(не) Измена. Ребенок от бывшего мужа (СИ)
- Ты помнишь что я тебе сказал? – вскидывает бровь и моя малышка поднимает голову с плеча отца, она смотрит на меня обеспокоено и я понимаю, если начну сейчас кричать, плакать, биться и пытаться отнять Масечку – я напугаю свою дочь.
На это и намекает Михаил, не задавая прямых вопросов. А я помню… помню, что он меня спросил.
Либо я поеду вместе с ним. Либо он заберет дочку без меня.
Выбор без выбора, и я улыбаюсь доченьке, а затем перевожу взгляд на Мишу, сталкиваясь с его ледяным равнодушием.
- Я иду, - отвечаю, выпрямив спину и вскинув подбородок.
Михаил ничего не отвечает, а дочка протягивает мне ручку, которую я ловлю, и Миша замедляет шаг, чтобы я успевала идти рядом, так как Масечка моей руки не выпускала.
Она вцепилась в шею отца одной рукой, а мои пальцы держала своими, а я смотрела в глаза своей малышки, которая так доверчива вновь опустила головку на широкое плечо Михаила и я улыбалась Машеньке, пыталась не плакать…
Так трогательно и так больно…
Мы выходим на улицу и на мгновение я чуть не спотыкаюсь. Весь двор в охране и в машинах представительского класса. Конечно. Ведь сам Михаил Воронов тут. Советник президента.
Сразу же один из мордоворотов моего мужа открывает дверь премиального седана и Михаил идет в том направлении, но первым не садиться. Останавливается и бросает взгляд на меня. Одними глазами заставляет на негнущихся ногах залезть в салон, абсолютно черный. Кожа везде, дерево и приятный аромат корицы и нового автомобиля.
Михаил садиться следом. Дверь захлопывается, и я смотрю на свою дочку, которая не слезает с рук отца. Не понимаю, что чувствует мое израненное сердце. Ревнивица внутри меня почему-то молчит. Не воспринимает реакцию Масечки в штыки.
Моя дочка слишком долго мечтала об отце, а тут…
Затем меня накрывает, смятением и страхом, Машенька засыпает на руках отца, а я смотрю, как он ее ручку держит, как его пальцы играют с темными волосиками, а затем Михаил поднимает лютый взгляд на меня.
- Она – моя дочь.
Он не спрашивает. Утверждает. Никакие тесты не нужны. Машуня точная копия Михаила.
Кусаю губы, чтобы не разбудить дочку, которая спит у меня очень чутко. И Михаил это понимает, потому что малышка морщит носик.
И это в Воронова. Рядом с ним шевельнешься, а он уже проснулся и смотрит совершенно трезвым взглядом…
Смотрел! Смотрел! Яна!
Отворачиваюсь от своего мужа, бывшего мужа, смотреть на него не могу. Слова его вспоминаю про измену, про то, что я изменила…
Бред какой-то!
Мобильник начинает вибрировать, отвечаю сразу же шепотом. Мама беспокоится, а я рассказываю, что забрала Машеньку и мы решили переночевать в городе, не ехать домой, так как я выпила рюмочку…
Вру безбожно. Но. Я пока не готова говорить маме что именно произошло. Не сейчас. Отключаю звонок и чувствую на себе прожигающий взгляд Миши, который все слышал.
Не хочу об этом думать.
Голова гудит. В висках болью сковывает и я так и держась за пальчики Мируси, прикрываю глаза на мгновение, чтобы собраться, кажется что только на секундочку, но…
Прикосновение к щеке, будто бабочка крылышком мазнула, по линии скулы, вниз к уголку губ… и запах… боже… я почти улыбаюсь ощутим этот терпкий аромат в вперемешку с одеколоном…
Миша…
Вздрагиваю. Распахиваю глаза и натыкаюсь на ледяной взгляд моего мужа, который разворачивается и покидает салон автомобиля, а я в себя прихожу и за ним следом выскакиваю.
Больше Михаил меня не ждет, идет размашистым шагом, а я за ним семеню, краем глаза отмечая, что оказалась в какой-то резиденции, которая огорожена от всего мира огромным бетонным забором и воротами сквозь которые мы въехали, а Михаил идет к лестницам, поднимается по ним с легкостью и входит в огромный трехэтажный дом.
Я лечу за ним и все равно отстаю. Не хочу выпускать Масечку из поля зрения. Иду за ним. Замечаю женщину в годах с пучком на затылке, которая в не меньшем шоке смотрит на Мишу.
