Держи меня крепче (СИ)
Собственно, не помешает признаться, что его второе увлечение является действительно призванием от бога. Его стихотворения наполнены светом и тьмой, теплом и холодом, добротой и злостью, сладостью и горечью, можно перечислять бесконечно, но наиболее важным является то, что чувства обозначают себя и схватываются мгновенно с первой строчки и не отпускают даже после окончания чтения. Как истинный любитель поэзии я не могу этого не оценить.
Его первое призвание — дизайн, однако, в нём не блещет. Вернее, не блистал, поэтому он бросил его и полностью отдался в руки своей музы, в его случае муза. Но это произошло с ним позже, ещё до того, как он разрывался меж двух вещей, которые любит на свете больше всего. Серхио даже к психологу ходил, чтобы решить свою проблему, советов дяди Максима и любимого Норфилда ему показалось мало. Впрочем, советовали все одно и то же, как люди благоразумные, все же его коллекции носили явный отпечаток новомодного словечка «аццтой», хотя в подобных качествах, иже благоразумии, я бы засомневалась, ведь один из них безумный гений, а другой и вовсе модель голубого розлива, видимо, этот не внушающий доверия замес смутил и начинающего поэта.
Впрочем, платье мне сшил именно он. Восхитительного насыщенного тёмно-фиолетового цвета, с длинной немного разлетающейся к низу, но облегающей бёдра юбкой, аккуратными оборками, длинными шелковыми перчатками. Сказка. Но, с одним незначительным но, без коих ничего не бывает в принципе. Ни у него, ни у кого другого, но у него в самой катастрофической мере. Пугающе катастрофической. Всего-то лишь один маленький нюансик — на мой почти нулевой размер женской гордости откровенное его оголение глубочайшим декольте до самого пупка. И полностью открытая спина. Мне платье показалось изначально шикарным, даже столь откровенное декольте смущало лишь тем моментом, что предстояло платье носить мне, а не кому-то другому с более подходящими габаритами и формами, но ровно до того момента, как я увидела его сзади. Я чувствовала, что должно быть что-то, подчеркивающее несостоятельность дизайнера одежды. Самое оно обнаружилось сзади в ядовито-жёлтом шлейфе, который, дабы я не подметала им полы, был повязан в огромный бант, болтавшийся на честном слове у подола моего платья. Понятию не имею, как дядя с Серхио согласовали этот крой. Ума не приложу. И что самое убийственное, посыльный из офиса «Solang S.» принёс его мне лишь к самому началу бала, перед самым отбытием на вручение аттестата, потому что «Мистер Соланж приносит извинения, но ему только с утра пришла в голову невероятная идея с шлейфом, и он до самого этого момента возился с ним, чтобы вы выглядели в нём великолепно и затмили любую девушку на вечере». Свои слова он приукрасил извиняющейся полуулыбкой, которая, вероятно, должна была, по его хитроумному плану, меня утешить. Думаю, именно из-за того, что делался шлейф в спешке, он и держался на соплях, но это оказалось обманчивым, потому что отодрать его оказалось невозможно. Так что мне пришлось позаимствовать пиджак Егора и проходить в нём весь вечер и ночь. По окончании вечера я попросила брата убрать платье с глаз моих долой, чтобы больше мне не попадалось. И он исполнил мою просьбу, кардинальным решением выкинув его в мусоропровод. Лучше бы он выкинул его в мусоропровод дома соседнего района, потому что кое-кто из соседей, грешил выуживанием из мусорного контейнера полезного барахла. Таким образом, вредная бабулька с первого этажа, Серафима Игнатьевна, славившаяся на всю округу своим длинным носом, а также, как оказалось, не в меру загребущими руками-лопатами, обогатилась фиолетовым «добротным материалом, чавой только не выкинут богачи», который приспособила под шторки на кухню, и по сей день висящие там, «радуя» меня воспоминаниями.
