Крымский цугцванг 1 (СИ)

Затем пришла очередь гостям.
Президент, министр… Дмитрий Сергеевич опять встал поодаль, как и полагается человеку, невеликому чину. Ведь он даже в дипломатический корпус по-настоящему не входил. С боку припека — консультант со стороны. Так казать, прикомандированный.
— Господин Романов, — услышал он внезапно. — Проходите, пожалуйста.
Дмитрий Сергеевич сначала удивился, а затем застеснялся. Его сажали рядом с Ларионовым. Однако. Может, они думают, он переводить будет. Но он же не сумеет! Он панически огляделся. Но позади Ларионова, во втором ряду, уже сидел переводчик.
Распорядитель мягко, но требовательно смотрел на него, и он смирился, прошел к своему креслу.
Ларионов, обаятельно улыбаясь, наклонился к Романову, и шепотом, на грани слышимости, прошипел:
— Хватит уже вам от нас отделяться. Все и так увидели — лидер непр-р-римиримой оппозиции.
Дмитрий Сергеевич удивленно посмотрел на министра. Вот как, оказывается, оценивают его статус и его скромность! Что ж, тогда он всем покажет.
На него вдруг напала веселость. Он приосанился, гордо огляделся. И он внесет свой вклад в формирование дипломатической истории. В конце — концов, что он постоянно рефлексирует.
Впрочем, особо его мнением пока никто не интересовался. Посадили и ладно. Начались переговоры и отдельные личности интересовали всех уже постольку — поскольку. Премьер-министр произнес длинную речь, прерываемую переводчиком. Ему ответил президент, так же прерываемый переводчиком.
Романов вначале навострил ухо, но потом понял, что это речи для прессы, заполнившей переговорный зал.
Речи были наполнены округлыми фразами, типа «во имя мира и прогресса», «человеколюбие и цивилизация требуют от нас», «находясь на грани человеческой истории, мы должны» и т.д.
Романов был почти усыплен длинными, ни о чем не говорящими речами, и поэтому крайне поразился, когда слово предоставили ему.
Дмитрий Сергеевич удивился, затем засуетился, затем запаниковал, заелозил ногами, чувствуя, что взоры всех людей обращены к нему.
Он не учел, что, во-первых, переговоры были почти неофициальными и, значит, по мнению англичан, слово предоставлялось всем лидерам обоих сторон, в том числе и оппозиционным. А во-вторых, лидеру демократической оппозиции в пику недемократической власти России просто нельзя было не дать слова.
В общем, он услышал в английской транскрипции «Думитри Романов» с ударением на последней гласной в фамилии и встал, расстреливаемый десятками глаз. Всем было интересно — и англичанам, и русским — что же кажет в своей первой публичной речи новая звезда политического горизонта России.
А у него за душой было пусто, как у медведя в желудке к концу зимнего сезона. И Ларионов, негодяй, даже не намекнул.
Так бы и закончилась карьера новоявленного дипломата, сломавшегося на первой же речи, и поминали бы потом его с насмешкой, говоря, что Богу — Богово, а кесарю — кесарево, и даже, — что позволено Юпитеру, то не позволено быку.
Но Дмитрий Сергеевич не зря подрабатывал в МПГУ несколько лет, ведя там спецкурсы по дипломатической истории. А там такие студенты попадались, куда там самым настырным дипломатам. И в памяти у него, работающего над историей не первый десяток лет, находились многие и многие примеры звучных речей.
И он выкрутился. Солидный и даже могучий, он настолько величаво встал, словно уже сейчас был президентом.
— Мне выпала честь присутствовать на этой встрече, которая не только может, должна переломить извечную вражду двух стран на протяжении многих веков, — сказал он сильно и звучно, перекрывая шепотки, шум от шаркающих ног и двигающихся стульев. И его стал слушать все, даже технический персонал англичан, которому, в принципе, было все равно.
Даже не пытаясь это сделать специально, он построил свою речь в отличном от российского президента и его министра ключе, но в то же время в общем прорусском направлении. То есть так, как должен говорить лидер не враждебной, но все-таки оппозиции.
