Рождество в Петропавловской крепости (СИ)
Доброе утро. Лилия Савельева по мотивам этой истории сочинила чудесные стихи, полные любви и светлой грусти. С ее разрешения, я поставила их эпиграфом к главе. Спасибо, Лилия!
Я, однажды, истаю, исчезну бесследно, покину
Светлый, радужный мир, познавая великий покой.
Свод небес оставляя, паду в мировую пучину,
Лишней каплей вливаясь в ленивый, усталый прибой.
Буду облаком плыть над широким, безбрежным простором
Над утесом взметнусь пламенеющей искрой зари.
Разобьюсь на осколки игривым, лучистым узором
Чтобы светлой любовью твой мир навсегда одарить.
Стану ветром горячим, пески поднимая в пустыне
Или льдинкой усталой застыну в арктической мгле.
Я прошу, вспоминай мое грешное имя,
Позволяя к тебе прикоснуться, хотя бы, во сне.
Ночной визит духа князя Разумовского вверг и без того несчастную обессиленную Анну в состояние шока. Какой Кирилл Владимирович негодяй!
Она лежала в постели, вспоминая родной профиль у окна, что ей привиделся, такой безжизненный, усталый и бледный. Аня много плакала.
Горе ее было безгранично. Она не знала, где Яков, и не было никакой возможности узнать. Воспаленное сознание рисовало тревожные картины, одну мрачнее другой.
Дар пропал бесследно, сколько бы она не звала духов, ни один так и не пришел на ее отчаянный зов. Больше она не чувствовала сумеречного холода, который так донимал ее раньше.
Беспокойство о судьбе Якова ужасно мучило ее. Следы крови в коридоре гостиницы и найденное на окраине города тело филера не предвещали ничего хорошего.
Неизвестность просто убивала. Давно были забыты все горькие, но нелепые обиды, ревность к блистательной Нине Аркадьевне, дурацкие ссоры. Наверное, это было вообще не с ней… или в прошлой жизни. Да нет, с ней!
Как она, Аня, могла так нелепо и глупо себя вести! Как могла так эгоистично страдать от его благородной вежливой сдержанности!
- Боже, прости меня!
Она горько плакала.
- Боже, прости и его!
Лишь бы Яков был жив!
- Боже, ты всегда испытывал его, и так мало дал ему счастья, тепла и настоящей жизни, полной любви близких людей, пожалуйста, не поступай так с ним!
Час проходил за часом.
Наверное, барышня вымолила у Бога жизнь своему возлюбленному, потому что в тот момент, когда она особенно горячо просила за Якова, неизвестный ей жандармский полковник отказался подписать обвинительный приговор. Назначенная было смертная казнь через повешение не состоялась. Представленные документы не убедили чиновника в виновности надворного советника Штольмана, и он настоял на тщательном расследовании дела силами жандармерии и прокуратуры.
***
Родители не трогали Анну. Несколько раз в день Прасковья ставила перед барышней чашку чая с вареньем или бульон. Аня послушно выпивала все, что ей давали. От душевных переживаний она не могла ничего есть. К счастью, родителям хватило мудрости не настаивать ни на совместных обедах, ни на ужинах. Аня почти не выходила из комнаты. Добровольное затворничество растянулось на несколько дней.
- Как долго это будет продолжаться?! - маялась в кабинете мужа Марья Тимофеевна.
Будучи словно парализованной ужасом от невозможности хоть чем-то облегчить страдания дочери, она сидела, бессильно заламывая руки.
- Маша, Анна влюблена. У нее, очевидно, со Штольманом был роман. С Яковом Платоновичем явно случилась большая беда. С большой вероятностью он может быть убит.
Анна никогда не сталкивалась с подобными потрясениями. Боюсь, пока душевные раны не затянутся, мы не увидим дочь прежней. Остается только набраться терпения и попытаться облегчить ей эту ношу.
