Комната Наоми (ЛП)

Я разрезал ленту и вынул фотографии из самодельного портмоне. Первая представляла собой еще одну фотографию, на которой запечатлен фасад дома. Я внимательно посмотрел на него, зная, куда теперь смотреть, догадываясь, что могу найти, но не подозревая, что все это правда. Сердце сжалось от холода, когда я разглядел в чердачном окне безошибочное изображение лица. В закрытом ставнями окне, которое я открыл всего два дня назад.
Я рассмотрел крупный план. У меня даже сейчас кровь стынет в жилах при мысли о том, что там оказалось. Не бледная седая женщина, не одна из маленьких девочек, не Наоми. Но лицо Лоры, белое и холодное, смотрящее вниз, словно с огромной высоты.
В ту ночь наваждения начались снова. Я думаю о том, что произошло той ночью, как о потере невинности. Каждый этап этих событий представлял собой ту или иную форму потери: потерю любви, веры или самоуважения. Но невинность подобна доверию: однажды утраченное, оно никогда не может быть восстановлено.
Что я имею в виду под невинностью? В конце концов, к тому времени я был уже взрослым мужчиной, убитым горем отцом. Я пережил разочарование, растерянность, тяжелые испытания — все те пути, по которым мы приходим к житейской мудрости. Или, если не к мудрости, то к какому-то пониманию. Но, несмотря на все это, в душе я оставался достаточно невинным. В том смысле, что у меня сохранялась вера в то, что все вокруг пронизано добром. Я видел образ, замысел в целом, даже если жизнь в ее частностях порой казалась бесформенной или бессодержательной, даже если дети умирали от боли.
Полагаю, это было религиозное восприятие мира, хотя я не формулировал его в теологических терминах. Более строгая богословская теория, догма, возможно, помогла бы мне пережить то, что произошло. Но моя невинность не состояла из такого железного материала и не была так хорошо защищена. Она сформировалась наполовину, она оказалась расплывчатой, слишком сильно созвучной времени и слишком мало — опыту поколений.
Я пробудился от тревожного сна чуть раньше трех. Рядом со мной спала Лора. В этот раз меня разбудил не крик, а нечто гораздо более коварное. Проснувшись, я почувствовал, что на меня словно оказывается какое-то мощное давление. Мне стало трудно дышать. Мои мысли путались, я чувствовал, как внутри меня без видимой причины нарастает паника. Когда я лежал, пытаясь выпрямиться, то услышал звук, похожий на дыхание. Не дыхание Лоры, а более тихое и отдаленное. Мне показалось, что оно доносится от изножья кровати.
С усилием я приподнялся, опираясь на подушку.
— Кто здесь? — шепотом спросил я.
Я твердо знал, что кто-то стоит у изножья кровати и пристально смотрит на меня. Рядом со мной Лора беспокойно ворочалась во сне. Ответа не последовало. Звук дыхания продолжался. Я напрягся, чтобы увидеть, но вокруг царила лишь тьма, ровная и непроницаемая.
— Кто ты? — спросил я снова. — Что тебе нужно? — Дрожа, протянул руку, чтобы включить прикроватную лампу. Ничего не произошло. Снова и снова щелкал выключателем, но свет не загорался.
И тут я осознал нечто ужасное. Чувство угрозы, которое я ощущал до этого на чердаке, вернулось, на этот раз гораздо сильнее. Самое ужасное заключалось в том, что я испытывал его сразу в двух различных формах: чувствовал, что являюсь объектом страшной ненависти, неутоленного гнева, который тянется ко мне со всей своей силой. И одновременно ощущал это в себе, чувствовал ненависть, гнев, злобу, гамму необузданных эмоций, которые просто душили меня. Мне все еще с трудом удавалось дышать. Тьма давила на меня, неумолимая, плотная, как мешок, она душила меня.
Внезапно я услышал голос Лоры слева от себя.
— Что случилось, Чарльз? Что происходит?
Я пытался ответить, но слова не складывались. Мне казалось, что я тону в воздухе.
— Что такое, Чарльз? Что случилось? Что с тобой?
Ее голос, казалось, доносился издалека. Он звучал так слабо, что я едва мог его расслышать. Я попытался заговорить, но ничего не выходило. Теперь я услышал другой звук, слабое шуршание, как шелк.
