(не) Измена. Ребенок от бывшего мужа (СИ)
- Именно такой, - отвечает Михаил, а я занимаю руки, чтобы не истерить, я чувствую его взгляд, он скользит по моей спине.
- Все так же любишь ходить босиком? – теперь его черед задавать мне вопрос, и я поджимаю пальчики на ногах, всегда так делала, когда смущалась, спохватываюсь, понимая, что сейчас я открытая книга для Михаила и просто “угукаю”.
По кухне разносится богатый аромат насыщенного кофе, а я… я неожиданно для себя посылаю все к чертям и открываю крышку кастрюльки, еру половником наваристого борща и наливаю в тарелку, разворачиваюсь и кладу тарелку перед Михаилом.
- Насколько помню, ты любишь борщ.
Опускает взгляд на тарелку, а я отхожу, беру хлеба, сыра, зелени и сметаны. Быстро сервирую стол. Как когда-то… в прошлой жизни, когда мой муж приходил уставший с работы и не смотря на всю тяжесть рабочего дня уделял мне время.
Он ел… а я садилась перед ним и смотрела, как муж есть и было в этом что-то… интимное… близкое… это не секс, не ласка, а просто проявление тепла и заботы.
На этот раз я отхожу от стала. Не хочу повторения того, что было когда-то ведь наши пути с Мишей разошлись.
Михаил же опускает взгляд на тарелку с супом, смотрит на весьма скромный стол, окидывает взглядом нашу небольшую кухню, чистенькую, конечно, но все же это далеко не то, к чему привык господин Воронов.
- У тебя здесь очень уютно, Яна… Ты всегда была прекрасной хозяйкой.
- Это не только моя заслуга. Это родительский дом.
Кивает. Улыбается. Но так и не притрагивается к еде.
- Яна… - говорит и замолкает, а потом вновь смотрит на меня, - я могу попросить тебя поесть со мной? Ты ведь знаешь, что я терпеть не могу есть в одиночестве.
Хмурюсь, окидываю Воронова внимательным взглядом. А он поражает меня своей наблюдательностью и умением подметить все детали:
- Просто поешь. Ты ведь совсем недавно с работы пришла и судя по тому, что сушилка для посуды пуста, а грязных тарелок не наблюдается – ты не ела…
67
Надо же, поражаюсь внутренне тому насколько Миша зрит в корень. Смотрю на своего бывшего мужа, и одна часть меня хочет вздернуть нос и сказать, что не намерена делить с ним еду, а вот другая… другая я говорит, что изначально я была не права, когда решила накормить Воронова.
Вот такое вот противоречие. И я стою под прицельным взглядом Миши, который больше ничего не говорит. К еде так же не притрагивается.
Что-то во мне перевешивает, и я молча разворачиваюсь, достаю тарелку и наливаю себе так же еды. Сажусь и приступаю к еде, молча ем и вздрагиваю, когда слышу голос Михаила.
- Безумно вкусно… вечность не ел ничего подобного… домашнего…
Поднимаю глаза и мне вдруг кажется, что в это предложение Михаил вкладывает куда больше, чем говорит. Он напоминает мне о том времени, когда мы были вместе. Дает понять, что ничто не забыто и домашнюю пищу он не ел с тех пор, как мы разошлись.
Разумеется, у Воронова есть повар и прочий персонал, но он будто дает понять, что еда, которую готовила я всегда была им оценена.
А я баловала любимого мужа, готовила пироги, пирожки по субботам и воскресеньям и очень часто, когда Мишка заходил на кухню, разобравшись с делами… мы занимались сексом.
Пока мои пирожки доходили в духовке, муж заставлял меня кричать и биться, а еще, однажды он рассыпал муку и провел ею по моему телу, пока задрав юбку моего домашнего платья, вколачивался прямо на столе, на котором все еще оставались остатки заготовок…
От воспоминаний становится жарко и мне почему-то кажется, что Михаил понимает о чем я вспоминаю, так как его глаза будто темнеют.
- На здоровье, - отвечаю робко и вновь пытаюсь скрыть свое смущение, запуская еще одну ложку в рот, хотя вкуса борща я не чувствую.