Он делает какие-то распоряжения, а я не слышу. Я бегу по лестницам за ним. Вижу лишь дочку, мою доченьку. Женщина в строгом платье открывает дверь перед Михаилом, и он заходит вместе с Машенькой в комнату.
Женщина суетится, снимает покрывало с постели, а Миша укладывает дочку в постель, женщина бережно снимает ее туфельки.
А я только делаю шаг, чтобы помочь, как Михаил выпрямляется, накрывает дочку одеялом. Застывает и смотрит на нее.
Затем поворачивает голову к женщине.
- Людмила Александровна. Останетесь с девочкой. На случай, если проснется – неукоснительно выполняете любую ее просьбу.
Михаил говорит приглушенно, чтобы не разбудить Масечку, но женщина чуть не подпрыгивает, кивает быстро – быстро, соглашаясь со словами хозяина.
А Михаил вдруг разворачивается на каблуках и обращает на меня бешеный взгляд. Весь холод с него будто слетает и в глазах ледяное пламя вспыхивает.
Он без слов на надвигается на меня, ловит меня за локоть и не сбавляя шага выходит из комнаты, идет размашистым шагом, а я за ним почти бегу, он подходит к огромной темной двери, распахивает ее и входит вместе со мной в… спальню…
Дверь с оглушительным грохотом отсекает нас от всего остального дома, захлопываясь. Первое что бросается в глаза это абсолютно темное роскошное помещение с огромной кроватью.
Мой муж идет вперед, чеканит шаги и буквально бросает меня, а я спотыкаюсь и лечу прямиком на черное атласное покрывало…
47
В шоке замираю, когда Михаил надвигается на меня и при этом галстук свой расстегивает. Такой привычный жест. Сколько раз я наблюдала за раздеванием собственного мужа?
Сколько раз это вызывало у меня жар, но сейчас… сейчас меня в озноб бросает, когда его пиджак вместе с галстуком отлетают в сторону и он принимается медленно вытягивать запонки из манжетов сорочки.
А я на него смотрю. Возмужал он. Годы только предали его образу еще большего лоска и статности, оголяет сильные запястья, где по внутренней стороне сетка вен.
Все так знакомо и вместе с тем совершенно иначе.
Делает шаг ко мне и я шепчу сухими губами.
- Миша… не надо… пожалуйста…
А он словно не слышит, надвигается на меня скалой, вскакиваю, хочу бежать от него куда глаза глядят, но он буквально дикой и безудержной стихией ловит меня в прыжке, а я висну у него на руке, когда он меня поднимает, вместе с собой вжимает в стену.
Сильный. Безумный. Злой. Буйный. В нем кровь бурлит, а у меня слезы из глаз брызгают, когда я оказываюсь на его бедрах сидящей и чувствую насколько он возбуждает.
Даже сквозь слои одежды чувствую его жар и заглядываю в его глаза где сейчас бездна лютая, холодная и вместе с тем обжигающая пустота.
Вжимает меня в себя сильнее, а я в его лицо смотрю бледное, горячечные глаза и понимаю, что он в шаге, в секунде от того, чтобы растерзать меня, порвать, как пергаментную бумагу.
Горькие слезы катятся по щекам, когда вместо того, чтобы биться в руках зверя, сопротивляться и царапаться, я сама накрываю его щеки ладонями, прохожу лаской и ощущаю, как его потряхивает, но я не приникаю к нему губами, лишь выдаю тихо:
- Миша… прошу… спина… ты делаешь мне очень больно…
Слеза срывается с ресничек, а я все в его глаза смотрю. Достучаться хочу. И вместе с тем чувствую, как саму трясет только уже не от сопротивления, не от ярости, его огонь он будто в меня перетекает, а Михаил вдруг подается вперед и лбом в мой лоб упирается.
- Ненавижу тебя, Яна… - рычит раненным зверем, - если бы ты знала как я тебя ненавижу. Удушил бы голыми руками… предательница…
Говорит зло, рублено, только его руки не причиняют вреда, они бережно отделяют мою спину от стены, он не давит на меня больше, не вжимает в холодную стену, но и не отпускает.
А я губу кусаю, вспоминаю дикое обвинение в измене и всматриваюсь в лютые глаза Михаила.
- Я не изменяла тебе! – говорю с отчаянием и боль вспарывает грудь.