Соединенные Штаты России 2 (СИ)
Рим, чувствуя, как в нем лопнула какая-то струна удерживающая бешенство, сгреб ублюдка за грудки и, глядя в его побелевшее лицо, прошипел:
— Еще раз… Я тебя, гандон, лично пристрелю. Понял?
После этого шваркнул на песок «белого» человека и, подойдя к хрипящему и задыхающемуся жрецу, присел на корточки, и протянул ему руку со словами:
— Я знаю, что ты не понимаешь. Я просто хочу помочь тебе встать.
Слова он произносил максимально монотонно, стараясь, чтобы в интонациях голоса не проявилась агрессия. Жрец все еще пытался отдышаться от неожиданного удара, но руку, протянутую ему, разглядывал очень внимательно. От костра уже торопливо шли другие члены команды, когда ацтек взял протянутую ладонь, и Рим рывком поставил его на ноги.
Про себя Разумовский только радовался, что благодаря второму компу операция по перекачке языка теперь была не столь уж болезненной. Конечно, голова потом все равно болит, но уж таблетку обезболивающего для жреца вполне можно будет пожертвовать.
— Цинк, — Рим оглядывался, ища что-то глазами, — а кони-то где?
— Не волнуйся, нормально все с ними. Даже с судна сняли почти без проблем. Один из матросов сейчас им зелень режет и кормит. Не рискнули на вольный выпас отправить, мало ли, какая гадость ядовитая попадется. Так что стреножили, и вон там, — он махнул рукой в сторону зеленой полосы, — по краешку зелени они и ходят. Отсюда просто не видно.
Путников кормили и жрец, не слишком колеблясь, принял из рук Анжелы миску с горячей похлебкой. Были у него какие-то подозрения или нет, кто знает, но он видел, что чужаки все ели из одного котла, и потому раздумывал всего долю секунды. Он вообще вел себя на редкость невозмутимо, хотя заметно было, что и люди, и оборудование лагеря, и корабль, стоящий вдалеке, произвели на него неизгладимое впечатление.
С ложкой, кстати, он справился прекрасно. Было совершенно понятно, что такой столовый прибор ему не в диковинку. Более того, закончив есть, он поставил миску на песок, встал и, подойдя к Фифе, довольно низко поклонился, приложив ладони к своей груди.
Анжела застыла с недонесенной до рта ложкой и растерянно оглянулась. Мужики смотрели чуть напряженно, никто не понимал, что нужно сделать. Она вложила ложку в пластиковую миску, также поставила ее на песок, встала со стульчика и поклонилась ацтеку точно так же, как и он ей.
— Не, ребята, надо быстрее доедать и начинать урок языка, — Рима, как и остальных, этот момент немного напряг.
Конечно, дядька ведет себя спокойно, но кто его знает, что там у него на уме на самом деле. Все же легенд о том, как ацтеки потрошили рабов на ступенях храмов, более чем достаточно.
В это время Скрип доел, и, подойдя к все еще стоящему «мексиканцу», с любопытством оглядывающему раскладной столик, где стояла кастрюля с похлебкой и лежали плоские сухие лепешки, приготовленные Фифой, склонился перед ацтеком.
— Слушай, Рим, как бы мне ему объяснить, что нужно пойти со мной?
Разумеется, и братья Кардосо и матросы поняли, что Скрип и Задрот никакие не слепые. Им просто было сказано, что у обоих связистов больные глаза, и лекари велели не смотреть на свет. Но поскольку и Скрип, и Задрот по жесткому приказу Разумовского крестились у братьев на глазах и пару раз даже бормотали заученную молитву, то особо вопросов не возникало.
Сыто отдуваясь, Андрей встал с песка, подошел к ацтеку, взял его за руку и слегка потянул за собой. Задрот торопливо дохлебывал суп, а Рим вел гостя к стоящей в отдалении палатке. Там жили оба связиста и там же находилась техника. Уже у палатки, не желая пугать гостя, Скрип остановился, и медленно подняв руку, снял очки.
