Исправительная академия (СИ)
У меня было мало времени: даже выносливость Оболенских не позволит находиться в этом аду долго. А во внутреннем дворе дым стоял столбом. Я отгонял его от себя, используя дар Артура — ветер хоть как-то позволял расчищать пространство перед собой. Но я уже надышался этой дряни, и сознание начинало понемногу плыть.
А ведь Катерина и Мансуров там, в этом ящике. И у них не было возможности вызвать ветер.
Я пробрался через узкий проход между стеной и флигелем и вышел на маленькую площадку с рядом баков и контейнеров. И мне показалось, что один из них содрогался от стука.
— Я здесь! — крикнул я, подбегая к здоровенному вонявшему какой-то химозой темному баку. — Погодите…
Черт, как же у него открывалась крышка? Это был не простой мусорный бак — нет, здесь все запирали герметично, на множество защелок и предохранителей, поиск которых сейчас отнимал у меня и друзей драгоценные секунды.
Внутри бака кто-то отчаянно пинался и, кажется, что-то кричала Катерина.
— Подождите, подождите, ребята…
Пальцы соскользнули с очередного замка, когда резкая боль пронзила мне спину. Я вздрогнул, сперва не поняв, что это было. А затем внутри что-то булькнуло — инородное тело повредило какую-то важную часть меня.
А затем еще удар. И еще. Что-то твердое, острое. Стилет? Заточка?
Эта тварь знала, куда бить. И била сильно.
Я обернулся — не так быстро, как хотелось бы.
Темная фигура, окутанная не только Тенью, но и проклятым черным дымом, отступила на шаг, словно оценивая результат своей работы.
И бросилась бежать.
— Хруст… — прохрипели из ящика. — Хруст… помоги…
Глава 27
Я взвыл от ярости, боли и досады.
Можно было попробовать догнать эту падлу. Догнать и приволочь к ногам того же брата Луция — он-то знает, что с этой паскудой делать. А еще лучше — пожадничать и отнять дар. В качестве компенсации за причиненные мне неудобства.
Хрипы внутри бака стихли. Что-то бухнулось с глухим стуком. Шорохи прекратились. И это был хреновый знак. Очень хреновый.
Да твою ж дивизию! Погнаться за нападавшим или спасать товарищей?
Да, если честно, для меня и выбор не стоял. Ухватившись одной рукой за раненый бок, свободной я пытался отстегнуть последние замки.
— Сейчас, ребят. Сейчас, пару секунд…
Наконец-то последняя защелка поддалась. Я с усилием поднял крышку — пришлось задействовать обе руки. На меня тут же пахнуло каким-то химозным зловонием.
— Ребят! — Позвал я. — Целы?
Никто не ответил. Я принялся копаться в куче каких-то пакетов, пустых склянок. Пришлось почти полностью залезть внутрь — контейнер оказался очень вместительным, а из-за дыма ни черта не было видно. Наконец я нашарил холодную тонкую ручку. Катерина.
— Кать, иди сюда.
Я крепко схватил ее запястье и потянул наверх. Рука болталась, как у тряпичной куклы. Девчонка явно вырубилась.
Если бы не ранения, не заполненные угарным газом и прочей дрянью легкие, я сделал бы все это гораздо быстрее. Но сила уходила из меня вместе с кровью, а голова едва соображала от отравления.
С трудом вытащив Катерину — лекарь заботливо нарядил ее в какой-то шуршащий защитный костюм, я оттащил ее к проходу и вернулся за Мансуровым.
— Денис! Денис, ты меня слышишь?
Что-то зашевелилось под плотным утрамбованным слоем использованных бинтов. Сперва вылезла одна рука, затем вторая — и я рванул их на себя, вытаскивая парня. Щуплое тельце Мансурова описало дугу в воздухе, приземлилось на меня, и мы оба, потеряв равновесие, шлепнулись на землю.
Парень мучился диким кашлем, словно пытался выплюнуть легкие.
— Ка… Катю нашел?
— Ага.
Он кивнул и снова закашлялся.
— Ты как, — снова ухватившись за раненый бок, спросил я.
— Нормально. Только тошнит.
— Сам идти можешь?
— Не знаю… Наверное.
— Придется. Я сам сейчас Катю не утащу. Помоги мне.
