Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ)

Судьба Европы, меж тем, находилась в шатком равновесии. Карл Виттельсбах, баварский курфюрст, чешский король, римский император и верный союзник Людовика Пятнадцатого, понес ряд тяжких поражений и с горя умер; все клонилось к возвращению императорской короны в Вену, через супруга Марии-Терезии Франца Лотарингского. Фридрих Прусский, встревоженный успехами ограбленных им Габсбургов, снова бросил на чашу весов свой меч, — но, после овладения Прагой и половиной Богемии, оказался втянут в сложное и малопродуктивное маневрирование. Регулярно одерживая верх в столкновениях с превосходящими силами австрийцев, он, тем не менее, отступал, дабы не быть отрезанным от своих магазинов, и вскоре утратил большую часть завоеванного. Победа Морица Саксонского при Фонтенуа и взятие французами Турне в известной степени компенсировали отпадение Баварии от профранцузской коалиции, а возгоревшийся в Шотландии якобитский бунт отвлек британцев от континентальных дел. Зато интриги островитян в Санкт-Петербурге увенчались полным успехом. Канцлер Бестужев, то ли вспомнив сочиненный малограмотными подьячими родословец, производящий канцлеров род от мифического англичанина Беста, то ли будучи куплен с потрохами, ратовал за скорейшее примирение с турками — для выступления на помощь Венскому и Дрезденскому дворам. Против резонабельного трактата с Портой Оттоманской ни один разумный человек не стал бы возражать: для правильного баланса выгод и потерь, война должна быть как можно более скоротечной. Да как того добиться, коли неприятели ни пяди уступить не хотят?!
Мнилось, султан и его советники почитают русских менее опасными, нежели персиян под водительством пьяного от крови Надир-шаха; стремление же к миру почитают признаком слабости. Убедить их в неправоте сего суждения можно было лишь силой оружия. И делать это надлежало без промедления.
  
НОВАЯ БАТАЛИЯ
 
За что не люблю коалиционные войны, так это за необходимость все время оглядываться: не намерен ли тебя предать твой союзник? И ежели намерен — то извернуться и опередить его в сем малоприличном деле. Конечно, с волками жить — по волчьи выть. Венский двор на моей памяти дважды заключал сепаратный мир с турками, оставляя русских наедине с опасным врагом. Персидский шах в прошлую войну поступил еще хуже. Получив, под союзное обязательство, Баку, клялся и божился не унимать оружия против султана; однако нарушил сии клятвы, как только османы сделали ему достаточно выгодное предложение. Но, тем не менее, самому действовать в таком же духе… Очень не хочется. Разве по крайней нужде.
Мои шпионы из Константинополя доносили о почти беспрерывных бдениях Дивана. У турок секретничать не принято: все, что говорится во дворце Топкапы, достаточно быстро становится достоянием весьма широкого круга лиц. Так вот, главным предметом споров служили пределы возможных уступок шаху, надобных, дабы склонить сие порождение Бездны к милосердию; эвентуальные уступки российской императрице почему-то не обсуждались вовсе.
Ну, не обидно ли?! Всего лишь за год я отнял у Порты две обширных провинции, привел к успеху стратегический замысел, в осуществимость которого не всякий верил, — а безродный тать, удавивший законных наследников и нахальством влезший на шахский трон, одною баталией внушил туркам гораздо больший трепет! Правда, масштаб сей баталии впечатляет: говорили о ста сорока тысячах турок, из которых четвертая часть была убита, ранена или пленена; остальные, большею частью, разбежались. Еген-паша, командовавший султанской армией, то ли наложил на себя руки, не вынесши позора, то ли был убит собственными взбунтовавшимися воинами.
Даже после этого ни единого отряда из противостоящего мне войска не сняли и не отправили в Анатолию. Логику осман трудно постичь: возможно, султан с приближенными уповали на труднопроходимые горы, преодолеть которые карсский победитель навряд ли успел бы до зимы; а может, рассчитывали на персиян, коих правление Надира довело до самой прискорбной нищеты. Во владениях великого завоевателя беспрестанно пылали мятежи. Некоторые из них, по размерам и ожесточенности, представляли опасность самому существованию государства. Полагаю, в Диване рассуждали так: сегодня отдадим этому опасному безумцу несколько пограничных провинций, а когда он сломит себе шею, в Персии разразится новая смута — и все вернем с лихвою. Вот если русским хоть пядь земли уступить, обратно уже шиш получишь. Может быть, я ложно сие трактую, и все объясняется французскими деньгами — но, скорее, имело значение и то, и другое.
 