Эффект был потрясающий. С лица жреца как будто смыло всю невозмутимость. Он что-то торопливо проговорил и вместо поклона бухнулся на колени, уткнувшись лицом в песок. Руки при этом он вытянул перед собой, приняв максимально беззащитную позу, как бы отдаваясь во власть Скрипа.
Скрип вздохнул и, вопросительно глянув на пожавшего плечами Андрея, наклонился и потянул мужика за руку:
Встав, жрец стал казаться сильно ниже ростом: он ссутулился и так и не выпрямил ног полностью. Задрот даже фыркнул, настолько нелепо теперь выглядел гость. В палатку его пришлось вести за руку и там, медленно разместив липучки у себя на висках, Скрип приклеил вторые не ацтеку, а Задроту. Немного подождав и погоняв по светящемуся экрану разноцветные линии, он показал сжавшемуся на стульчике жрецу, что ничего страшного не произошло.
После этого, сняв контакты с башки улыбающегося Задрота, Скрип аккуратно приклеил их на виски замершего ацтека. Обучение началось…
Глава 6
Ксикохтенкатл — имя жреца. Произнести его без запинки пробовали все. Результат был почти нулевой. Могли только соревноваться, кто споткнется на этом буквосочетании всего два раза, а не больше. В конце концов, Рим малость схитрил:
— Уважаемый, я хочу подарить тебе новое имя. Отныне я и мои братья в знак нашего расположения будем обращаться к тебе: Ксен.
За это время жрец успел увидеть столько всего восхитительного, что в божественную сущность пришельцев поверил искренне и всей душой. Если вживленные линзы связистов вызвали у него страх, трепет и поклонение, то кони, к которым его сводил Цинк, любопытство и почтение.
В этот раз, благодаря чемоданчику Задрота, процесс обучения проходил пусть чуть медленнее, но зато достаточно безболезненно, потому возле палатки связистов почти постоянно топталась очередь.
Братья Кардосо видя, с какой скоростью их наниматели обучаются языку, испытывали какой-то подсознательный ужас. Лаго пытался выведать тайну и даже вроде бы случайно заглянуть в палатку. Однако, ждущая своей очереди Фифа, разоралась так, что через несколько секунд у палатки стояли все: и те, кто был занят делами, и те, кто валялся после сеанса с головной болью.
Сеньор Басилио внушительным басом объяснил капитану, что лезть туда не стоит — не все тайны необходимо узнавать:
— Не за это мы вам платим деньги, почтенный.
Лаго помнил, как они «воспитывали» брата, осознавал, что силы неравны, но уже совершенно перестал понимать, зачем чужаки так рвались на эту совершенно неизвестную землю. Они не пытались набрать рабов, они не искали золото, они даже не искали пряности… На кой черт они приперлись сюда⁈
А главное, уводя местного жителя туда, в отдельную маленькую палатку, что они там проделывали? Откуда каждый из них вдруг стал, пусть и запинаясь, разговаривать на его чудовищно неудобном языке?
Слушая непривычные сочетание букв, все эти бесконечные «кха», «цен», «кхец» и прочее, Лаго все сильней задумывался о том, что говорили церковники. Иногда ему даже казалось, что от костра, который горел почти постоянно, и на котором женщина ежедневно варила еду, попахивает серой. Конечно, так могли пахнуть и местные породы деревьев, но все же в чужаках было слишком много пугающего.
С дежурства у города решили снять всех. Последним туда сходил Бык, и он же доложил:
— Да как ни странно, особого переполоха нет, а поисковые группы к берегу даже не отправляли. Наоборот, их две было, и все в джунгли ушли, глубже туда, к центру материка. Просто здесь, на береговой, ни поселений толком, ничего. Группы уже вернулись и все затихло, больше не отправляют.
— Ну, и ладно. Топай вон в палатку, чтобы очередь не пропускать.
* * *После сеанса Рим валялся на пенке в тени палатки и мысленно грыз себя за собственную жадность — голова болела. Конечно, это не сравнить с теми мучениями, с которыми они учили испанский, но все же состояние было пакостное, а обезболивающие таблетки он никому не давал и, соответственно, не мог принять сам. Даже жрецу было отказано в избавлении от головной боли. Побоялись не угадать с дозой. Но Ксен вынес это неудобство вполне мужественно.