Переполох на Буяне

У Наташи в детстве был именно такой том. И «Сказки» были раскрыты на иллюстрации, которую Наташа терпеть не могла.
Крепкая старуха, морщинистая и седая, с кривым носом и совиными глазами, стояла перед печью, держа в руках лопату, на которой сидел ребенок. Малыш глядел на людоедку удивленными круглыми глазами, словно пытался понять, во что с ним играет эта бабушка. На печи устроился здоровенный ворон, одобрительно взирая на злодеяние.
Когда-то маленькая Наташа до слез боялась этой картинки…
«Какая все-таки нудная у меня дипломная тема, – вздохнула девушка. – Образ Бабы-Яги в русских народных сказках. А что там за образ? Живет в лесу и ест людей. Детей ворует. И всё! Даже ворон, уж на что мрачная птица, может павшему богатырю живой воды принести. А эта… эта… эта злыдня монотонная! Про нее все сказки на одну колодку сшиты. Вся разница, что в одной сказке ребенок от нее убежит, а в другой она его все-таки съест. Нет, я, конечно, распишу… персонификация первобытных ужасов человека… Но скучища же!»
– Наташа, – окликнула девушку библиотекарь Зоя Павловна, – мне уходить пора. Ставь книги на полку, запираю дверь… Нет-нет, по отделам не расставляй, поставь их все вместе вон туда. Завтра утром придешь – снова их возьмешь.
Наташа сгребла книги, кое-как сунула их на полку, вышла за библиотекарем и так хлопнула дверью, что Зоя Павловна на нее неодобрительно покосилась.
Откуда было Наташе знать, каким приключениям положит начало этот неосторожный жест – и что он изменит в сказочном мире. Девушка ведь не видела, как от хлопка с полки упали две книги: «Мифы народов мира» и «Русские народные сказки». Старенький сборник сказок рассыпался на листки, и они попали меж страниц огромного тома «Мифов»…
2
За несколько мгновений до катастрофы Баба-Яга сидела на прогнившем, хлипком крыльце, лениво перебрасывала с руки на руку волшебный клубочек, краем уха слушала стоящего перед избушкой царевича (тот нес что-то про больного батюшку, жар-птицу и молодильные яблоки) и от скуки прикидывала: самой съесть этого юнца или со Змеем Горынычем поделиться?
Ежели есть самой, то больше достанется. Но тут надо слезать с крылечка, топить баньку, чтобы попарить добра молодца (немытую еду бабка не уважала), заниматься стряпней… а это лень. Если послать царевича с приветом к Змею Горынычу, стряпать не придется. Горыныч дыхнет огнем из пасти – и кушанье уже жареное. Но этот проглот ползучий добычу честно делить не любит, оставит Яге рожки да ножки…
Рядом с Ягой на крылечке сидел старый Ворон Воронович. Он тоже откровенно скучал и, зная хозяйку не первый век, прикидывал: что она в конце концов выберет?
Принять решенье бабка не успела: далеко-далеко, в ином мире, хлопнула дверь.
Гром прокатился по лесу. С плеском вынырнул из озера водяной, тревожно огляделся – и тут же прямо ему на руки упала с ветви дуба потерявшая сознание русалка. На болоте пошли по трясине пузыри, но ни сам болотник, ни его дочери болотницы высунуться не посмели. На кладбище за опушкой среди бела дня зашевелилась земля, приоткрылась крышка гроба. Выглянул старый упырь, бросил настороженный взгляд по сторонам, сплюнул, выругался и захлопнул над собой крышку.
На поляне перепуганная избушка подпрыгнула, взбрыкнула курьими ногами в воздухе. Изнутри послышался грохот, словно сундук погнался за столом – или они оба напали на кадку с водой. Оступившись, избушка села на шпагат – и угодила на большущий муравейник. Разъяренные муравьи облепили сбесившееся жилище. Избушка тряслась, пытаясь сбросить с себя насекомых. Мох клочьями летел из пазов меж бревнами. Из оконца выпорхнули друг за другом овчинный тулуп, пара валенок, засиженное мухами зеркало, связка змеиных шкур и серебряное блюдечко. Последним вылетело наливное яблочко, догнало в полете блюдечко и шлепнулось на него…
Но все утихло. Пришла в себя русалка. Уснул упырь. Болотник и болотницы вылезли из трясины, начали сплетничать и хвастаться своей отвагой. Избушка тоже прекратила выделывать скоморошьи коленца, утихомирилась.