После Фокшанской баталии пришлось, как говорят в Италии, fare una pausa — то бишь, сделать перерыв, надобный моим измученным солдатам для отдыха, а генералу Леонтьеву, с его малороссиянами, для полного овладения Молдавским княжеством. Сим очищалась прямая дорога до Киева. Теперь, даже если бы османский флот, в превосходящих силах, явился в море и загнал Бредаля в Днепровский лиман, коммуникации наши не оказались бы подорваны. Хотя, конечно, перевоз воинских грузов морем во много раз дешевле и легче. Турки тоже не двигались, в ожидании нового сераскира, коий сразу по приезде заключил предшественника под стражу и отправил для наказания в Константинополь. Унес-таки черт Хекимоглу! И слава Богу: такого нелегко иметь противником. Слишком умен, лекарев сын! Все время держал в напряжении. При его начальствии, я вряд ли решился бы атаковать Яломицкий лагерь, во избежание чрезмерных потерь.
Теперь же, при опиекурителе Мехмед-паше, сила турецкая начала потихоньку таять, невзирая на приходящие из столицы подкрепления. Беда крылась в провиантском снабжении, и прежде отвратительном: снабжать всем необходимым столь многочисленную армию в разоренной местности чрезвычайно трудно. Под конец, уже зная о своей участи, Али-паша тем более не видел причин стараться и отпустил поводья. Свежий начальник взялся за наведение порядка круто: на другой день после его прибытия место для казней в лагере оказалось уставлено кольями с воздетыми на них поставщиками, взявшими и не исполнившими подряды на провиант, причем не только христианами или евреями, но даже, с полной веротерпимостью, магометанами. Мера сия могла оказаться вполне действенной, будучи применена к действительным казнокрадам — но Мехмед не утруждал себя разбором дел и казнил кого попало. Это дало обратный результат: торговцы, обыкновенно липнущие к войску, как мухи к сахарной голове, бежали из лагеря, словно там разразилась чума. Пришлось начальникам воинским взять дело прокормления армии в собственные руки и высылать партии для заготовки съестного путем реквизиций. Поскольку ближайшие окрестности были уже разграблены дотла, отряды сии отправлялись на сотни верст. В Валахии — аж до самой Альты, на юге — за Дунай, до Балканских гор. Грабили и портили они много, привозили мало, и в считанные дни совершенно разогнали райю, с чадами и домочадцами прятавшуюся в диких горах, дабы избежать встречи с ними. После этого стало совсем худо. В европейских армиях, при схожем положении, солдаты мрут; турки же, менее скованные дисциплиной, начали понемногу разбегаться. Напрашивались в провиантские партии и находили удобный случай потеряться, даже иногда всем отрядом. Жестокие меры Мехмед-паши, имеющие целью предотвращение дезертирства, скорее усиливали оное — и вызывали ропот, на грани бунта. Столичные янычары, сравнительно сытые и приученные к строгому повиновению, пока еще удерживали войско от полного распада, но при любой военной оказии, способной причинить им серьезные потери, уже не смогли бы исполнять сию должность.
 
Откуда мне все это было известно? От перебежчиков, ежедневно выходящих на аванпосты. В обозе и тыловых службах у турок численно преобладают христиане, лишенные предубеждения против русского плена и знающие, что там точно накормят. А кто знает о комиссариатских делах больше обозника? Правда, иные завирались, рассказывая приятные, по их мнению, для нас сказки о полном несостоянии турецком. Но этих подручные фон Штофельна быстро научились выводить на чистую воду. После первого же выговора от меня. Так что, сведения изнутри вражеской армии я имел точные и с задержкой всего лишь в день или два.