Пионерский гамбит (СИ)

— Так тут еще до войны же лагерь был, — Марчуков махнул куда-то в сторону «жилой» части для персонала. — Потом построили новые корпуса, а старые так и остались стоять забитыми, — Марчуков перешел на громкий шепот. — Говорят, это все не случайно получилось! Там в старой столовке работал один повар, который в голодный год там резал бродяг и кормил их мясом детей!
— Ой, не свисти, — Мамонов хохотнул. — Ладно, давайте туда сходим. Кирюха не был, ему интересно будет. Это мы уже там все облазили.
На самом деле, далеко идти не пришлось. Я даже удивился, что не обращал раньше внимания не эти стены за деревьями. Заброшенных корпусов было всего два. И заросший квадратный фундамент чего-то более просторного. Два корпуса были меньше, чем наши отряды, зато не деревянные, а построены из кирпича, стены толстые, окна маленькие, крылечки из надежных таких деревянных досок, даже перила не сломались. Белые стены, синие рамы, сетекла покрыты толстым слоем пыли, но большая их часть еще целые. Дома стояли входами друг к другу, а между ними все еще были заметны следы от бывшей костровой площадки. Вот тут явно стояли скамейки в круг, а на проплешине в центре до сих пор трава растет не особо густо.
Старый фундамент чего-то более просторного был на небольшом отдалении.
— Ну вот, а ты говоришь свищу! — Марчуков прошелся по бетонному краю старого фундамента. — Вот тут и была столовка, где тот повар...
— А бродяг-то он где брал, по-твоему? — Мамонов зевнул.
— Тут неподалеку была тюрьма! — выпучив глаза начал рассказывать Марчуков. — И беглых зеков прикармливали. А даже в тюрячку записочки передавали, что, мол, будете бежать, приходите к нам, у нас на кухне всегда есть для вас хлебушек.
— Как голубей прямо, — хмыкнул я и тоже залез на бортик. Строительного мусора особенного не было, похоже, постройку или разобрали, или уже растащили все кирпичи и доски, которые тут были.
— Ага, — Марчуков спрыгнул внутрь, под его ногами захрустели куски штукатурки, которых не было видно из-за высокой травы. — А потом им в еду подсыпали снотворное, и они такие — уээээээ! — и отрубались. А повор такой подкрадывается с воооот такенным ножом и — хэк! — голову долой.
— А снотворное у него откуда было? — спросил я.
— Да ты чтооо, не знаешь?! — Марчуков сделал большие глаза. — Снотворное было для детей, чтобы они по ночам и в тихий час спали, а не носились как бешеные. А в столовой оно стояло, потому что нельзя же так просто давать детям таблетки... Вот их в еду и подмешивали!
— Свистишь, — не очень уверенно сказал Мамонов.
— Да зуб на сало, мне дедов дружбан рассказывал, а он директором лагеря работал!
— Марчуков наклонился и вытащил из травы отбитое горлышко бутылки. — Эх, так блеснуло, а я думал золото.
— Откуда здесь золото? — спросил я, но потом сразу замахал руками. — Нет-нет, Марчуков, молчи! Я знаю, ты сейчас расскажешь, что здесь когда-то держали пленных беляков, и кто-то зарыл здесь клад, но найти не смогли, потому что призрак Колчака бродит вокруг и сбивает всех с толку.
— О... — Марчуков замер, глаза его заблестели. — А призрак Колчака — это интересная идея...
— Так мы будем прятать, что нам там надо? — спросил я и повернулся к двум бело-синим домикам, стоящим друг напротив друга. — Там еще надо карту же рисовать...
— Да ерунда, можно прямо здесь и спрятать! — Марчуков зашвырнул зеленое бутылочное горлышко куда-то в кусты.
— А что в дом не хочешь лезть? Боишься? — я прыгнул в Марчукову и схватил его за руку. — Вдруг там призраки тех пионеров, которые выпили снотворное и не проснулись, а? Скрипят кроватями и пытаются утащить любого пришедшего в царство ночных кошмааааров!
— Ой, да ладно! — Марчуков встряхнулся и насупился. И сразу стал похож на рыжего обиженного воробушка. — Ничего я не боюсь! Можем даже на чердаке спрятать, где гроб стоит!
— Не подловишь больше, — я показал Марчукову язык. — Полезли уже внутрь. А... Подождите, а карту-то как оформлять?
— Можно не карту, а шифровку, — Марчуков перелез через фундамент и стряхнул с голых коленок налипший мусор. — Идти до корявого дерева, в которое ударила молния, потом искать на земле знаки и идти по ним. Клад под третьим камнем справа, синяя птица смотрит на него сверху. Ну, или как-то так.
 