Мы продвигались, точнее, продвигался тянувший меня за руку субъект, а я лишь пыталась не сильно врезаться в толпу, потому что не врезаться совсем не получалось, лавируя между веселящейся и гомонящей массой парней и девушек, прячущих свои лица под масками, ошеломляющими своим многообразием, различные вариации коих то и дело бросались в глаза, перемежаясь друг с другом. Здесь встречались и маски, скрывающие лицо полностью (встретился кто-то в маске Анонимуса), и такие, что скрывают половину лица — верхнюю или правую-левую, как в «Призраке оперы», и также те, которые тонкой полоской с вырезами для обзора прикрывают лишь область глаз, напоминая Зорро, или Черепашек Ниндзя. В исполнении, в большинстве своём маски обладали незабываемым шиком, выполненные в узорах, драгоценных камнях, но были и попроще, без узоров или витиеватых надписей, а один юморист вообще не парился над выбором маски одев на голову шапку с прорезями для глаз и рта, что вызывало невольную улыбку при взгляде на него в шапке в сочетании с пиджаком.
Меня тащили вперёд, а я сзади могла лишь наблюдать за мощной спиной, протискивающегося парня, обтянутой белоснежным пиджаком, с красующейся на нём неизменной для этого места надписью и эмблемой, которая, честное слово, ночами мне будет сниться, «FunkJazzyBand», а также за эмблемкой, красовавшейся на кепке, надетой на нём задом наперёд, козырьком ко мне, видимо, по-иному надеть маска не позволяет.
Либо тут не только каждая вещица помечена их логотипом, но и каждый человек, либо мне повезло подвернуться под хорошее настроение одного из участников коллектива виновников торжества. Второе, конечно, жутко круто и Леся обзавидуется, когда я ей расскажу. Может даже автограф попрошу, и сестра станет меня боготворить. Загнула я, хорошо, относиться добрее. Хотя что тут такого? Сонька наша с ними и так знакома. И теперь я тоже познакомлюсь. Ух!..
Наконец, мы добрались до барной стойки. Артём, а мне показалось, что это именно он, хотя я и не была уверена на все сто процентов, несмотря на то, что моему взору представлялась большая часть его тела, исключая, самую главную, самую узнаваемую мною, глаза и брови, а также учитывая, что память на лица у меня наихудчайшая, я была почти уверена, даже без почти, что это именно он, подвинул группу ребят словами «Позвольте», а они без вопросов уступили место в уголке, куда он галантно усадил меня, а сам пристроился рядом, шикарно улыбнувшись. Но даже, если представить и если поверить, что это именно он, а сердечко каждый раз стукает при мысли об этом, словно в подтверждение моей интуиции, то вряд ли он меня узнал, ведь моё обличие там, в парке, и здесь, на балу, разительно отличаются. Да так сильно, что я сама себя не признала бы в зеркале.
Значит, он просто клеит очередную девушку, пополняя их количество в своём списке. Интересно, а он ведёт список? И какой он длины? Надо будет обязательно узнать, как только он спросит мой номер телефона, а я ему такая «Ошибочка вышла, бабник!» и спрошу о списке. Но какой же он всё-таки милый. Милый гад, даже не позвонил. Нет, я не замахиваюсь на то, чтобы он пригласил меня куда-нибудь, да хотя бы на бал, но это я так, к слову, но он мог элементарно поинтересоваться о моём самочувствии, всё-таки, это собака его соседа представляла меня вчера шашлычком. А я как мороженное таю от его улыбки. Чёрт побери, как взять себя в руки? Видимо, не сейчас и не сегодня, потому что стереть блаженную улыбку со своего лица я просто не в состоянии.
— Что будешь пить? — громко поинтересовался он, в попытке перекричать звуки музыки, доносившейся, кажется отовсюду.
Не удивлюсь, если динамики размещены даже в стенах. За месяц подготовки, Соня вроде говорила именно об этом периоде, думаю, можно было добиться и не такого. То, что получилось, действительно впечатляло.
— Не знаю, — пожала я плечами. — На твой выбор.
Опыта в распитии напитков в клубах у меня нет. Максимум на что хватает моей фантазии, ограниченной мирскими желаниями, — коктейль… молочный. Только тогда Артём решит, что я ребёнок, и убежит клеить другую мадемуазель, а я так и не узнаю о списке. Нет. Не буду себя обманывать, список меня волнует мало, а вот то, что он рядом со мною и предлагает мне выпить, а потом мы весело проведём время, и он проводит меня домой, а может даже украдёт нежный поцелуй под фонарным столбом, и позвонит мне на следующий день, чтобы пригласить на свидание, а потом… Стоп! Надо бы ограничить свои фантазии тем, что он, в первую очередь, бабник.