Варяг. Мечи франков (СИ)

— Богатая земля, — проговорил Рёрех, глядя на зеленеющие поля. — Понятно, почему здесь воюют. Есть что завоевывать.
— Такую землю не завоевывать надо, а защищать, — буркнул Сергей. — Урожаи вдвое, а то и втрое от наших, а у смердов животы к позвоночнику присохли.
— Это не смерды, а холопы, — внес поправку Траин. — Свободный не стал бы такого терпеть. Сбежал бы в лес. Вот в тот хотя бы, — сын ярла махнул рукой в сторону опушки.
— Жюст! — окликнул Сергей француза. — Почему здешние крестьяне в лес не бегут?
— Так нельзя в лес! — Жюст явно удивился. — Это же графский лес. Здесь даже хворост на опушке собирать нельзя — вздернут!
— А зачем графу хворост? — удивился Траин.
— Графу — ни за чем. Но не положено. В этом лесу граф на оленей охотится. Или на кабанов. Их вообще бить нельзя. Даже если поля травить начнут.
— Как это? — Теперь даже Рёрех удивился. — Они его урожай жрут, а он терпеть должен?
— Он должен егерям сообщить, — пояснил Жюст. — А те — графу… Только мало кто сообщает.
— Почему? — спросил Сергей.
— Так от охоты вреда больше, чем от кабанов будет. Эти все поле конями вытопчут. И не одно. Хорошо, если потом один колосок из пяти останется. А кабанов можно шугануть втихую. А иной раз и поросенка какого того, — Жюст сделал вид, что вгоняет нож. — Только незаметно. Узнают егеря — повесят.
Варяги переглянулись. Теперь окрестный пейзаж уже не казался таким… благостным. А примыкающий к полям лес, лиственный, зеленый, южный, оказывается, таил всякие сюрпризы: кабанов, егерей…
— А откуда ты это все знаешь? — спросил Траин по-нурмански.
Жюст понял. Язык «северных исчадий» не так уж отличался от германского.
— Так я сам из крестьян, — пояснил он. И добавил с грустью: — Был, пока люди архиепископа не забрали нашу землю за долги.
Далее последовала короткая печальная история о том, как сначала некие вояки, причем французы, а не викинги, ограбили их деревню и порубили садовые деревья для собстенных нужд, потом солдаты короля Эда, который был королем до Карла, забрали все зерно, которое не удалось припрятать. Потом… В общем, в итоге землю, на которой обитало семейство Жюста, «унаследовал» архиепископ, и спустя полгода вся деревня оказалась у прелата в кабале. Кроме Жюста, который хоть и был совсем сопляком, но понял, что крестьянский труд в подобных условиях не для него, и сбежал. Лет семь он кое-как выживал: батрачил, крал, что плохо лежит. Однажды угодил в рекруты, но ухитрился дезертировать, пристал к шайке разбойников, но тоже успел смыться до того, как их изловили и повесили. Но через два года все-таки попался и непременно сплясал бы с конопляной подругой, если бы не варяги.
— А я-то думал, наши соседи-нурманы разорили эту щедрую землю, а оказывается, здешние и без нурманов прекрасно обходятся, — резюмировал Рёрех, выслушав историю их переводчика.
— Если бы местные не гадили друг другу, а жили в мире, то никакие враги им были бы не страшны, — сказал Сергей. — Вспомни ромейские корабли. И их катафрактов. Прикинь, сколько зерна надо, чтобы стольких воинов в железо одеть, обучить, да еще и на таких коней усадить. А они могут, ромеи, потому что у них земли не хуже этих. А людей еще больше, что тоже важно. Пшеница сама себя не вырастит. Так что, пока они меж собой не задерутся, ни мы им не страшны, ни нурманы. Крепким властителям такие только на пользу. Вот того же Харальда возьми, который нынче Золотой. Сколько лет он за ромеев бился? И здешний король, будь он поумнее, взял бы такого Харальда на службу, и дело с концом.
— Не выйдет, — покачал головой Рёрех. — У ромеев золота много, а у этих?
— Вот их золото, — Сергей обвел рукой зеленые поля, полосы плодовых деревьев, высаженных на более высоком берегу реки. — И земли здесь есть, и овцы, и люди для этих земель и овец, которые сами как овцы. Не то что наши, которые, чуть прижмешь, в чащу сбегут. Этим бежать некуда, и такой вот Харальд их стричь может хоть два раза в год. Главное, чтобы совсем шкуру не сдирал и другим не позволял.
