Дожди-пистолеты
Однажды я отважился пригласить ее сходить вечерком в театр. Ну да, взял и подошел на перемене: «Раз уж у нас с вами конфликт…» Она говорит: «Что ж, давайте, Билык, сходим». Она называла меня по фамилии и, конечно, на «вы».
Мы смотрели какой-то чеховский спектакль в нашем же чеховском же театре. Кажется, «Лес». Не, «Лес» Островского… Стоп! Все не то! Мы комедию смотрели. Мы смотрели что-то там «…в кровати»… или в постели. Комедия какая-то, я не помню названия. Ничего я не покупал загодя билеты. Просто пошел в кассу и купил на ближайший спектакль. Я недалеко от театра жил. Вот и пошел в кассу, купил два билета. Для меня совершенно непринципиально было, на какой спектакль.
Не было у меня цели охмурить-то. Мне просто прикольно было, интересно же. В театр с учительницей! Это же главные эротические фантазии: стюардессы, медсестры и учительницы. Классика жанра!.. Мы сходили в театр и поехали к ней домой на чай. Я не помню, честное слово, кто инициатором был. Важно, да… А! Я же провожать поехал. Точно! Блин! Ну как такое можно забыть?! Я, конечно же, как джентльмен, поехал проводить даму до дома. «Вы где живете?» — «Я живу там-то». — «Давайте я вас провожу». — «Давайте, Билык». А она хохочет, веселая такая, что-то расспрашивает. Я проводил. Она пригласила домой. Я зашел, посмотрел квартиру. Она налила чай. Я спросил: «Вы одна живете?» — «Да, одна». И все такое. Мы попили чай. Что, не веришь? Мы просто попили чай и по-прежнему остались на «вы». И буквально недолго посидели. Минут сорок. Я такой: «Ну, мне пора. До свидания, спасибо за чай». А потом мне что-то по учебе надо было. Не то написать реферат, не то еще что-то. И я попросил ее помочь. Ну как — повод? Просто прикольно было.
И вот я попросил ее помочь мне с рефератом. Мы общались достаточно много на людях. То есть она не ставила себя выше, типа она взрослее и умнее. Мы общались на равных… А потом перешли на «ты». Как-как? Ну, как-то перешли. «Давайте прейдем на „ты“». Вроде она предложила.
У меня не было такой необходимости скрывать наши отношения от одноклассников. Я нормально отшучивался. Мы общались, встречались. Она познакомила меня со своими друзьями. Мы к ним в гости сначала сходили, потом они к ней пришли. Эти люди нормально ко мне относились. Я ведь был достаточно взрослый человек. Конечно же, город маленький, через третьих, четвертых знакомых знали друг друга. Они знали, кто я…
Мы стали чаще встречаться. Я приезжал к ней домой. Мы смотрели кино, ходили в кафе. Потом я начал оставаться у нее дома. Я не помню, кто стал инициатором. Ты же знаешь, оно ведь как-то само происходит. Уже поздно, засиделись допоздна. Смысла уже ехать домой нет. Я остался в другой комнате. Утро, чай. Все нормально. Я сначала несколько раз так оставался, без всего такого. Она ехала на работу, а я ехал на учебу. И мы ехали в разных маршрутках. Выходили вместе и ждали разные маршрутки. Все равно в конце концов колледж начал гудеть. Языком болтать. Я не пытался никому рот закрывать. А чего? Пусть говорят. Я же ничего плохого не делал. Может, у нее и были проблемы с дирекцией колледжа. Все потрещали-потрещали, да и успокоились в конце концов. Нормальный парень, нормальная девушка. Ничего страшного в наших отношениях не было. Какая аморалка? О чем ты говоришь?
ВИТЯ БОНДАРЕВ
Сначала песни были достаточно мечтательные. Ничего не понять. Я так верил, так писал, так жил. А потом наступил день, когда я познакомился с Витей Бондаревым. Познакомились мы на каком-то концерте самопальном. Помню, там были две колонки, старые, российские. Усилитель допотопный, два микрофона. В то время был в городе один человек по имени Дима Шарко. Он очень дружил с администрацией города — такой деятель молодежный. Он организовывал праздники, фестивали в городе, как раз и для неформалов. Одним из которых был «Снеговики не умирают» в актовом зале Дома учителя на улице Ленина. Зал — мест на триста. Выступали различные группы таганрожские. Певцы под гитару, барды. «Асимметрия» там выступала в усеченном составе, аппарата было мало: барабан один, две акустические гитары, два микрофона. В Доме учителя оказался и Бондарев. После концерта он подошел, мы познакомились «О, ты прикольно поешь, давай встретимся, посидим, чего-то придумаем». Вот так вот мы с Витей и познакомились.
