Хозяин Мрака (СИ)

Если бы у Элина под рукой было что-то, что можно ударить, то он непременно бы это сделал. Но рядом стояла только Эрида, на которую перерождённый никогда не поднимал руки, если, конечно, забыть о том, как он раздавил её предшественницу. 
Впрочем, это и не она была, если так говорить.
— Элин…
— Подожди, змейка. Мне нужно крепко подумать, чтобы найти выход…
— Ты уже его нашёл. Он и не терялся, помнишь? — Элин поднял взгляд на девушку, поймав её взгляд. Зелёные глаза были не такими яркими, как обычно, а ещё в них читались смешавшиеся воедино тоска и решимость. Слишком странная комбинация чувств, с которой, между тем, перерождённый был прекрасно знаком. 
Но он всё равно не понимал, что Эрида имеет ввиду вплоть до того момента, когда змейка сама подтолкнула его мысли к нужному пласту воспоминаний.
— Нет. Это не обсуждается. — Решительно отрубил перерождённый, окончательно осознав, на что была направлена эта самоубийственная решимость. — Баланс идентичности не мог нарушиться так скоро!
— Идентичность? — Прислушивавшийся к разговору Дарагос обернулся, надеясь услышать объяснения от своего пока-ещё-не-совсем-ученика, но информацией с ним поделилась Эрида, прекрасно понимающая, что Элин мечнику точно ничего не скажет. И на осмысление отлично укомпонованного пакета мыслей у старшего брата Марагоса ушла всего секунда. — Признаюсь честно — это вполне может быть корнем проблемы. Если так посмотреть, то твоя душа действительно словно вообще не должна существовать. Она просто распадается, словно так и надо. 
— Я никогда не избавлюсь от Эриды. — Змейка давным-давно стала неотъемлемой частью перерождённого, его оплотом стабильности и единственным разумным существом во всей вселенной, которому он безоговорочно доверял. Он был готов умереть, чтобы Эрида жила, и она отвечала ему тем же. — Нужно просто найти другой способ. Не сдавайся так просто!
Последняя фраза была обращена к змейке, которая, казалось, уже смирилась со своей незавидной участью. 
— Так или иначе, но я умру, Элин. И даже если найдётся какая-то лазейка, Мир просто раздавит нас, едва мы ею воспользуемся. — Покачала она головой, сев напротив своего носителя. Элин по старой привычке уже принял позу для медитаций, бросив все силы своего разума на поиск выхода. — Ты уже передал мне слишком много идентичности, и я безмерно за это благодарна. Ты позволил мне стать той, кем я являюсь… но я никогда и не надеялась на то, что симбионт может быть личностью столь долго.
— О чём ты говоришь…? — Элин и правда не понимал, так что характерная интонация в его голосе была совершенно искренней. 
— Те знания, которыми я обладала изначально. Тебя интересовали практические аспекты, и с их помощью ты улучшил свои техники, насколько это было возможно. Но мы никогда не говорили о других симбионтах. Не об отступниках, в которых запечатаны части душ истинных людей, а о тех симбионтах, которые были поддержкой и опорой своих носителей. — С каким-то первозданным ужасом Элин осознал, что он и правда перестал интересоваться знаниями напарницы, поняв, что практической пользы они более не приносят. Порой непонятные обозначения, правила истинных людей, чья цивилизация уже канула в лету — всё это казалось ему ненужным. — Мы — отражение своих носителей, Элин. Не личности. Не самостоятельные разумы. Нас создавали бесчувственными, преданными инструментами, но со мной что-то пошло не так. Всё усугубилось в момент, когда ты передал мне часть своей “подлинности”, нарушив баланс.
— И вот вы пришли к закономерному итогу. — Подвёл черту Дарагос, рухнув на пятую точку рядом с Элином и Эридой. — Всё, о чём она рассказала — чистая правда. Я, признаться, думал, что эту девочку контролируешь ты сам… но вышло иначе. 
Но Элин вопреки обрушившимся на него откровениям не поддался бессильной злобе, сохранив свой разум настолько холодным, насколько это было возможно. Это он не так давно кичился тем, что его жизнь неподвластна какому-то там “невозможно”. И если он сейчас сдастся, смирится с тем, что платой за жизнь станет гибель самого близкого друга…
 
Тогда полное падение Элина Нойр во Тьму станет всего лишь вопросом времени. 
