The lust (СИ)
— Тут мне интересную запись прислали, посмотри, а потом продолжим наш разговор, — усмехается старший и отходит к дивану. Юнги, все еще ничего не понимая, кликает на треугольник на черном экране и, кажется, забывает, как дышать.
Отрывок в несколько секунд снят в комнатке в Cypher, на нем отчетливо видно Чонгука и извивающегося и громко стонущего под ним Юнги. Мин от неожиданности отшатывается и роняет телефон на пол.
— Откуда? Зачем… — шокировано выпаливает Юнги, стоящему невдалеке Техену. Ким делает последний глоток, ставит бокал на стол и снова подходит к парню.
— Представь себе заголовки утренней бульварной прессы и всех новостных порталов страны — Чон Чонгук глава империи Чон, руководитель самого крупного благотворительного фонда страны трахает не достигшего совершеннолетия мальчишку, — насмехается Техен. — И не просто мальчишку, а собственного брата. Бедная Ирэн, бедный Хьюн… какой позор, — продолжает смеяться Ким и опускается на диван.
— Зачем, — хрипит Мин и не может оторвать взгляда от Техена. Юнги не может подобрать слов, да и если даже подберет, озвучить их, сил нет. Юнги будто висит над безмерной бездной, и еще пара слов Техена, и он в нее сорвется с головой. Он знает, уже понимает, что будет дальше. Для чего бы ни было снято это видео — оно призвано уничтожить Юнги. Он стоит и ждет, пока Техен, как личный сапер для обложенного бомбой Мина, перережет красный провод, и все, на чем держится парень, взорвется и разнесется по округе. Поэтому все, на что сейчас способен Юнги — как рыба, выброшенная на сушу, открывать и закрывать рот, но точно не говорить.
— Затем, чтобы ты, малыш, — Ким протягивает руку и, схватив стоящего перед ним парня за шнурки на спортивных штанах, подтягивает к себе. — Не забивал голову глупостями и не думал, что можешь вот так вот легко уйти от меня. — Ты мой до конца своих дней. Я не отдам тебя Чонгуку. Уверен, мы с тобой отлично заживем, а твой брат пусть строит свое счастье на стороне. Мы ему мешать не будем. Ну же, не хмурься и ни в коем случае не плачь.
— Я не понимаю тебя, — превозмогая приступ удушья, шепчет Мин. — Зачем все это? Как ты мог так измениться? Прошу, удали эту запись и отпусти меня. Ты же знаешь, что я не люблю тебя, зачем ты мучаешь меня?
— Да причем тут ты, — зло огрызается Ким и встает на ноги. — Перестань думать, что весь мир вертится вокруг тебя. Это, считай, моя маленькая месть твоему братцу.
Юнги прикрывает глаза, надеется, что в следующую секунду, когда он их откроет, все исчезнет. Этот диалог — плод его воображения. Он все еще спит в комнатке в Cypher, это все не правда. Но реальность бьет прямо в затылок, стоит поднять веки, прошибает болью весь позвоночник, и Юнги не понимает, как он вообще на ногах стоит. Как не рассыпался еще.
— Я расскажу ему о записи! — наконец-то, придя в себя, выкрикивает Мин. — Это вмешательство в личную жизнь, это уголовное преступление!
— Попробуй, — Техен обхватывает ладонью шею парня и резко тянет на себя. — Попробуй, расскажи ему, и эту запись сразу зальют в интернет. Она даст фору любому “порнхабскому” видео. Там минут сорок чистого животного секса, твоих блядских стонов и втрахивающего тебя в постель Чонгука. Давай, уничтожь будущее своего братца, опозорь семью Чона перед всем миром. Ведь главное — это твое хрупкое невинное сердечко, главное — это только твое благополучие, — шипит ему в губы Ким. Юнги в ужасе смотрит на старшего, почти не реагирует на сжавшиеся вокруг горла пальцы и отказывается принимать идущую из уст Техена информацию.
— Слушай меня внимательно, ты позвонишь Чонгуку и скажешь, что вчера поддался эмоциям, что повел себя глупо. Но это не самое главное — ты скажешь ему, что не любишь его, никогда не любил, а просто у тебя было помутнение рассудка. Скажи, что хочешь, но он должен поверить, что ты к нему ничего не чувствуешь. Ох, как бы я хотел видеть его лицо в тот момент, — смеется Техен.
Юнги дергается от последних слов Кима, обхватывает пальцами держащую за горло руку, и пытается скинуть ее с себя, но бесполезно.
— Если ты не будешь послушным мальчиком и не выполнишь мои условия, то ты знаешь, что за этим последует, — усмехается Техен и резко убирает руку.