Денис снова закашлялся, и я начал всерьез за него бояться. Впрочем, Катя вообще отключилась, так что ни секундой дольше здесь нельзя было находиться.
— Подъем, — я выпрямился первым и помог Мансурову встать. Он пошатнулся, но удержал равновесие. А затем с ужасом уставился на меня.
— Ты же ранен! Как вообще держишься?
— Я же Оболенский.
Но долго храбриться у меня бы не получилось. С каждым мгновением я чувствовал себя все более беспомощным.
Мы подхватили Катерину, благо она, считай, ничего и не весила. Я жестом указал Денису на проход, куда следовало протиснуться. Парень не ныл, не тормозил и даже старался сдерживать приступы кашля.
Идя по стеночке, потому что по-другому уже не получалось, мы вышли к флигелю лазарета. Под деревом полулежал Тимофей Викторович, и возле него суетился какой-то молодчик в форме ребят Самойлова.
— Почти… Почти пришли, — улыбнулся я.
И рухнул без чувств.
* * *Мне снилась мама.
Не та измученная несправедливой судьбой женщина, понемногу забывавшая все то, что было для нее важно. Нет. Я видел ее молодой и самой красивой. Для ребенка же мама всегда самая красивая, правда?
Помню, как, забирая меня из детсада, она всегда вела меня по самому красивому маршруту. Стены домов там были раскрашены красивыми граффити, но тогда я не знал этого слова. Просто мне нравились эти яркие картинки.
И на середине дороги мы заходили в магазин, где продавали мое любимое петрохолодовское мороженое на развес. В стаканчик влезало ровно два шарика. Мама брала мне один с шоколадной крошкой, а второй — дынный.
И все тогда было хорошо. И все было спокойно. Казалось, никакие тучи не смогут затмить этого счастья. Мама была с вечной аккуратной укладкой вокруг красивого, но всегда чуть уставшего лица. Ее серые глаза смеялись, когда я угощал ее своим стаканчиком — себе она никогда мороженое не брала. Она откусывала совсем немножко от каждого шарика и отдавала все мне. Говорила, на работе наелась конфет с чаем. Только потом, сильно позже, я понял, что на второй стаканчик просто не хватало денег. Что она вообще много в чем себе отказывала ради меня…
— Мам, прости.
Она удивленно подняла выщипанные в ниточку брови.
— За что простить, Сашенька? Тебя ведь даже воспитательница не ругала…
— Я не смогу вернуться. Я ведь… Я ведь здесь застрял… Я ничего не могу для тебя сделать отсюда.
Она непонимающе покачала головой.
— Что ты такое говоришь, солнышко? Доедай быстрее! Видишь, уже донышко стаканчика подтекает…
Я замотал головой, закричал и от отчаяния бросил стаканчик на землю. Он угодил в лужу — и как только брызги взмыли вверх, все вокруг нас начало окрашиваться черным. Словно огонь пожирал фотографию. Мир искажался, закручивались уголки, мамино лицо стремительно выцветало и бледнело, везде проступали темные пятна…
«Ты не вернешься», — прошептал незнакомый голос, звучавший словно отовсюду. — «Ты не вернешься, но ты сможешь ее забрать. Забрать, пока не стало поздно. Ты же хочешь этого… Хруст?»
Я вздрогнул.
Только Катя знала, как я себя называл — она могла читать мои мысли. Но голос принадлежал не Катерине. Странный голос. Не мужской, не женский. Тихий, но не шепот. Шелестящий, но музыкальный. Неестественный.
— Кто ты? — я озирался по сторонам, но вокруг никого не было.
«Я твой друг».
— Ага. Так и поверил.
«Благодаря мне ты получил второй шанс. Получил дары, на которые никто не мог рассчитывать. И можешь получить больше, гораздо больше…»
— И за что такой аттракцион невиданной щедрости?
«Потому что однажды и ты мне поможешь. Сделаешь кое-что для меня».
— Так кто ты? Или что ты такое?!
Я кричал во мрак и ужасно бесился оттого, что ничего не видел. Здесь, казалось, не было ни времени, ни пространства. Просто пустота. Черная пустота. Не холодная, не теплая. Никакая.
«Я дам тебе шанс. Дам тебе силы. Тебе будет нужно только сделать верный выбор…»