Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ)
После сих бесед, генерал вел себя подчеркнуто лояльно; но в эвентуальной ситуации, когда армейская субординация и воинский долг потребуют одного, а масонские правила или якобитские убеждения — другого, я бы за него не поручился. На совете, впрочем, никакого внутреннего конфликта он не испытал и даже высказал ряд существенных аргументов в мою пользу. При этом и с Румянцевым не поссорился: молодец, ей-Богу! Вообще, умными людьми руководить труднее — но и результатов можно достичь гораздо лучших, нежели с обыкновенными исполнителями.
Больше всего сомнений вызывали два самых молодых генерала (молодых весьма относительно: обоим было слегка за сорок), принадлежащих к семействам, имеющим родственные связи с царской фамилией. Это были Степан Апраксин и Петр Салтыков. Оба скорее царедворцы, чем воины. Отец Апраксина, двоюродный брат Петра и Федора Матвеевичей, умер очень рано, и вдова не придумала ничего лучше, как выйти замуж за Андрея Ивановича Ушакова. Степушка воспитывался в доме дяди, но и отчим (не имевший родных сыновей, а одну только дочь) принимал участие в судьбе пасынка. Двойная протекция помогла ему сделать быструю карьеру. В предыдущую турецкую войну Миних, желая угодить Ушакову, взял Апраксина к себе дежурным генералом и писал императрице превосходные отзывы о нем. Фельдмаршал нагло врал государыне: Степан Федорович всегда был очень ленив, способностей же не имел ни к чему, кроме придворных интриг. Уже за содействие продвижению сего офицера, Миниха стоило сослать в Пелым. После восшествия на трон Елизаветы Апраксин вычислил, что одного Ушакова для дальнейшего благополучия будет мало, и умел подружиться с Алексеем Петровичем Бестужевым. Пожалуй, в какой-то момент, в самый разгар ожесточенной схватки с Шетарди, от него была отечеству некая польза. Даже, скажу честно, немалая. А вот в армии… Совершенно очевидно, что Бестужев с Ушаковым навязали мне своего клиента в шпионы; императрица же, верная правилу блюсти баланс между придворными партиями, сочла полезным поставить рядом с графом Читтановым фигуру другого цвета. Как будто на шахматной доске. Из сего следовало, что дивизия Апраксина постоянно будет нуждаться в моих собственных трудах по управлению оной, а о любых упущениях по армии очень скоро узнают в столице. Что ж: розы не растут без шипов, а должность главноначальствующего генерала всегда и неизменно бывает отягощена подобными (а то еще и худшими) обстоятельствами.
Подобным же образом, Петр Семенович Салтыков обязан был своим возвышением родственным связям. Только еще более высоким. Императрица Анна Иоанновна, Салтыкова по матери, полностью доверяла лишь своим курляндским и ливонским прислужникам, а из русских — исключительно родственникам. С четырнадцатилетнего возраста юный Петя пребывал во Франции, где изучал, по указу государя, морское дело. Уж не знаю, какими уловками сей «вечный гардемарин» ухитрился застрять на чужбине без малого на двадцать лет и вернуться после коронации Анны. Служить причислен был не во флот, как можно бы предполагать после столь длительной учебы, а капитаном в гвардию, потом (почти сразу) — ко двору в камергеры. Чин, равный армейскому полковнику. Когда же началась война в Польше, попросил государыню о переводе в армию — и удовлетворен был с лихвою, то бишь с повышением. Вот так, почти не видавши воинской службы, Петр Семенович скакнул сразу в генерал-майоры. Как он там служил — Господь ведает. Кто стал бы отзываться неблагоприятно о родственнике самой императрицы? Не зная военное дело «с фундамента», как требовал его коронованный тезка, при смене власти он был, казалось, обречен: тем более, что в ночь елизаветинской революции находился во дворце, исполняя должность дежурного генерал-адъютанта, и в силу этого попал под арест.
Однако род Салтыковых славится умом. Быв приведен пред вновь восшедшую императрицу, генерал пал на колени — и обрел прощение. Полное, с сохранением чина. В шведскую войну командовал галерной флотилией — да настолько успешно, что получил в награду золотую шпагу с бриллиантами. И вот поди теперь угадай: хватит ли его французской учености и природного смысла, чтобы одолеть турок, или же недостаток полноценного воинского опыта приведет к позорной конфузии? Одна надежда, что сам буду рядом и смогу за ним приглядеть.