Причем вот что интересно. В Таганроге, как и в любом городе нашей страны, есть улица Ленина. Это такой местный Бродвей. И с раннего вечера до поздней ночи люди ходят сначала по одной стороне улицы, потом переходят на другую сторону и идут в обратном направлении. Потом доходят до конца, снова переходят и идут обратно. И так все время. Точно так же гуляли и мы. И можно было встретить человека и уже узнать его, потому что ты уже раза три его видел, пока ходил туда-сюда. И вот когда я так гулял с ребятами, часто видел человека, который похож на Шевчука. У него была косуха, кожаные джинсы, казаки. Длинные волосы, очки с квадратными стеклами. Он был по типажу очень похож на Юрия Шевчука. И я думал, ну и тип тут ходит! Только потом, спустя полгода, я познакомился с этим чуваком, и им оказался Витя Бондарев. Смешно было, он тоже из той тусни, только более взрослой. Витя старше меня лет на пять — на шесть.
Благодаря Вите я узнал старшее поколение творческих людей. И вот оно как раз меня очень не любило. Не потому, что проблема поколений, нет. Это касалось, как я сейчас понимаю, обычных вещей. Девочки, внимание, борзость, мечты, стремления, работа. Моторчик. Я думаю, это.
А что, можно представить еще что-то? Поэтому была неприязнь со стороны старших, которые до сих пор сидят в жопе. Сейчас приезжаешь в город, видишь этих людей. Ничего не изменилось!
Витя — поэт. Вместе с ним уже получились песни гораздо жестче, музыка стала тяжелее. Уже пошли песни вроде «Америки нет». Очень тяжелая песня. Такая: тунд-тунд-тунд ду-ду… Потом на одном концерте мы играли ее с гитаристом группы «Сакрум». У нас было два гитариста, и мы очень тяжело играли: «…Америки нет. Эта дорога никуда не ведет, это просто следы от моих ботинок…» Бондарев не то чтобы жесткий, он фатальный немного был, безысходный. Поэтому и песни стали тяжелее, и бусы мои исчезли.
Никакой творческой ревности к Бондареву не было. Никакой обиды. Просто мы экспериментировали. Мне было интересно все новое. Мне было о-о-чень интересно на чужой текст написать музыку. И я же еще выбирал тексты. Не на все подряд писал. Что мне нравилось, на то я и сочинял музыку и пел. Я вообще не думал, что это текст Вити, потому что мне казалось, что это мой — так в него въедаешься, придумываешь музыку, начинаешь любить и просто поешь как свое. Тогда и мыслей не было таких, о ревности к чему-то. Потому что все было кайфово делать. Кайфово было играть, кайфово петь. Сочинять, слушать, как другие что-то сочиняют.
Я просто воспринимал его слова, да? У меня не было какого-то разделения — мои слова, не мои. Вот человек, который врубается, общается, помогает мне. И мы делимся чем-то. Вот он приносит тексты, а я пишу музыку. И мы что-то делаем, пытаемся найти общий язык.
Да какая там зависть! Мне было интересно, как это так. Вот я читаю, понимаю, что написано как бы не об этом, а я все понимаю о чем. Мне было интересно, как у человека работает мысль, чтобы вот эти слова взять, так их связать, так срифмовать. И так здорово получается. Вот это да! Я так не могу… Было не то что жаль, я думал, что так никогда не напишу. Так и не написал никогда. Потому что у меня голова по-другому работает. Я научился открываться… Я, конечно, могу написать очень сложный текст. Практически околесицу, которая будет восприниматься как пятьсот тайных смыслов. Хотя на самом деле я написал полную ерунду. Вот этим мне совсем не хочется заниматься, неинтересно. Почему? Во-первых, ты напишешь ерунду. Во-вторых, люди поймут тебя вообще не так. Тебе же хочется, чтобы тебя люди понимали, да? Я могу что-то написать и прикольнуться. О! Я знаю, о чем, а люди не знают, ха-ха-ха! Один я знаю, какой тут смысл!