Заканчиваю с обедом и беру свою тарелку, чтобы отнести в мойку, как крепкая рука Михаила накрывает мое запястье, смотрю на него в удивлении, а мой бывший – нынешний муж проговаривает ровно:
- Давай поедем вместе, Яна, я же вижу, что ты не хочешь отпускать дочку одну… Поедем со мной… поговорим… услышим друг друга наконец… Мне многое нужно рассказать тебе…
Опускаю глаза и сжимаю губы и вдруг Михаил оглушает меня:
- Я прошу тебя, Яна…
У меня чуть тарелка из рук не падает, потому что Михаил Воронов никогда не просит. Он приказывает. Заставляет. Берет в оборот. А сейчас… сейчас он просит…
- Я… я не могу…
Отвечаю и дергаю руку. Разумеется сила не его стороне, но Михаил отпускает мою кисть, а я подавляю желание растереть ладошкой место, которого дотрагивался мой бывший, кожа там жжет, как после ожога.
- Папа… я закончила! – с радостным криком на кухню влетает Масечка и обнимает Воронова со спины, маленькие ладошки с трудом обхватывает широченную спину отца и Миша улыбнувшись вытягивает нашу егозу и целует ее в волосики.
- Я тоже, готов, твоя мама накормила спасла меня от голодной смерти сегодня, - подмигивает Масечке и в глазах Миши теплые искорки переливаются.
- Папа, а ты сейчас забелешь нас с мамой? – спрашивает дочка с надеждой, а Миша морщится.
- Я предложил твоей маме поехать с нами, но она не сможет…
- Плавда?- спрашивает Маша и обращает на меня свой взгляд, - мама… ну позалуста, пойдем с нами… я буду скучать и плакать… хотю, чтобы вместе…
Маленькая провокаторша делает огромные глаза и смотрит на меня, как один из ее любимых мультяшных персонажей. Сердце щемит.
Все это время я уходила от малейшей возможности остаться с Михаилом наедине и поговорить, а он… он давал мне эту возможность.
Изменился он. Ничего общего с тем мужчиной, которого я видела в больнице, который сказал, что отнимет мою дочку, а затем взял меня так неистово и дико.
Секс с мужем у меня всегда был на грани, но в ту ночь… мы словно выпускали свою обиду и боль, а после этого… Михаил будто дал мне шанс на нормальную жизнь, он дал то, о чем я просила…
Вот и сейчас он смотрит на меня, не давит, хотя Маша повторила то, что он предложил минутами ранее.
- Мама, ну позязя, - опять говорит дочка и складывает ладошки в молебном жесте, - папа обещал, что завтра мы пойдем на плаздник… на голках кататься будем, а я… я хотю, чтобы и ты с нами…
Я не знаю насколько осознанно сейчас действует Мария, но она уверенно демонстрирует, что хочет видеть нас вместе. Моя малышка всегда мечтала иметь большую семью. Даже на ее картинках, которые она рисовала, всегда была она, я, ее воображаемый папа и еще двое малышей “брат и сестричка” … а еще кошка с собакой…
Я даже беседовала на эту тему с детским психологом в садике, потому что заданная деткам тема была - “нарисуй свою семью, всех ее членов”, а у Машеньки все было воображаемым…
Причем вопрос состоял в том, что мой ребенок убеждал воспитателя, что это все реально…
- Мамочка… - опять продавливает меня на согласие Маша, и я поднимаю взгляд на Михаила, который молча наблюдает за мной, наши взгляды скрещиваются, и я пытаюсь дать понять, что я иду на это только из-за дочки, из-за ее хрупкого внутреннего мира.
- Хорошо, Маша, я поеду с вами, - выдыхаю тяжко, и моя дочка с криком “УЛА!” начинает скакать по кухне, а я все смотрю на Мишу и замечаю, как у него венка на виске пульсирует, как бывает только тогда, когда он сильно напрягается.
Понимаю, что он хотел моего согласия и так же осознаю, что больше от разговора с Вороновым мне не отвертеться.
Нам придется говорить о том, что произошло, между нами, несколько лет назад, об изменах, которых не было…
- Дайте мне пятнадцать минут, я соберусь, - выдыхаю скороговоркой и стремлюсь побыстрее выбраться из замкнутого пространства кухни, но мой путь к двери лежит прямо рядом с Михаилом и муж вновь хватает меня за руку, заставляет посмотреть на себя и говорит совершенно неожиданно.
- Спасибо тебе…
68
Я ничего не отвечаю, просто выхожу из кухни, иду в комнату, а у самой на глазах слезы выступают. Я не понимаю себя, свои чувства. В последнее время все словно обострилось. Я стала слишком чувствительной.