Его исключение (СИ)

Тишина делает воздух тяжёлым и замедляет дыхание. Хочу сорваться, но вот поздно трепыхаться.
Он наверное сейчас меня убьет, не меньше. Неторопливые шаги в мою сторону отсчитывают секунды до его победы и мои последние миллисекунды никчемны.
Я теряю волю к сопротивлению, просто выжидаю. Его руки покрывают меня, сжимают до боли, но такой приятной, тело приглушенно откликается и в животе зарождается сладкая истома.
Полумрак и тело истосковалось по мужской ласке. Разум здесь блокируется предательским возбуждением, порождающим необъяснимые чувства.
— Марта, что за самоуправство, — крадущимся голосом темноты оказался Николас.
— Ты напугал, — выдыхаю остатки одержимого страхом воздуха, как будто муж меня за чем-то непристойным застукал.
Продолжаю стоять спиной к нему, чтобы не выдать своего парадоксального состояния.
— Кого-то другого ждала, — делает интуитивные выводы.
— Нет, — вру не задумываясь своему любому гению. Я и взаправду не ждала, оно само пришло. Наваждение.
— Непривычно тихая ты, разомлевшая, — его слова колоколом моего уличения отстукивают.
Николас одним рывком стягивает топ вниз и он безвольной тряпочкой, широким поясом на талии теперь отсчитывает нулевой километр страстного периметра моего верха.
Прохлада ветра из открытого окна и его дыхание смешиваются и будят мои мурашки.
— Послушной надо быть, — его руки одаривают мои запястья теплотой горячей крови.
— Ты видел меня уже голой, так не честно, — пытаюсь перекроить возбуждение, которое породил в моей голове другой мужчина.
— Кто сказал, что честно играем? — его руки проходятся вверх, огибая ключицы и задерживаются на шее, разминая позвонки. Млею от затаенного дыхания на затылке.
— Тогда пощады не жди, — триумфально скалюсь собственным язвительным ремаркам.
— В жизни пощады не просил. Какая грозная. Мне начинать бояться? — кусая в изгиб шеи, он очерчивает линию подбородка и оттягивает пальцем нижнюю губу, заставляя мой рот приоткрыться.
— Я опасный, Марта, жуткий. Люблю зрелища. Станешь семейным развлечением, если я попрошу, — вкрадчиво произносит, закусывая мочку уха и надавливая на промежность.
Я тут от счастья чуть не поперхнулась, а на меня как ушат помоев вылили. Отбрасываю его наглые руки, которые волнами изучают мое тело. Поворачиваюсь и врезаю оглушительную пощечину, натягивая другой рукой мокрую ткань на грудь. Холодит.
Неужели я создаю впечатление той, у которой нет принципов и достоинства?
— Справедливо. Заслужил, — пошатываясь, потирая ушибленное место, режиссер цинично улыбается.
— Ник, пошел ты…не надо мое светлое чувство втаптывать в грязь и смешивать с животным срамом, коего у вас и без меня предостаточно. Когда очнешься поговорим, — яростно закипаю от передоза негатива. — Я не попадусь в ваши раскинутые семейные капканы похоти. Мне за любовь мою крылья не сломать. Если тебе на нее наплевать, то мне нет, — добавляю ему в отместку за свои униженные чувства.
Совсем отчаявшись, добавляю.
— Ты меня хочешь братьям предоставить и надеешься, что они к Алисе лезть не будут таким образом?
— Откуда ты знаешь, как правильно любовь любится. Только громкими словами разбрасываешься. Смешная ты и твоя любовь смешная, — челюстью водит, проверяя не сломана ли. — Навоображала себе, а я повода не давал, мы с тобой даже не спали.
Я не рассчитала удар, сильно приложила. Так хочется погладить этот острый подбородок, унять боль скул целованием щек, но я отбрасываю эти мысли, как рабские любовные цепи.
— Лучше быть смешной, чем жестоким истуканом. В любви только двое есть, она не делится между оставшимися, — мое непримиримое видение вопроса, наверное, его уже не удовлетворит. Он смирился с участью разделяющего пирог.
В моих глазах одинокий вопрос.
— Почему? Почему ты выбрал ее, когда я была рядом? Протянуть только руку оставалось, только твоей могла быть.