Аня была уверена, что Штольман никогда по доброй воле не оставил бы ее. То, что ему пришлось уйти - это вынужденная необходимость. В своем письме Яков пообещал вернуться, но она догадывалась, что в их жизнь вмешался безжалостный злой рок. Ее возлюбленный находился на краю вечности.
Человеку трудно спорить с судьбой. Вступая в схватку с безжалостным фатумом, нужно быть сильным. Яков именно такой человек. Он воин, он не сдастся, он сильный и смелый. Только бы он выжил в этой схватке!
Она ничего не знала о судьбе того, кому обещалась, не знала, какие дальнейшие испытания приготовила ему жизнь. Но Анна всем сердцем просила за своего любимого. Она без устали горячо молилась, и этот порыв, а иногда и труд, давали ей хоть какое-то облегчение.
Она верила, что молитва, произнесенная со всей искренностью чистой души, хранит ближнего и дает ему силы. Дает свет и надежду. Яков!
Приглашение Варфоломеева поехать с ним в Петербург Анна восприняла с глубоким недоверием. Это был чужой для нее и непонятный человек. Где была помощь полковника, когда Штольман так в ней нуждался?
Нет. Аня чувствовала, что доверять полковнику опасно. И потом, таинственную папку Яков передал на хранение ей, а не отдал Варфоломееву. Это ли не знак, что сам Штольман полковнику тоже не доверял.
***
Из коридора с большими окнами, наполненного солнечным светом, Яков шагнул в вечный полумрак одиночной камеры.
Он осмотрелся. Гладкий каменный пол. Скругленные стены помещения поднимались крутым сводом на высоту более трех метров. Яков продолжил изучать камеру. Это было помещение площадью примерно 6×4 метра.
На широком окне стояли толстые тройные решетки. Само окно было расположено довольно высоко, почти под потолком, не дотянешься. Сразу за ним виднелась высокая глухая стена, поэтому в камерах царил полумрак. Света попадало совсем немного. Дополнительно камера освещалась двумя электрическими лампочками, которые тюремщики включали снаружи.
Яков осмотрел кровать. Если в камерах полицейских участков были обычные койки, то здесь тюремщики подошли к делу с изобретательностью. Кровать была железная, намертво привинченная к стене, низкая, с туго натянутой под сеткой простыней. Захочешь, к примеру, повеситься, так ослабить простыню нужно было еще умудриться.
Зато поверх простыни было расстелено толстое, на редкость добротное шерстяное одеяло. Такое большое, что можно в него завернуться целиком, и еще бы осталось. Значит, холодом пытать не будут, и на этом спасибо!
С профессиональной точки зрения, камера представляла собой чудеса инженерной мысли. В стены были врезаны железные пластины-двери, которые можно было открыть только снаружи. Под одной оказался рукомойник с водопроводным краном, под другой ватерклозет. Стула и стола в камере не было.
Старая железная дверь была такой чудовищной толщины, что выломать и вынести ее мог разве что направленный взрыв. Посередине двери имелось специальное отверстие для подачи пищи, а прямо над ним была прорезь под толстым стеклом для соглядая.
Яков с ужасом подумал, что его ожидает полное лишение приватности. Какая гадость! Ходить в туалет при зрителях ему еще не доводилось. Безусловно, человек - такая скотина, которая привыкает ко всему. Но как же противно.
Охранники наблюдали на Яковом неотлучно.
Из хорошего в камере Штольман отметил отличный ремонт, чистоту и абсолютно новые вещи, свежий чистый воздух и сносное отопление.
***
Через несколько тяжелых дней, проведенных в постели, слез и молитвы, Анне, находящейся еще в глубокой меланхолии, словно в утешение, приснился сон.
Она стояла в огромной незнакомой гостиной у большой рождественской елки, дивно украшенной восковыми ангелами, бумажными балеринами, мандаринами и конфетами. Рядом с ней стоял нарядный и ласково улыбающийся Яков Платонович. Он обнимал ее за плечи и осторожно целовал в щеку. Аня посмотрела на свою руку. На ней сияло венчальное кольцо.