Крымский цугцванг 1 (СИ)

— И вам того же, — вежливо ответил Дмитрий Сергеевич и принялся подниматься в самолет, около двери в который уже приплясывала стюардесса. Она не стала проверять билет и даже привела Романова к его месту, чтобы побыстрее усадить его в кресло.
Почти сразу же двигатели взревели и самолет пошел на взлет.
Прощай Лондон!
Рейс Лондон — Москва был не столь длителен в отличие от рейсов в США. Летал он туда в пору научной юности лет двадцать назад. Десять с лишним часов в неудобных креслах, не походишь, кости не разомнешь. Вылезаешь из самолета горбатым по форме кресла.
Из Англии лететь проще. Несколько часов и ты уже дома. Даже газетку не дочитаешь.
Про газетку он, конечно, для примера. Не мудрствуя лукаво, Дмитрий Сергеевич сразу же настроился вздремнуть. Тем более, то ли от облегчения, то ли от уколов, его так и тянуло в сон.
В таком полудремном состоянии он и сошел в Москве. Пришлось умыться в аэропортовском туалете и хорошенько растереть лицо ладонями, чтобы прийти в более или менее бодрое состояние. Ладно еще проходить через общую таможню ему не было нужды. И как высокопоставленному, и просто как дипломату.
Выйдя из территории аэропорта, он задумался. Куда же ему теперь двигаться. Первое желание завалиться в квартиру, чтобы там плотно поужинать чего Бог пошлет и отправиться спать, понемногу уступало под грузом осознания необходимости явиться в МИД и узнать, что же, черт возьми, в стране творится. Да и самому отчитаться, хотя и был в отпуске.
Он вспомнил про свой фон. В полете он пошарил в пакете (вдруг мину подсунули! — шутка) и нашел там среди всякой мелочи вроде московских ключей, российских монет, носового платка и ручки фон. Пора бы ему оправдать те колоссальные копейки, которые он вложил в него.
Романов помедлил, раздумывая кому позвонить — в МИД или напрямую Ларионову, а то и просто Щукину. И решительно набрал номер… Маши.
Маша, однако, не ответила, отделавшись гудками. Похоже, до сих пор отключена.
Помаявшись, он сдался, пообещав себе связаться с ней через ИНТЕРНЕТ. И позвонил секретарю министра Невоструеву.
— Дмитрий Сергеевич?
Невоструев был откровенно рад, но какая-то странная интонация в его голосе говорила, что у секретаря за душой есть еще что-то кроме радости.
— Где вы?
— Я у Домодедово, стою и думаю, куда деваться теперь.
— Как прекрасно, что вы появились. А то мы вас потеряли, не знали уже и что подумать. Английская пресса такое несет, то за здравие, то за упокой, а ваш фон не работает.
Так, — Невоструев остановил поток слов, явно соображая. — Знаете что, оставайтесь там, я сейчас отправлю дежурную машину с наказом лететь быстро. Все равно это будет лучше, чем добираться до министерства на такси.
Невоструев знал, что говорил. Московские вечерние пробки, как и ньюйорские или лондонские, стали притчей во языцех во всем мире. А дежурная машина МИД, если везла высокопоставленного дипломат в ранге не меньше посла, получала возможность включать проблесковый маячок.
— Хорошо, я буду ждать, — согласился Дмитрий Сергеевич и неторопливо направился к месту остановок такси.
Жизнь в Москве была спокойной, словно и не шла где-то страна и не гибли россияне. Это немного успокаивало. Если бы ситуация была сложной, столица бы выглядела прифронтовой.
Кстати, — вспомнил он, а какой сегодня, однако, день.
Он посмотрел на вернувшийся на положенное место наручный комп. Уже двадцатое мая. Лихо! Так и жизнь пройдет, не заметишь. И надо избавиться от этого плаща. А то и в Москве уже не вписываешься в погоду и природу.
Так, а вон машина сигналит и явно ему. Шофер, как ни странно, признал Романова и остановился около него.
МИД находился неподалеку от аэропорта и машина пришла за двадцать пять минут. Действительно, для Москвы быстро.