— И стрелки на земле шишками выложить? — спросил я, поднимаясь на крыльцо.
— Можно и шишками, — ответил Марчуков. — Там не забито на самом деле. Просто доски сверху. Если подергать, то откроется.
— Свистишь? — усмехнулся я и продолжил, передразнивая Марчукова. — Дергай сильнее, зуб на сало там открывается! Ногами лучше упрись!
— Да не, зуб на са...
Я взялся за одну из прибитых к двери досок и потянул. Дверь скрипнула и неожиданно легко открылась.
— А... — Марчуков склонил голову на бок. — Я только хотел сказать, что там в одном окне рамы нет, и мы через него обычно залезали, но...
— Может и раньше было открыто, просто мы не проверяли, — сказал Мамонов, заходя в корпус следом за мной. Внутри пахло пылью и было сумрачно. Через пыльные стекла свет внутрь проникал, но окна были совсем уж маленькие. В коротком коридоре стояли полки для обуви, намертво приколоченные к полу. Их даже красили явно уже после того, как прибили. Дальше домик был поделен на две комнаты — одна большая, одна маленькая. Маленькая когда-то была раздевалкой или чем-то вроде. На полу след от отломанных полок, на дальней стене — вешалка из доски с набитыми на нее деревянными грибочками. И лестница к люку в потолке, на чердак.
А в большой комнате стояла одна кровать с насквозь проржавевшей сеткой. Шарики от спинки были откручены. В углу была свалена куча какого-то хлама, посередине лежал недорисованный плакат с узнаваемым профилем Ленина. Кто-то явно талантливый рисовал. Широкими мазками. Буквы тоже были, но из-за слоя пыли их контуры, прорисованные только карандашом, были почти незаметными. Но несложно было угадать, что там написано «Слава КПСС!»
— А тут еще тумбочка раньше стояла, мы в прошлом году там краски нашли засохшие и оловянного солдатика, — сказал Марчков, останавливаясь рядом с окном. — И вон там еще галоши валялись, здоровые такие, как на слона!
— Похоже, один домик для мальчиков, другой для девочек? — я выглянул в окно сквозь покрытое пылью стекло.
— А мы во втором не были, там еще и окна заколочены! — Марчуков почесал в затылке. — Я думал секретку в тумбочке спрятать, она так хорошо стояла. Но кто-то унес.
— А что там с гробом на чердаке? — спросил я.
— Интересно... — Мамонов подошел к куче пыльного хлама. Похоже, это были ветхие покрывала или шторы, которые тут когда-то на окнах висели. Сверху валялось несколько консервных банок. — Банок тоже здесь раньше не было.
— Ну явно кто-то был после нас, что такого-то? — Марчуков сделал шаг к выходу. На лице появилось... ну... не то, чтобы беспокойство, но какая-то его тень. — Мы же в июне были.
— Банки будто совсем недавно вскрыли, — Мамонов поднял одну из них, но сразу бросил и вытер пальцы о штаны. — Даже не засохло еще!
Я тоже взял банку. Покрутил в руках. «Говядина тушеная», желтые буквы на оранжевом фоне по кругу. Внутри круга — черно-белое фото коровы. Действительно, недавно вскрыто. Я, конечно, не эксперт, но если бы она тут долгие годы провалялась, то выглядеть она должна была бы иначе.
— Значит, тут кто-то живет? — спросил я и повернулся к Марчукову. — Что там у нас говорят байки на этот счет?
— А может, ну его, а? — Марчуков сделал еще один шаг к двери. — Тут, если что, тюрьма и правда есть...
— Тогда тем более надо выяснить, что тут такое! — сказал я и шагнул в сторону лестницы на чердак. — У нас вообще-то пионерский лагерь, нефиг тут делать всяким бродягам. Ну что, вы со мной? Или я сначала один на разведку?
  
Глава 26
 
Чердак явно был жилой. Кто-то старательно почистил его от пыли и хлама и даже навел некоторый уют.
— О, вот она, та тумбочка! — почему-то громким шепотом проговорил Марчуков, выглядывая у меня из-за спины.