Отпуск на всю жизнь (СИ)

Только с пятой задачей пришлось повозиться, и четвёртая потребовала внимания. Через три часа с минутами скрупулёзно оформляю работу, параллельно проверяя ещё и ещё раз. Голова ясная, работает, как часы. Не зря я жёстко держу режим столько месяцев.
Осталось двадцать минут, но большинство ещё ковыряется. Ушли только пять человек, один из первых окинул аудиторию надменным взглядом. Мне надо раньше остальных, хотя бы большинства, поэтому встаю, располагаюсь боком, чтобы меня могли лучше рассмотреть и, не торопясь, собираю исписанные листочки. Спуск с лестницы на каблуках тоже отработан, надо сильно вытягивать носок и всё будет норм. Ловлю взгляды с флангов и с фронта от экзаменаторов.
– Молчанова? – седоватый подтянутый мужчина смотрит в мой экзаменационный лист, принимает работу, проверяет и цепляет скрепку. Второй, помоложе, спрашивает:
– А ещё раз проверить не хотите? Время есть. Вдруг ошибку найдёте?
Раздумываю, мне выгодно постоять подольше, помаячить, но и ковыряться в записях жутко неохота. Глаза всё равно замылились, это неизбежно, как ни старайся. Держу паузу, как могу, якобы не могу решить. Всё, пора закругляться! Слегка задираю носик вверх и:
– Не хочу! – тоном капризной принцессы, которой предлагают надоевшее ей блюдо.
Разворачиваюсь на носках и лёгкой походкой радостная от окончания тяжёлого кропотливого труда двигаюсь к выходу. За мной неотступно ползут взгляды всего зала. Помахивая сумочкой, которую забрала с приступка кафедры, – изуверы принудили оставить её, – дохожу до двери и скрываюсь за ней.
Его не слышно, и услышать такой затаённо осторожный звук я не могу, но очень надеюсь, что он есть. Есть выдох разочарования в момент, когда я окончательно покинула аудиторию.
Этот выход как бы не важнее самой контрольной. Всплывает наружу гнусная мыслишка. Я могла отвлечь кого-то из конкурентов, ослабить его внимание и вынудить допустить ошибку либо не заметить её при проверке. Это мой скрытый козырь, недокументированная опция. Но если кто-то ошибётся, заглядевшись на меня, я же в этом не буду виновата? В самом деле, разве я повинна в своей красоте? Между нами девочками говоря, ещё как виновата, но, всё равно не виновата, хи-хи.
За дверью моя походка и беззаботность по виду не меняются. Только сейчас я не чувствую на себе облака чужого внимания. И я на самом деле беззаботна и весела, по очередному редуту нанесён мощный удар. Посмотрим, посмотрим, что там уцелеет.
Эльвира встречает меня на выходе с территории Лицея. О, и папа здесь!
– Вырвался ненадолго, – он целует меня, – Отвезу вас домой и на работу. Как у тебя?
– Неизвестно, но вроде всё решила.
Дома быстро переодеваюсь и после обеда прыгаю на диван.
– Ничего не буду делать. Целый час ничего не буду делать, – капризно заявляю мачехе. И целеустремлённо исполняю свою угрозу.
4 августа, понедельник, время 9:00.
Лицей, просторный класс, устная математика.
Беру билет, называю номер, иду за стол. Но все действия только при словесном описании выглядят так скучно. На самом деле, всё по методу Светланы. Каждое моё движение можно без изменений делать элементом танца. Я не просто так беру билет, я совершаю движение, отточенное ежедневными многочасовыми тренировками под придирчивым взглядом мачехи. То же самое с поворотом, совсем немного на несколько сантиметров, взмётывающем юбку. Я в том же наряде, что и на письменном, только без жакета. Почти полное соответствие общепринятому стандарту: белый верх, чёрный низ. Зелёный шейный платок посчитала излишним, есть серьги, а красный пояс в наличии. Юбку я чуточку модернизировала по соизволению Матильды, сделала по бокам, впереди и сзади короткие разрезы по четыре сантиметра. Опять-таки не просто разрезы, на самом деле это узенькие вырезы. Такие треугольнички с основанием меньше сантиметра. Поэтому края почти никогда до конца не сходятся. Очень интригует, – согласился папочка, когда мы с Эльвирой испытали модернизацию на нём.
 