Он не спеша подошел к солидному лимузину, примериваясь, как бы половчее запрыгнуть во внутренности, но шофер резво выскочил из машины и открыл дверцу.
— Словно перед министром, — пошутил про себя Романов.
Через полчаса он был уже в МИД.
 
Невоструев поздоровался и без промедления пропустил его к министру.
— Потерянный золотой, — пошутил Ларионов, приветствуя крепким рукопожатием. — Уж мы и звонили, и искали. Как же это вы так умело прятались, даже англичане не могли найти, как мы их не просили и умоляли.
Хотя с англичанами там не все гладко. А?
Романов глубокомысленно усмехнулся.
— Меня, дражайший Алексей Антонович, самым беспардонным образом схватили и держали не то в тюрьме, не то в гостинице тамошние спецслужбы и шантажировали изо всех сил, предлагая то сотрудничество во имя мира, то шпионаж во имя НАТО.
Ларионов удивился, но не очень. Случай с Романовым становился для него еще одним примером, почему с Западом нельзя откровенно дружить.
— Мы напишем протест, — пообещал Ларионов. — Самый злобный. Хотя, в текущих условиях, вряд ли на него обратят внимания. Если только удастся выторговать какую уступку у гордых бриттов. Сегодняшние международные дела складываются очень напряженно и неудачно для России. А ресурсы у стране не такие, как у СССР в ХХ веке, и не как у России в средневековье.
Мы пока стоим на грани третьей мировой войны. Мировой в том отношении, что весь западный мир готовился на нас напасть.Слава Богу, что на сегодняшний день положение лучше. Хотя на Кавказе война еще идет.
Вы были мне нужны еще несколько дней назад, — продолжил Ларионов, — для контакта с Западом. Ведь вы же считаетесь западником. При чем не только у нас, но и там. Однако события развиваются так, что даже, слава Богу, что вы не нашлись. Все равно бы ничего не получилось. Так что ваш так называемый арест ничем не навредил России… хорошо, правительству, — отмахнулся министр от протестующего движения Романова.
— Более того, — ухмыльнулся Ларионов. — письма из Владимирского централа, то есть ваши две газетные статьи из этого полузаключения серьезно подействовали на английское общество.
Получилось великолепно. Пока правительство Ее Величества занимало антироссийскую позицию и подпинывало другие европейские правительства, рядовые англичане воспылали добрым отношением к арестованному русскому демократу, который сумел в прессе очень просто и понятно объяснить, что не так делается в мире. Если бы вы призвали англичан на баррикады, кое-кто бы рванулся. В общем, агенты Коминтерна отдыхают.
Романов слушал начальника с каменным лицом, но в душе его бушевали бури. Маша-Машенька, как же ты милая великолепно сработала! Ведь ты если и не спасла ему жизнь, то, по крайней мере, репутацию. И остановила нарастание агрессии Запада на Россию.
— Ваши действия в Великобритании, по мнению президента и Совета Безопасности России, заслуживают наивысшей оценки, о чем вы узнаете позже. Ну а теперь о менее приятном.
Он помолчал. Лицо Ларионова сразу резко постарело и осунулось. Чувствовалось, что он переживает не лучшие дни в своей жизни и находится в психологическом напряжении.
— Я, надеюсь, вы в курсе международных отношений и положения России? Оно за последнюю неделю настолько изменилось, словно столетие прошло.
— В общих чертах, — осторожно сказал Дмитрий Сергеевич, страстно надеясь, что Ларионов не станет устраивать ему экзамен. Откуда он мог узнать об этом положении — в постели Маши или находясь под арестом?
Впрочем, министр и не собирался его проверять.
— Вот и хорошо. Хотя, вряд ли пресса, что наша, так и английская, выдает всю информацию и тем более объективно. Наверное, смотрели английское телевидение и читали английские газеты? Из них узнаешь немного.
Ситуация меж тем трудная и очень для России… — он остановился, усмехнулся и поправился, вспомнив поправки Романова относительно чиновников, — для правительства России негативная. К сегодняшнему дню нас практически прижали к стенке. И под дулами всевозможного оружия требуют перейти к переговорам на их условиях. Вот так. Наши военные войну почти выиграли, а дипломаты сейчас ее будут проигрывать.