На совете оба хитреца попытались высказаться уклончиво: чтобы, так сказать, ни нашим, ни вашим. Но я очень пристально смотрел на них. Без нажима. Пожалуй, даже ласково. Однако поднаторевший в плетении словес Апраксин почему-то начал сбиваться, и пришлось оборвать безнадежно запутанную нить его рассуждений:
— Степан Федорович, будь любезен изъясниться, за какую ты все же резолюцию: атаковать неприятелей в двух пунктах одновременно, или в одном, но всеми силами?
— В обоих, и всеми силами!
Дружный смех участников совета, независимо от предпочитаемых мнений, слегка ослабил висящее в воздухе напряжение, а паркетного героя смутил. Он попытался перетолковать сказанное, и вышло в пользу одновременной атаки Ак-Кермена и дунайского устья. Салтыков и впрямь оказался умнее: этому хватило одного иронического взгляда, чтобы прекратил валять дурака. В конце концов, не так уж трудно понять: главноначальствующий генерал, ежели только пожелает, всегда найдет способ погубить репутацию любого из своих подчиненных. Ну, а поскольку Левашов и фон Штофельн участвовали в составлении моего плана еще на самой ранней стадии, и почитали его отчасти своим, то большинство оказалось за мною. Румянцев и сам не стал без смысла упорствовать, а постарался выторговать в обмен на уступку добавочную артиллерию и резервы. Изрядную часть требуемого я ему дал, и после жаркого спора воцарился на земли (то бишь на совете) мир и в человецех благоволение. Один только из присутствующих продолжал незаметно, как ему казалось, кидать на меня враждебные взоры: сын командира второго корпуса, полковник Петр Александрович Румянцев. Не по чину бы ему здесь присутствовать, да не хотелось усугублять из-за пустяка противоречия с его отцом. Держит отпрыска рядом с собой, за адъютанта — ну и Бог с ним. Хотя, чей это отпрыск, еще неизвестно. Слушок гулял, будто бы он от Петра Великого. Я сему не очень-то верю. Что его матушка была царской любовницей, как до замужества, так и после оного — известно; только ко времени предполагаемого зачатия государь был уже болен столь тяжко, что совсем забыл о плотском грехе. А если оставался еще на что-то способен, то без надежды на потомство. Его законная супруга, крепкая и годная к продолжению рода женщина, прежде почти беспрерывно ходила беременной, но лет за пять до того — перестала.
Чьим бы мальчик ни был, Румянцев-старший способствовал его карьере, насколько мог. В восемнадцать лет юноша имел уже капитанский чин и впридачу получил завидное поручение — уведомить государыню о заключении мира со шведами. За сей подвиг молодой человек произведен был сразу в полковники. Но от юношеской дури не отрешился. Чем он и впрямь уподоблялся царю Петру, так это способностями к винопитию и аппетитом на женский пол. Однажды, ухаживая за некой замужней дамой и желая досадить ее ревнивому мужу, экзерцировал батальон солдат прямо под окнами своей возлюбленной, как выразился рассказчик сей истории, «в костюме Адама». Я еще, помню, посмеялся: мол, только сам полковник в помянутом костюме, или же весь батальон? Сие истощило отцовское терпение, и разъяренный Александр Иванович выдрал сыночка розгами, как школяра. По всему видно было, что юнец горяч и, наверно, храбр — но к воинской дисциплине мало склонен. А за отца, ни на что не взирая, стоит крепко.
— Позвольте, господа, подвести итог. Согласно резолюции сего совета, первый корпус под моим началом, в составе дивизий Степана Федоровича Апраксина и принца Петра Гольштейн-Бекского на гребных и малых парусных судах следует морем до устья Дуная. Там главе флотилии графу Петру Семеновичу Салтыкову надлежит добиться преимущества над турецкими галерами, охраняющими низовья сей реки, а пехоте — овладеть вражескими провиантскими магазинами в Килии, Исакче и Браилове. Второй корпус, усиленный драгунской дивизией Левашова, марширует берегом в направлении Ак-Кермена, занимает служащее турецким форпостом укрепленное селение Хаджибей…