 
Вдруг в моих глазах вспыхнул яркий свет. Я сильно моргнул, затем снова открыл их. На мгновение мне показалось, что я вижу кого-то, стоящего передо мной, кого-то высокого и одетого в серое. Затем я снова задышал, почувствовал руку Лоры на своей руке и отчетливо услышал ее голос.
— Чарльз, ты в порядке? — Я кивнул, глотая воздух. — Что случилось?
— Я не знаю, — растерянно ответил ей. — Я… Должно быть, мне снился сон. Мне казалось, что меня душат. Но сейчас все в порядке. Я в порядке.
Но на самом деле это не так. Что-то засело глубоко внутри меня, что-то невыразимое. Не воспоминания, а ощущения, томительное осознание угрозы, которую я чувствовал, и темное знание о чем-то другом, что уже присутствовало во мне и до сих пор пребывало в состоянии покоя. Чувства ярости и ненависти не пришли извне, они жили во мне все это время. Я чувствовал себя грязным, как будто что-то нечистое коснулось или вошло в меня. Когда Лора протянула руку, чтобы успокоить, я отпрянул от нее. Я никогда не делал этого раньше. Она ничего не сказала, но я знал, что мой жест причинил ей боль. Но мне было все равно.
Утром я позвонил Льюису. Он ждал моего звонка.
— Вы слышали? — спросил он.
— Слышал? Что слышал?
— Это передавали в новостях сегодня утром, — ответил он. — Рутвен найден мертвым. Убит. В церкви, где нашли пальто Наоми.
Глава 10
— Что произошло?
Мы с Льюисом сидели в кабинете, лицом друг к другу за низким столиком, на который я положил небольшую папку.
— Ему перерезали горло. Если верить сообщению, которое мы получили. Никто в Главном управлении не знает, зачем он вернулся в церковь. Они закончили там, сделали все свои криминалистические дела и прекратили. Похоже, там так ничего и не нашли. Полиция считает, что пальто попало туда случайно, не более того. Бродяга мог наткнуться на него и отнести в церковь.
— Но зачем оставлять его в склепе? Какой в этом смысл?
— Смотритель говорит, что туда иногда спускаются бродяги, умные, которые знают, что там есть котел. Но долго они там не задерживаются. Место их пугает. Никто никогда не ночевал там, насколько он знает.
— Могут ли они быть связаны?
— Кто?
— Не кто. Я имею в виду убийства. Убийства Наоми и Рутвена. Может ли быть связь? Мог ли Рутвен что-то узнать? Может быть, убийца в панике напал на него?
Льюис пожал плечами.
— Слишком рано говорить. Нет никаких данных о результатах осмотра. Они только вчера свернули свою деятельность в церкви.
— Когда его нашли?
— Сегодня рано утром. Смотритель зашел проверить, все ли в порядке с уходом полиции. Он сильно испугался. На одной из гробниц была кровь. Старая французская гробница. Забавное название: Петитойль.
Я поправил его произношение, как будто он был студентом.
— Петитойе, будет правильнее, в переводе означает «Маленький глаз». Это фамилия гугенотов. В свое время Спиталфилд был крупным центром для беженцев-гугенотов.
Была середина утра. Льюис приехал прямо из Лондона. Я наблюдал, как он поднимается по дорожке к дому, нервничая, оглядываясь по сторонам и время от времени поднимая глаза. Я знал, на что он смотрит, что ищет. На этот раз у него с собой была камера, в одной из тех больших сумок, которые носят фотографы.
— Вы получили фотографии? — спросил он.
Я кивнул.
— Так вот почему вы позвонили?
— Нет. Кое-что еще… Случилось ещё кое-что. — Я рассказала ему о происшествиях, ведя свой рассказ как можно более просто и безэмоционально. Но я видел, как расширились его глаза, когда до него дошла суть моих слов. Когда закончил, я поднял папку.
— Есть нечто другое, — сказал я. — Нечто, связанное с вашими фотографиями.
— В общем-то, я так и предполагал, — признался он.
Знаете, Льюис, он обладал инстинктом, шестым чувством. Говорят, валлийцы потомки кельтов, немного колдуны, настроенные на другие измерения. Сыновья Артура. Ну, возможно. По крайней мере, Льюис им обладал. И он не раз успел об этом пожалеть.