 
Некоторое время ехали молча, а потом Рёрех сказал:
— Красиво тут. Богато. Но я бы тут не остался. Дома милей.
— А я б остался. — Стевнир вздохнул. — Такое богатство. Моя жена б столько серебра не унесла, сколько б я ей подарил.
— У тебя есть жена? — удивился Сергей. — Не знал.
— За женой дело не станет, когда вокруг такая земля, — ответил Стевнир. — Хорошая земля, послушные трэли… Что еще надо человеку, чтобы встретить старость? Ясно же что — сыновья. А без хорошей жены откуда хорошие сыновья возьмутся?
— Сыновей с кем угодно можно наделать, — возразил Траин.
— Молодой ты, — вздохнул Стевнир. — Потому глупости говоришь. Сильные сыновья только от сильных женщин рождаются…
Они въехали в графский лес.
Пожалуй, зря сюда не пускали крестьян: валежника под деревьями были в избытке. Но дорога, шедшая вдоль речки, была от лесного мусора свободна. Надо полагать, ее чистили. И ею пользовались, потому что тележные колеи были довольно глубокие. А еще на ней было полно звериных следов, причем некоторые — довольно свежие.
— Что-то я проголодался… — пробормотал Рёрех, глядя на отпечатки раздвоенных копытец, густо испятнавшие дорожную пыль.
— И где-то здесь бегает наш обед, — столь же задумчиво подхватил Траин.
— Может, для начала отыщем брод? — напомнил Сергей.
— Брод от нас никуда не убежит, а вот те поросятки — могут, — Траин указал на похрюкивающую компанию, совершенно безбоязненно копошившуюся под речным берегом.
— И не боятся же, — с восхищением проговорил Рёрех, останавливая коня.
— Это потому, что на них только сеньор может охотиться, — пояснил Жюст. — И его гости. А они охотятся по-другому.
— Дай угадаю: псари орут, собаки лают, рога трубят? — Сергей тоже придержал коня.
— Ага, — подтвердил Жюст. — Охота — это много шума.
— А браконьеры? Или здешние егеря?
— Так не здесь же, там, в чаще, — со знанием дела разъяснил Жюст.
— Чего встали? — поинтересовался подъехавший Стевнир.
— Обед рассматриваем, — ответил Рёрех.
— А чего на него смотреть, — хёвдинг взялся за притороченное к седлу копье.
— Лучше я, — остановил его Сергей, вынимая из налуча лук и изучая «меню».
Секач хорош. Здоровенный. И опасный: вон как на людей уставился. Для драки он хорош, но как жаркое — не лучший выбор. Лучше кто-нибудь помоложе. Вот эти поросятки, например. С виду им месяца по четыре — полоски почти сошли. Упитанные. На пуд с хвостиком потянут. Парочки таких на семерых воинов с избытком хватит.
Сергей спешился, бросив повод Траину. С необученного коня по возможности лучше не стрелять. Отошел шагов на пять, вытянул из колчана три среза. Дистанция метров шестьдесят, ветра нет…
Две стрелы ушли почти одновременно. Одного — наповал, даже не взвизгнул. Вторая стрела ушла немного в сторону и ударила поросенка ближе к середине туловища. Сеголеток заверещал и метнулся куда-то в кусты.
А вот секач среагировал иначе. Вепрь сразу понял, откуда опасность, и храбро устремился на врагов.
Сергей успел отправить ему навстречу третью стрелу, но промахнулся. Целил в голову, а попал в загривок, и стрела завязла в калкане, не причинив вреда. Да, в летнее время эта естественная броня не такая толстая, но на стрелу хватило.
Чтобы домчать до людей, черной торпеде потребовалось секунд пять.
Вот только зря он это затеял, потому что навстречу ему с копьем наперевес устремился Стевнир.
Два здоровяка встретились, и кабан ожидаемо перевесил: отбросил нурмана метра на четыре. Но на ногах тот устоял и вбитое в грудь кабана копье не выпустил. А Рёрех, тоже спешившийся, подскочив, ударил копьем сбоку. Точно в сердце. Это был далеко не первый его кабан. И даже не пятидесятый.
Но хорош зверь. Такую башку любой местный граф на стену не постеснялся бы повесить.
Егеря пожаловали, когда воины уже заканчивали трапезу.