Юнги, не сумев удержать равновесие, падает коленями на ковер и, держась обеими руками за горло, пытается нормализовать дыханье. Вот только не получается. И дело не в том, что в течение нескольких секунд Техен перекрывал ему доступ к кислороду, просто у Юнги внутри уже выжженная дотла пустошь, и гарь от сгоревших в том огне счастливых минут и надежды на лучшее сейчас забилась в легкие, и Мин отчетливо чувствует этот вкус на языке.
— Хотя нет, — чешет голову Ким. — Завтра у твоего горячо любимого братца день рождения, и я, как его основной партнер, тоже приглашен. Приглашения были высланы еще месяц назад и слава Богу, — смеется Ким. — Я приглашен с парой, а моя пара — это ты. Думаю, самый большой подарок ему сделаешь именно ты. Через два дня у тебя самолет в Нью Йорк, и сегодня твой последний выход. Так что перестань растекаться по ковру и изображать жертву. Иди наверх и думай, что ты наденешь. Моя пара должна выглядеть лучше всех, — весело заявляет Техен и, повернувшись, идет на выход.
Уже у самой двери Ким останавливается и снова обращается к Юнги:
— Пойду погуляю, отмечу сегодняшний чудесный вечер в клубе с Джином. А ты не делай глупостей и веди себя хорошо, потому что пусть у меня и огромное терпение, но оно рушится сразу же, когда дело касается Чонгука.
***
Юнги вздрагивает от хлопка входной двери, будто приходит в себя после долгой и глубокой комы. Растерянно озирается по сторонам, весь подбирается, прижимает колени к груди и начинает беззвучно рыдать. Телефон так и лежит рядом на полу, и Мину кажется, что этот прямоугольник — его личная черная дыра, которая засосет все, что осталось от его истрепанной души. Юнги не знает, что делать, понимает, что в принципе ничего и не может сделать. Ложится на пол и так и валяется изломанной разбитой куклой на чужом персидском ковре, и даже мозг перестает посылать ему спасительные сигналы, требуя встать, начать карабкаться наверх, пытаться снова найти точку опоры. Юнги устал. Еще пару часов назад его распирало от счастья, он носился по дому с мыслями, что наконец-то он будет с Чонгуком, сможет видеть его столько, сколько хочет, сможет дарить ему всю свою любовь, засыпать и просыпаться рядом, да просто сможет жить с ним, но высшие силы посчитали иначе. Или Техен в их лице. И вот Юнги вновь размазан по полу понатыканному острыми шипами. Вот только в этот раз он и не делает попытки подняться, он все больше елозит и оставляет на этих острых шипах куски своей плоти. Разодранными в кровь пальцами скребется по полу и, уткнувшись лицом в ковер, истошно воет. А телефон так и лежит рядом, будто насмехается над тонущим в мареве собственной боли парнем. Будто говорит, “попробуй, давай, побеги к Чонгуку, обрети свое счастье ценой его стабильности и благополучия”. Рискни. Вот только Юнги не рисковый совсем. Был. Жизнь эту охоту отбила. За все свои поступки и решения он получал сполна и чаще именно страданий. Он устал решать, устал бороться за свое такое казавшееся близким «протяни руку и возьми», а на деле таким далеким счастье. Сейчас между ним и Чонгуком запись в сорок минут, и Юнги был бы готов преодолеть океаны и горы ради того, чтобы стать ближе к брату, вот только эти сорок минут ему не преодолеть, их не стереть. Потому что черт знает, сколько у Техена копий. Потому что даже поверив ему на слово, Юнги больше уверен не будет, потому что оказывается, что за Чонгука Юнги переживает больше, чем за себя. Оказывается, что Чонгук важнее, и эта мысль бьется о черепную коробку, загорается красной лампочкой и доказывает Мину, что все именно так — Юнги любит Чонгука по-настоящему. До последнего вздоха, но ему с ним не быть. Не в этой жизни. Что делать и к кому пойти — Мин не знает. Как сказать Чонгуку, что он не любит его? Как смотреть ему в глаза и лгать? Как потом жить с этой мыслью? Как вообще жить без его черных глаз? Мин не знает. Откидывается на спину, размазывает слезы по лицу и, уставившись взглядом в роскошную люстру в стиле барокко на потолке, мечтает, чтобы она сорвалась с цепи и рухнула ему на голову. Тогда бы не пришлось ни думать, ни выть от расползающейся внутри и раздирающей боли. Юнги с трудом соскребает себя с пола и на ватных ногах плетется наверх. Заходит в спальню и, как и есть в одежде, валится на постель.