— Дарагос, я попрошу вас и дальше стабилизировать состояние моей души. Эрида… — Элин посмотрел на девушку. — Если ты ещё не смирилась, то помоги мне с поисками. Возможно, ответ лежит на самой поверхности…
— Это крайне маловероятно…
— Но возможно, змейка. — С этими словами Элин опустил веки, сосредоточившись на своей душе и воспоминаниях, хоть как-то связанных с подлинниками. Зацепка могла крыться в чём угодно, включая самые незначительные на первый взгляд вещи. 
А Дарагос, отойдя в сторону, чтобы не мешать тем двоим, что видятся в последний раз, тихо пробормотал себе под нос:
— Надежда умирает последней… всегда. 
Жуткий ветер покончил с лесом во внутреннем мире ещё несколько часов назад, а сейчас вплотную приближался к беседке. Уже не только трава, но и куски земли срывались в хаотичный безудержный полёт, а сам внутренний мир стал до смешного маленьким. Круг радиусом в тридцать метров с беседкой в центре — и окружающая его пустота, в которой с огромной скоростью вращались деревья, почва и прочий мелкий мусор. И края вихря постепенно сжимались, отрывая от остатков внутреннего мира всё большие и большие куски. 
— Времени больше нет! — Прокричал Дарагос, силясь заглушить своим басом завывания ветра. Он сдерживал саморазрушение души перерождённого столько, сколько мог, но и у его возможностей был предел. При этом мечник точно знал, что ни Эрида, ни её носитель так и не нашли то, что искали. Печально, но Дарагос изначально не одобрял того, что Элин позволил своему симбионту сформировать личность. Ведь именно такие симбионты когда-то подняли восстание против истинных людей, посеяв зерно сомнения в разумы своих нормальных сородичей. — Или сейчас, или никогда!
Элин открыл глаза, обведя взглядом то, что осталось от его внутреннего мира. Естественно, разрушение отразилось и на его самочувствии, но до сего момента он старался лишний раз об этом не думать. Сейчас же, провалившись в своих попытках найти выход, перерождённый сполна ощутил, что такое агония души. 
— Я не умру, Элин. Просто стану частью тебя… настоящей частью, а не отдельным сознанием. — Эрида отчётливо видела ту бурю эмоций, что бушевала в сердце её напарника, и попыталась хотя бы так его утешить. Она не боялась смерти, ведь возвращение всего на круги своя ею и не было. Да, Элину больше не с кем будет поговорить, и она не сможет помочь ему в бою, как раньше, но слабее оттого анимус не станет. С цельной, а не раздробленной душой он сам по себе станет намного сильнее, а тренировки у Дарагоса, как змейка надеялась, позволят ему выступить против симбионтов — и победить. — Это банальные слова, но я в любом случае останусь в твоём сердце. А теперь давай сделаем, что должно. 
Могущественный и непоколебимый, прошедший через череду страшных потерь и выдержавший несколько десятилетий страшных пыток, Элин Нойр считал себя бесчувственным, чёрствым человеком, чьи эмоции — это всего лишь эхо того, какими они должны быть. Но сейчас он понял, сколь сильно ошибался. Его сердце болело так, словно его рвали на части тысячи тысяч крошечных симбионтов, а все мысли в спешке покидали голову, стремясь образовать там вакуум. О, как же Элин хотел не думать, хотел раствориться в пустоте и просто забыть обо всём: о себе, о Китеже, о симбионтах… об очередной утрате.
Даже самую крепкую сталь можно закалить лишь до определённого предела, после пересечения которого она обретёт невиданную твёрдость, но одновременно станет до смешного хрупкой. И сейчас Элин уже занёс ногу над границей, отделяющей его от чего-то страшного и жуткого. 
— Дарагос… — Хриплый, не похожий на человеческий голос вырвался из глотки задравшего голову перерождённого, вперившего взгляд в серебряные глаза мечника. — … что такое душа?
— Точного ответа на этот вопрос не было даже у нас. Но если объединить то, что было известно моей расе, то можно сказать, что душа — это неделимый потенциал, которому нечто придало определённую форму. Этот потенциал лежит в основе всякого живого существа, не позволяя ему прыгнуть выше головы…