Девиантный Король (ЛП)

Его черты безмятежны, словно он не ощущает тяжести моей головы на своей руке.
Кто знал, что кто-то вроде Эйдена будет выглядеть таким умиротворенным во сне?
И кто знал, что настанет день, когда я буду спать, обнимая его на протяжении всей ночи?
Когда он притянул меня к себе, я испытала чувство... принадлежности.
Нет, я не должна испытывать никакой принадлежности к Эйдену, когда все еще не поняла его.
Он тот же самый человек, который придушил меня в первый учебный день и сказал, что уничтожит меня. Я не могу начать доверять ему, потому что он забрался на мой балкон и успокоил мои кошмары.
...верно?
Чувствуя себя сбитой с толку, я медленно убираю его тяжелую руку со своей талии и подползаю к краю кровати, по пути прихватив свой телефон.
Встав, я бросаю последний взгляд на массивное тело, распростертое на моей кровати. Мурашки пробегают по пальцам ног и позвоночнику.
Нет.
Я тащусь в ванную и тихо закрываю дверь.
Вздох срывается с моих губ, когда я смотрю на свое лицо в зеркале. Беспорядок — это преуменьшение долбаного века.
Мои глаза налиты кровью и опухли, просто чудо, что они все еще открыты. Пряди светлых волос торчат во все стороны, как антенны, а слезы оставляют полосы на щеках.
Как Эйден вообще смотрел на меня, не говоря уже о том, что обнимал меня, пока я спала? Это мое собственное лицо, и оно мне противно.
Я открываю кран и брызгаю водой себе на лицо. Странно. У меня нет такого сильного желания вымыть руки дочиста. Обычно это первое, что я делаю после кошмара.
Почистив зубы и собрав волосы в беспорядочный пучок, я поворачиваюсь, чтобы выйти из ванной.
Мой телефон жужжит на стойке.
Так как сейчас почти семь утра, не нужно гадать, кто бы мог написать мне в такую рань.
Тетя Блэр: Доброе утро, дорогая. Сегодня выходные, так что поспи, ладно? Мы все еще наверстываем упущенное, так что, возможно, вернемся чуть позже вечером. Я проверю коробки с едой, так что не пропусти прием пищи. 
Я смотрю на ее сообщение и обдумываю, что ответить.
За исключением того, что я не хочу отвечать прямо сейчас. Сегодня суббота, так что я притворюсь, что сплю, как она мне велела.
Но ты не думала, что, может, ты живешь жизнью своих тети и дяди, а не своей? 
Я бы хотела, чтобы Ким никогда не произносила этих слов, потому что теперь я не могу перестать их воспроизводить.
Вчерашний кошмар напомнил мне о том, что я всегда откладывала на потом.
Реакцию тети и дяди на мои кошмары.
Зачем тете Блэр задавать вопросы? Почему дядя Джексон выгнал ее?
Как будто они знают больше, чем показывают.
Кошмары ненормальны, и они всегда следуют одной и той же схеме. В подвале. В воде. В темноте.
Они стали такими с тех пор, как мне исполнилось семь.
После смерти родителей.
Я хватаюсь за стойку, когда щупальца страха пробегают по позвоночнику.
В течение десяти лет я всегда думала, что прошлое должно оставаться там, где ему и место.
Тетя и дядя предложили мне новую жизнь, и единственный способ принять ее это стереть всю прежнюю жизнь, которая у меня была до этого.
Но опять же, игнорирование не означает, что оно исчезнет.
Дрожащими пальцами я открываю гугл и печатаю.
Пожар в Бирмингеме десять лет назад. 
Первые статьи, которые выходят, посвящены грандиозному пожару, произошедшему на медном заводе.
Пятьдесят человек умерли на месте, двадцать оказались в больнице, а еще дюжина последовала за ними через несколько недель.
Это был мощный пожар, потрясший страну и правительство. Причина: неосторожность с сигаретой. И дело закрыли слишком рано.
Я проваливаюсь в кроличью нору и изучаю все статьи, комментарии и даже интервью. Несколько рабочих говорили, что Реджи, обвиняемый в том, что курил внутри объекта, никогда не курил внутри. Не то чтобы Реджи мог защищаться, учитывая, что он умер на месте.
Я возвращаюсь к основному поиску. Требуется несколько страниц, чтобы найти статью о пожаре в доме .
В моём доме.
Нет. Как-то странно называть это домом.
Пожар произошел через неделю после грандиозного пожара в Бирмингеме.
 