Столы я оценила сразу, как только вошла. Отсутствуют передние стенки, я даже улыбнулась торжествующе. Мои ноги будут хорошо видны спереди, только надо решить, кому быть главным зрителем, комиссии или поступающим?
Выбираю стол в крайнем ряду, третий, считая от головы класса. Комиссии хорошо видна и часть школьников получит возможность, хоть и с бокового ракурса.
Всё, села и сложила ножки, можно смотреть, что там мне подсунули эти изуверы. Экзамен, кстати, устроен интересно. Перед тем, как отвечать на устном, мне покажут письменную работу, я увижу пометки преподавателей на своих ошибках, всё будет ясно и прозрачно. Заработанную оценку поставят при мне. Первый раз с такой открытой и честной схемой сталкиваюсь. А я много раз экзамены сдавала, я как-то Пештский университет окончила. И через полсотни лет – Пражский.
И что у меня там, в билете, чем меня удивят? О, первый вопрос об арифметическом корне, неприятная для меня тема. Неприятная была бы, если бы не славный парень Пистимеев Александр! Не поворачивается язык называть его неполным, пренебрежительно обрезанным именем в такой момент. Это он растолковал мне тонкости, которые учебник искусно обходит. В тот момент я испытала ощущение приносящего огромное облегчение щелчка, с которым встают на место выбитые из суставов кости. Ладно, хватит рефлексировать, работать надо…
Время от времени меняю положение ног. Во-первых, чтобы не затекали, во-вторых, дать рассмотреть благодарным зрителям с нового ракурса. Жалко, стрелки на чулках видны не всем и не всегда. Уложить ножки в одну сторону, в другую, скрестить, потом одну слегка отставить… короче, над осаждаемой цитаделью гремит непрерывная канонада артобстрела.
Всё сделано. Сижу, усиленно придираюсь сама к себе. Кое-что подправляю с помощью ссылок. Поднимаю голову, кто-то уже готов, подходит преподаватель смотрит фамилию в экзаменационном листе, приносит письменную работу. Внимательно наблюдаю, руку поднимать не спешу. Меняю положение ног, одну выставляю вперёд так, что ступня изгибается до предела. Но носок туфельки твёрдо опирается о пол, несмотря на мешающей этому высокой шпильке. Не зря мне Эльвира три месяца ступни терзала, так что поначалу казалось, что она их сломать хочет.
Ха! Это выстрел из крупного калибра! Вижу как пара парнишек, сначала один, потом другой, не могут оторвать взгляд. Пристально посмотрел один из преподавателей, и чуть ли не с чмокающим звуком отрывается от зрелища.
Наверное, хватит. Долгое сидение тоже может плохое впечатление произвести. Ловлю взгляды экзаменаторов, делаю жест рукой, то ли поднимаю её, то ли приветствую. Подходит тот, что смотрел на ножки, не старый, но в возрасте. Смотрит в мой лист.
– Молчанова? Готовы?
Я киваю. Приносит мою работу, садится рядом, сдвигая меня от края. Хм-м, это минус, мальчишки уже не смогут мной любоваться.
– Очень хорошая работа, Молчанова. Мы поставили девять.
Против оценки качества ничего против не имею. Но почему девять, а не десять? Просматриваю свои листы внимательно. Блеск! Ни одной пометки красной пастой, только подчёркнуты ответы. Видимо так отмечают правильность результата. Озвучиваю своё недоумение, сбивая экзаменатора, который уже ждёт от меня ответа по билету.
– Почему не десять?
– Десятку мы можем поставить только за феноменальный результат. Поверьте, девять очень хорошая оценка…
Класс!!! Конфликт на ровном месте! Да я же сейчас вас в порошок сотру!
– Извините, не поняла. Нам ничего такого 31-го числа не говорили. Никто не сказал, что десятку получить можно только за какие-то неопределённые выдающиеся заслуги.
 
– Не нужно ничего особо выдающегося. Хватило бы оригинального нестандартного решения задачи.
– Такого требования наверняка нет в ваших правилах оценивания работ, – парирую я, – Или есть? Покажите!
Экзаменатор не смущается, он подыскивает аргументы. Пока он не контратакует, наношу следующий удар.