Дмитрий Сергеевич не мучился с поиском мыслей и слов. Он всего лишь говорил то, что говорил всегда.
 
— Мы, — говорил он, — всегда были европейской державой. Еще Киевская Русь, а русское государство ведет свои корни именно отсюда, что бы ни говорили украинские псевдоисторики, находилась в тесных отношениях с европейскими державами. Не зря Ярослава Мудрого в то время называли «тестем Европы». Монголо-татарское иго искусственно отдалило Россию от Европы. Но уже с XVI началась взаимное сближение. А после правления Петра Великого Россия плотно вошла в состав европейских государств.
Романов остановился, приглядываясь к присутствующим. Англичане явно заскучали, подобные речи они слышали не раз. Мануйлов и Ларионов успокоились. Их такая направленность выступления Романова устраивала, поскольку оно ни в чем не выходило за рамки официальных речей российских делегаций.
Он коварно усмехнулся, забыв, что находится под прицелом десятка кинокамер.
— Вместе с тем мне, как историку дипломатии, десятки лет корпевшему над темой англо-русских отношений, придется остановиться и на негативной стороне отношений. Россия и Великобритания — две страны, тянувшиеся друг к другу, несмотря на тысячи миль, разделяющих их. И то, что, несмотря ни на что, отношения между ними не очень хорошие, — вина политических элит.
Что бы ни говорили российские политики о тяге России к Западу, но среди них самих, начиная со средних веков, я вижу только двух лидеров, искренне желающих приобщить Россию к западной цивилизации — Петр Великий и Михаил Горбачев. Все остальные тянулись с торгашеской целью чего-нибудь урвать.
Романов мельком глянул на президента с министром. Их лица окаменели, у Ларионова даже желваки пошли. Еще бы! Ладно бы дома начал пищать, так нет, еще за границу мусор приволок и начал тут его разбрасывать.
Плевать!
Напоследок он врезал и по англичанам, чего те никак не ожидали от человека с англофильской репутацией и после кой жесткой критикой российских политиков.
— Россия в разных государственных ипостасях внесла немалый вклад в ухудшение отношений, как с Великобританией, так и с Западом в целом. Но, к сожалению, приходится признать, что и правительства Ее Величества способствовали развитию этого негативного процесса. На протяжении истории XVIII, XIX, да и ХХ веков можно привести десятки враждебных инициатив английских премьеров, способствовавших ухудшению отношений. Именно поэтому история наших отношений на протяжении более пятисот лет оборачивается преимущественно в историю войн и враждебных отношений. И только дважды Великобритания и Россия были дружны — во время войн, которые у нас называют Отечественными — 1812 и 1941–1945 гг.
Я вижу, время у меня вышло. Заканчиваю. Сближение двух стран должно быть обоюдным. От каждой из политических элит — английской и российской зависит очень многое. И я надеюсь, что сегодня не просто будут решены очередные проблемные вопросы, а будет идти дальнейшее радикальное сближение.
В противном случае демократия в России будет призрачным миражом, только манящим свободолюбивых людей. Спасибо за внимание.
Вот так — понимай, как хочешь. Журналисты зашушукались, завозились. Кажется, мировая демократия получила еще одну сильную фигуру. В короткой речи, ставший недавно известным своей непреклонностью оппозиционер — демократ Романов, не только в который раз дистанцировался от правительства, но и дал понять правительству Великобритании, что не будет пятой колонной в российской делегации. Сколько жаренного, сколько интересного!
Как он интересно поступил. Правительство Кардегайла, потерявшее к настоящему времени значительную часть поддержки, наверняка приняла такую речь с косвенными обвинениями без восторга. А как российский президент?
Журналисты приглядывались. А российские президент с министром не знали, как себя держать, переглядываясь и мысленно матерясь. Если бы они знали, что все так обернется, то наплевали на прозрачные намеки и прямые оговорки англичан и все-таки вышвырнули Романова домой. А там, по инерции, он доскользил бы из Москвы как минимум до Сибири.