— Ты знаешь уже мои чувства к тебе, — крепко сжимая пальцами мои ребра, он продолжает давить и убеждать себя, что ему все равно. — Она ворвалась в мою жизнь как Ева, сбежавшая из рая.
 
Никогда не думала, что перед мужчиной надо топлес бегать, чтобы влюбить. А как же загадка?
— Ничего, — глупо улыбаясь, добавляю. — Ты меня еще вспомнишь, совсем внезапно, я знаю, но будет поздно, меня не найдешь, — тяжёлое безоговорочное решение произношу для себя, отрезвляя свои мысли от трешовой влюбленности.
— Снимай, — произносит возле самого уха, отстраняясь от меня. Ник медленно стягивает рубашку.
— Далеко разогнался с такими запросами? Довольно!
— Марта, ты сегодня не выспалась что ли. Снимай мокрый топ, а то простудишься, когда ехать будем, — протягивая мне рубашку, удивляется моим изречениям.
— Куда ехать, я к себе в номер, — понимая, что опять опростоволосилась, разворачиваюсь в порыве прекратить общение. Ник подхватывает за талию. — Пусти, — требовательно заявляю. Достали эти игры.
— Тише, тише. Мне надо тебя отвести в безопасное место. Сегодня Льдов от тебя не отстанет. Он уже ломится в гримерку. Будет искать сегодня, а завтра уже уедет с острова. Не будем рисковать, выйдем через черный вход.
На заднем дворе стоит скутер, садимся. Я обнимаю недосягаемый торс, боясь дышать, и наш дорожный дуэт разрезает тишину прибрежной ночной жизни.
Мурлыкающий мотор несущийся вдаль, ветер в волосах, шум графитовой ленты опоясывающей витиеватые улочки и запах моего мужчины, его присутствие.
Сладкое мгновение побудь на языке, продлись бесконечно. Мысли, разбившиеся об асфальт, вновь взлетели подхваченные потоками воздуха.
Он просто доставляет меня в безопасное место, а остатки впечатлений указывают на то, что Ник украл и увозит от всех, прячет, чтобы нам никто и никогда не мешал.
— Проходи, — открывая дверь маленького помещения в одну комнату с видом на море, Николас пропускает меня вперёд. — Здесь ничего нет, кроме вина. Будешь? — спрашивает, порывшись в шкафчиках на кухне. Включает телевизор. На экране ведущая новостей.
— Грандиозное событие, происходящее один раз в десятилетие, сорвано. Что послужило триггером драки выясняется. Ущерб заведению исчисляется в крупном размере. Очевидцы, говорят, что были слышны выстрелы. Пострадавших по данным правоохранительных органов нет. Не переключайтесь. Наши корреспонденты следят за событием. Вы узнаете все из первых уст.
О.О.О.
Оёй!
Оёечки!
Глаза блюдцами примагнитились к экрану, пальцы у рта сложила.
— Что я наделала…
— Лапушка, не переживай. Там все равно скука смертная. Через десять лет будет хоть, что вспомнить на очередной встрече толстых кошельков.
Я должна была добыть сенсацию, но оказалась ею сама.
Я пострадавшая.
Авансом.
На ближайшем совещании. Это точно.
— Да, — соглашаюсь задумчиво. — Нам стоит снять напряжение. Николас, твоя рубашка, — делаю попытку ее снять, ведь он замёрз. Сама планирую натянуть юбку на подмышки. Топ ещё не высох.
— Забей. Давай лучше выпьем, согреемся, — звякая бокалами подходит ко мне и протягивает один из них.
Смотрю на него, когда он разливает бордовый напиток, и вижу странное спокойствие на его лице.
Как будто не было моей дерзкой выходки и он не торопится к жене, что с братьями осталась, и, возможно, они будут утешать ее всю ночь известными только им троим способами. Ник ровно дышит, нежно стучит бокалом о край моего и задумчиво смотрит.
— За что пьем Марта? — передает эстафету в тосте мне.
— За то, чтобы эта ночь не заканчивалась, — чуть помедлив, произношу и отпеваю сангрию. Страшно подумать, во что я вляпываюсь.
Участница мирового скандала. Меня по головке редактор точно не погладит.
— Вот как. А солнце ты не любишь? День лучше. С недавних пор не люблю ночи, — отпевая глоток красной жидкости, интересуется.
— Ты рядом и все равно, что там на небе. Смотреть прогноз погоды не буду, — расслабленно заявляю и присаживаюсь на диван.