Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ)
На Альте тоже стычки случались, хотя не столь масштабные и горячие, и безо всякого продвижения вперед. Разумеется, видинский паша, удерживающий эту область, мог быть, при нужде, оттеснен мною — если направить против него больше войск и не предпринимать наступление на юг. Только сие было бы величайшей ошибкой. Самый главный страх неприятельский следовало использовать в полной мере. До начала переговоров я велел задержать в дороге гурты скота и табуны коней, закупленные в Польше и Венгрии; теперь они прибывали каждый день. Обоз и артиллерия на глазах турок обновляли тягло. Солдаты отъедались после изнурительных трудов; полки поочередно маршировали на широком поле в двух верстах от города. Водою, по Дунаю, прибывали пополнения и всевозможная амуниция. Картина подготовки к походу развертывалась полная и достоверная.
Еще один способ давления на турок заключался в таинственных взглядах на восток и высказывании, время от времени, сожалений об отсутствии в нашей конференции персиян. Дескать, я категорически не желаю сговариваться о чем бы то ни было отдельно от союзника и только очень выгодные предложения способны сие нежелание поколебать… На самом деле, мне было известно (как от Бестужева, так и по другим каналам), что Надир отнюдь не считает себя связанным какими-либо обязательствами, на любые обращения русского посла отвечает с высоты трона безумными речами о собственном величии и о грядущем покорении всего мира, тайком же вступил в сепаратные переговоры и ловко торгуется с турками об исправлении границ возле Багдада. Свежие указания императрицы предписывали вести дела без оглядки на сего сомнительного алиата.
Ахмед-паша и Кемаль-эфенди, несомненно, были осведомлены об усилиях султана по примирению с персидским шахом. Но как знать — вдруг мне известно что-то, им неведомое? Вдруг русский военачальник получает новейшие сведения раньше? Надир, как известно, буен и нравом обладает неисповедимым. С ним ни в чем нельзя быть уверенным! По Константинополю бродили тревожные слухи (частью распущенные стараниями моих людей) о его новых завоевательных планах. Одни говорили, что шах возьмет Алеппо и переймет все караванные пути; другие стращали захватом Трапезунда и уверяли, что англичанин Эльтон уже готовится строить персидский флот на Черном море, с коим внезапно явится у Босфора. Конечно, люди сведущие в военных делах не очень-то верили в подобный вздор. Однако… Что, если в потоке лжи найдутся крупицы правды? Лет десять назад, кто бы поверил в саму возможность персидского похода на Индию? Так что, турецких послов любые упоминания о шахе весьма и весьма нервировали. И все же они отказывались трактовать о мире, не получив желанной передышки для своей армии. А я им ее не давал.
Неделя ежедневных встреч не принесла успеха. Во время одной из таких бесплодных бесед с кофепитием ко мне скользнул секретарь, прошептал на ухо:
— Буджацкие мурзы у ворот. С отрядом от Левашова. Приехали пощады просить.
Собеседники навострили уши. Я прищурился:
— Много их?
— Десятка три.
— Сюда веди. Не всех, конечно. Двух или трех самых главных.
Татар принял милостиво и ласково, угостил кофеем и щербетом; но когда до дела дошло — жить или пропасть их народу — кивнул на сморщившего нос от смрада немытых тел Бонневаля:
— Вот ближний человек Его Султанского Величества; он пусть и скажет, согласны ли османы вас приютить. Пустят во Фракию — живите. Нет — всех под саблю. На путях моих караванов вы не надобны.
Мурзы, как в мечети, повалились в ноги Ахмед-паше. Разумеется, отказать он не мог — так была выстроена мизансцена. Линия его обороны оказалась прорвана, и мы легко договорились об унятии оружия на десятидневный срок, достаточный сим турецким вассалам для откочевки. Что уход их на юг откроет свободный путь моим обозам, столь опытному генералу объяснять не требовалось. Что русская армия по миновании армистичного времени будет готова к новому походу — тоже. Погода, как нарочно, стояла солнечная и теплая. Пришлось ему (а куда деваться?!) уступать. Корабль переговоров снялся с мели.
На другой же день обменялись первыми мирными предложениями. Разумеется, обе стороны выставили оные с пребольшущим запросом. Клод претендовал на status quo ante bellum, я же — на uti possidetis. В точности как на восточном базаре; разве что там без латыни обходятся. Очень быстро сия формальная, но непременная стадия осталась позади; началось прощупывание реальных позиций. Моими притязаниями Бонневаль был явно фраппирован.
— Крым! — Возмущался он. — Зачем вам Крым?! Какие права имеют на него русские, если он издавна принадлежит роду Гиреев?! Знаете ли Вы, что хан, в случае пресечения дома Османов, может наследовать султанский престол? Его вассалитет в отношении вашей императрицы означал бы, что и вся Порта Оттоманская, при определенном стечении обстоятельств, должна перейти под ее скипетр. Это достаточно веская причина, чтобы признать невозможность смены турецкого суверенитета над Крымом на русский или какой-либо иной.