Моя спина прислоняется к стойке, пока я читаю всю информацию, которую уже знаю.
Неисправность плиты уносит жизнь семьи. Единственная выжившая — дочь, которая была снаружи у озера.
Озеро.
Пожар поглотил дом дотла, до самого подвала. Детективам было трудно собрать улики.
Подвал.
Останки мистера и миссис Стил были извлечены и идентифицированы. 
Останки.
Не знаю, почему я продолжаю видеть только технические детали.
Говорят, что сгореть заживо самая мучительная смерть.
Я должна что-то чувствовать по поводу напоминания о том, что мои родители умерли в такой сильной боли.
Однако эмоций... нет. Наверное, потому что я их толком не помню. Но разве это оправдание?
Единственный свидетель — мисс Стил, семилетняя девочка. Она находилась под внимательным наблюдением врачей, как физически, так и психологически. Доктор сказал, что мисс Стил потеряла всякую память о произошедшем. После дальнейшего расследования полиция закрыла дело, как неисправность газа.
Я выхожу из статьи, не желая читать дальше. Не помню, чтобы рядом с нашим домом было озеро или даже подвал. Но тетя и дядя ясно дали понять, что они никогда не отвезут меня обратно в Бирмингем.
Не то чтобы я этого хотела. По крайней мере, в прошлом. Теперь не могу сказать.
Готова ли я похоронить свою мысли за счет новых кошмаров?
Я выдыхаю через нос. Мне, наверное, нужно снова увидеться с доктором Ханом.
Как только я выхожу из ванной, я заворожена фигурой Эйдена на кровати. Он все еще в том же положении, в котором я его оставила. Его рука с татуировкой лежит на подушке, будто я все еще сплю на ней, а другая рука на кровати, как я ее оставила.
Похоже, он крепко спит.
В это время по субботам я обычно занимаюсь йогой.
Не сегодня.
Я подхожу на цыпочках, поднимаю руку Эйдена и прижимаюсь к изгибу его теплого тела. Моя голова покоится на его бицепсе. Я слишком быстро становлюсь зависимой от того, каково это находиться в его объятиях.
Я обхватываю рукой его твердый, четко очерченный живот и толкаю его.
Безошибочно узнаваемая выпуклость пронзает низ моего живота.
Я замираю.
Это, должно быть, то, что называется утренним стояком.
Интересно, может ли он стать тверже, пока Эйден спит? Я провожу рукой перед его лицом, но ответа нет.
Неуверенными движениями я касаюсь его.
Черт возьми.
Его член становится твердым, как камень, упираясь в его темные джинсы.
Тепло растекается между моими бедрами, а кожа нагревается. Соски напрягаются под пижамой.
Я должна остановиться, но не могу.
Когда дело доходит до Эйдена, возникает постоянная тяга к большему.
К большему контакту.
К большим прикосновениям.
Просто... к большему.
Если я не могу убежать от зверя или приручить его, я могу, по крайней мере, исследовать его.
Мои движения становятся смелее по мере того, как я увеличиваю скорость. С каждым движением вверх и вниз влага покрывает внутреннюю сторону моих бедер. Я подавляю стон тыльной стороной ладони.
— Тебе лучше быть в сознании и хорошо осознавать, что ты делаешь, милая.
Я замираю, уши нагреваются.
Дерьмо. Разве он не должен крепко спать?
— Я говорил тебе остановиться?
Его хриплый, сонный голос посылает пульсацию прямо в сердце.
Эйден медленно открывает глаза. Я всегда ненавидела его глаза. Этот серый цвет напоминает мне об облаках, бурях и металле.
И разрушении моей жизни.
Но говорить себе, что я их ненавижу, было всего лишь методом уклонения, не так ли? Потому что его глаза? Они чертовски великолепны.
 
Душераздирающие.
Он запускает пальцы в мои волосы и стягивает резинку, прежде чем поднести прядь волос к лицу и вдохнуть.