 
Царевич, отошедший к краю поляны, чтобы его не затоптали мосластые курьи ноги, теперь вернулся – и с удивлением смотрел на опустевшее крыльцо. И хозяйка избушки, и ее ворон куда-то исчезли.
3
Баба-Яга огляделась настороженно, как волчица, даже воздух нюхала.
Не по-лесному пах воздух: солью, морем, заплесневелыми шкурами и мертвечиной. Значит, никто не напустил морок. Не привиделись Яге скалы, о которые бьются холодные пенистые волны, низкое серое небо и черная пещера, из которой и несло тлением.
В шаге от старухи на камнях зашевелился ком перьев. Поднялся на лапы, открыл клюв, потрясенно каркнул:
– Мидгар-рд!
Яга вскинула голову. Она слышала это слово от Ворона Вороновича, который в древние времена вместе с крылатыми собратьями прилетел на Русь вслед за викингами. Вороны и совы – птицы особые, кочуют из мира в мир, и пернатый вещун, прибившийся к избушке на курьих ножках, много рассказывал хозяйке о своей суровой родине.
Ворон пришел в себя. Спросил сипло:
– Возвр-ращаемся?
Яга развела руками. Ответила глухо:
– Лети куда хочешь. Ищи дорогу назад или тут падаль жри. А я силу потеряла. Не колдунья я здесь. Жалкая старуха…
Ворон насмешливо каркнул:
– Жалкая стар-руха? Так жалей себя сама, больше никто не пожалеет! Чар-ры растер-ряла? А мозги тоже обр-ронила в пути? Нор-ров свой растр-рясла? Тогда садись на камни и хнычь, пока не окочур-ришься!
– Поговори у меня, петух крашеный! – вскинулась Яга. – Перья повыдеру и по ветру пущу!
– Вот так вер-рнее! – отозвался довольный ворон. – Что в р-руке дер-ржишь?
Яга опустила глаза:
– Ох! Клубочек мой! Как я его не обронила-то? Как думаешь, Ворон Воронович, найдет он дорогу назад, к избушке?
– Пр-роведет!
– Так и пойдем. Только я в пещеру загляну, полюбопытствую…
В пещере было темно, но Яга и во мраке видела, как кошка. Разглядела и кучу сопревших, разлезшихся шкур, и лежащую меж них мертвую старую женщину. У покойницы было умное, решительное лицо с жесткими, почти мужскими чертами.
Что-то трепыхнулось рядом. Яга обернулась к влетевшему в пещеру ворону:
– Сейчас, выхожу уже…
– Нет, ты не выйдешь отсюда, смертная, посягнувшая на тайны богов!
Да, лишь сумрак помешал Яге спутать старого друга с этой птицей! Ворон был так же огромен, но говорил резко, четко, без раскатистых «р»:
– Я, Хугин Думающий, и брат мой, Мунин Помнящий, – священные птицы Одина, Отца Богов. Каждый день мы облетаем мир и возвращаемся на плечи господина, чтобы поведать об увиденном. Сейчас я полечу и расскажу ему про мерзкую старуху, которая тревожит сон вещей вёльвы…
– Не р-расскажешь! – раздалось от входа. И Ворон Воронович бросился на Хугина.
Два оперенных сгустка ярости заметались по пещере. Бойцы были достойны друг друга и, наверное, приходились друг другу роднёй: оба могучи, неистовы, железноклювы, крепки когтями. Но Хугин не ожидал встретить достойного противника – и короткая растерянность дорого ему обошлась. Меткий удар Ворона – и Хугин, завалившись на левое крыло, рухнул вниз. Возможно, он взмыл бы и продолжил бой, но Яга, словно рысь, метнулась на птицу, схватила обеими руками:
– Шею сверну, как курчонку! Говори, коль жить хочешь: далеко ли твой господин?
Хугин не зря носил имя «Думающий». Ему хватило мозгов сообразить, что хозяин еще не прибыл, а бешеная старуха рядом. И действительно может свернуть пленнику шею. А потому без лишних уговоров рассказал, что великий Один сейчас будет здесь, чтобы вопросить мертвую пророчицу о судьбах мира.
– Сматываемся, – приняла решенье Яга.
– Удир-раем, – полностью согласился с мудрым решеньем Ворон Воронович.
Не выпуская пленника из рук, старуха подбежала к выходу из пещеры… и поняла, что опоздала.
По воздуху, как по незримой горной тропе, уверенно спускался восьминогий конь с могучим всадником в седле. Рядом бежали два волка – уверенно, словно под лапами была не бездна, а твердая земля.