— Да полно Вам. В Париже и Мадриде правит одна и та же династия, но сие не делает Испанию французской провинцией или наоборот. Значение Гиреев основано на происхождении от Чингис-хана… Уверяю вас: среди русской аристократии найдутся роды, способные похвалиться тем же. Кроме того, я вовсе не посягаю на права Гиреев и не желаю ни пяди принадлежащей им земли. Пусть себе живут вольными ханами, как до османского завоевания. Мне не нужен степной Крым или горный. Только прибрежная полоса от Инкермана до Кафы, да еще Керчь с Еникале. Никогда — и Ваш высокоученый помощник Кемаль-эфенди сие, полагаю, подтвердит — так вот, никогда указанная земля не была ханской.
Я требовательно посмотрел на ученого турка. Эфенди нехотя кивнул:
— Это так.
— Слышите, мой дорогой друг? Если Его Султанское Величество соизволит передать сию территорию иному государю, он совершенно не посягнет на достояние своего вассала. Крымский берег перешел Его Величеству от Генуэзской республики по праву завоевания, ровно двести семьдесят лет назад. В прошлом году претензию на обладание им заявила Российская императрица, совершенно по тому же самому праву. Гиреи, в данном казусе, всего лишь влиятельные соседи.
— Но обладание приморскою полосой даст вашей царице полное господство над остальным Крымом! Фактическое господство, которое не позволит формально вольному хану даже вздохнуть без разрешения из Санкт-Петербурга!
— Вольность хана может быть утверждена отдельной статьею мирного трактата, с предоставлением Высокой Порте права ремонстрации по касающимся ханства вопросам. Если мы также договоримся о правилах мореплавания, наши государи смогут взаимно удерживать друг друга от посягательств угрозою даже не войны, а всего лишь лишения ценных для соседа торговых преимуществ.
Обсудили и мореплавание. Как ни странно, этот важнейший для меня вопрос вызвал менее всего возражений. Впрочем, за время прежних многолетних, но совершенно бесплодных споров об условиях морской коммерции прожект сей отшлифован был прямо до зеркального блеска. К тому же турки, сдается, заранее учли приватный интерес возглавляющего вражескую армию генерала и сговорились отдать мне этот пункт как своего рода бакшиш. Допустили наши торговые суда в Константинополь и Трапезунд (все прочие приморские городки, по незначительности, интереса не представляют), а самое главное — согласились на транзит через проливы! Без пошлин, без досмотра, без оружия. Позволяется иметь на верхней палубе четыре места, приспособленные для установки пушек, как принято на торговых судах; но сами пушки (как и все иное оружие) на время прохождения узостей должны быть спущены в трюм. Не допускаются в проливы корабли, имеющие пушечные порты, хотя бы задраенные, или иные признаки, приличествующие военному флоту. Условия транзита коммерческих судов других наций Высокая Порта определяет по своему усмотрению.
Наиболее трудным делом казалось решение судеб Молдавии и Валахии, а виновата в том запутанная и неудобоисполнимая инструкция, присланная на сей предмет канцлером. Прямо потребовать княжества для императрицы (отдаст султан или нет — дело иное) мешала приверженность Бестужева идее австрийского союза, в коем наравне с римским императором участвовал британский король, а Россия, Саксония и Польша шли пристяжными. Для цесарцев и поляков принадлежность дунайских княжеств — вопрос весьма чувствительный. Можно даже сказать, болезненный. Достаточно взглянуть на карту. Очевидно, что владение Молдавией делает более чем желательным для Российской империи также завоевание изрядной части польской Украины. Мнимые наши союзники сего трепещут. Полагаю, трепещут зря — ибо присоединение сей провинции поставило бы нашу империю перед задачей, подобной квадратуре круга. Более непорядочного и причудливого общественного устройства, нежели в этих землях, наверно, в целом свете не найти. Основная масса простолюдинов здесь — православные малороссияне; помещики — польская католическая шляхта; третий чин почти сплошь еврейский. Все сословия разной веры и разного языка! Взаимные чувства их столь пламенны, что резня вспыхивает при каждом удобном случае, а тлеет — постоянно. Угодить всем одновременно никакой возможности нет. Почитая мало подходящей для русской власти опору на нелюбимых ею иудеев, оценим два оставшиеся пути. Либо с холопями против дворян — либо с католиками против православных. Который выбрать? Никоторый. Оба невозможны. Некая средняя линия? А кто ее будет проводить? Чиновники? Тогда придется ставить не местных, а поголовно привезти извне. Но, во-первых, годных к сему людей негде взять в нужном количестве; во-вторых, этим мы внесем в здешнее общество четвертый элемент, ненавидимый остальными тремя, питающими столь же теплые сантименты между собою… Нет! Ни один разумный человек не сочтет подобное приобретение полезным. Впрочем, Польше обладание сим источником хаоса не вредит — потому как и само королевство «непорядком стоит». А Россия, с великим старанием и малым успехом стремящаяся установить порядок и регулярство внутри себя, впустую тратила бы на него свои скудные средства.