он достает настоящую итальянскую канноли с точностью хирурга, деликатно извлекающего из пациента донорскую почку. Речь идет о поджаренном, хрустящем тесте, начиненном сливочной начинкой из сыра рикотта, сахара и шоколадной крошки. Ной бережно берет его в руку и протягивает мне, давая попробовать первый кусочек. Я жадно откусываю с одного конца, закрываю глаза и смакую все до последней крошки.
Мой стон — сексуальный.
Я никогда в жизни не пробовала ничего более сладкого.
Я смотрю, как Ной откусывает кусочек. Он тоже испытывает внетелесный опыт.
— Вкусно, да? — спрашивает он, прикрыв глаза.
— Очень вкусно. Дай мне еще.
— Полегче! Ты почти оторвала кончик моего пальца.
Затем снова наступает его очередь.
— Эй! — я хватаю его за бицепс. — Ну же! Ты только что съел половину.
Мы в считанные секунды приканчиваем десерт. Мне кажется, что мы даже не жевали. Заглянув в пакет, я убеждаюсь, что мы смели все до последней крошки, затем Ной сворачивает его в тугой шарик и бросает, как баскетбольный мяч, в мусорную корзину у моего стола.
Мы остаемся на моей кровати, бедро к бедру, плечо к плечу. Ной, я и мой маленький голубой кролик. Никто из нас не произносит ни слова. Воздух становится густым от напряжения. Похоже, этим десертом мы не до конца утолили аппетит, и теперь оба думаем о том, чтобы съесть еще один.
У меня на пальцах и губах размазаны кусочки рикотты и сахара, и, пока Ной смотрит, я их слизываю. Я, конечно, могла бы взять салфетку, но зачем упускать такую возможность?
Бедняга вот-вот сорвется. Штаны становятся ему тесны.
— Ты прав. Это помогло снять напряжение, — говорю ему я.