Герои и боги. В ад и назад (СИ)

— Да знаю я. Ты мне каждый год это говоришь. — Отмахнулся я.
— Но не каждый год тебе стукает восемнадцать лет. — Улыбнулся Антон.
— И что с того? — Понял я, что от Комаридце мне не отвязаться, коли она затянул свою любимую тему, после рок-музыки, конечно.
— Я тут книгу одну с ebay заказал. С одним чудиком в торгах боролся, даже пришлось кое-что продать. Но не суть. Так вот, книгу я получил, а она на латыни. Ты ведь помнишь, мы у твоего отца латынь учили. Так вот, я её прочитал и кое-что узнал. — Сиял мой лучший и единственный друг как начищенный патефон.
Мне становилось уже ясно, дело пахло керосином, и очередным немыслимым ритуалом.
Я даже не припомню, сколько таких книг он скупил, и сколько ритуалов проводил, старательно втягивая меня в них.
— Сразу говорю. Голодать не буду. Постится тоже. Я и так скоро исчезну. Я ещё не отошёл от прошлого года. — Вспомнил я великий призыв демона Антоном.
Тогда мой друг убедил меня сорок дней ничего не жрать, а после этого идти к чёрту на рога, а точнее, к нему за дачу в лес, купаться в холодном осеннем озере, совершая ритуальное омовение.
Как тогда не старался орать на латыни мой юный оккультёныш, размахивая кадилом, всё, что мы добились, так это кучу ворон, которые видно прилетели, чтобы поржать над двумя идиотами в пентаграмме посреди леса.
— Да и не надо, — махнул Антон на меня рукой. — Пойми ты. Ты рожден в день, когда многие народы сошлись во мнении, что именно тридцать первого числа в октябре ночью, нечисть может покинуть царства ада и гулять по земле. Самайн, это день жатвы. Если б ты знал, сколько в эту ночь было жертвоприношений богам урожая. Хеллуин день всех святых и нечисти. День, когда грань миров стирается. Велесова ночь. Ночь, покровительствующая магам и волхвам.
— Короче, Склифосовский. — Прервал я друга, набирающего обороты в любимой теме.
— Короче так короче. Я вычитал, что дети, рождённые в эту ночь, могут на своё совершеннолетие получить исполнение любого желания. И не обязательно ждать дня рождения. Сегодня начинается, как говорили в старину — прямая дорога. Это значит преддверье гуляний. Так что я тут всё выписал и уже закупил всё что нужно. Можем сегодня провести ритуал. — Фанатично улыбался мой друг.
Я кинул беглый взгляд по Лике и, скривив губы, сказал:
— А чем чёрт не шутит. Я согласен, если это не голодовка.
— Вот и славно. Это будет мой тебе подарок на день рождения. — Расплылся в улыбке Комаров.
— Еврей, блин. — Засмеялся я, начиная снова писать конспект.
Когда пары кончились, Антон сказал, чтобы я пришёл к нему домой в девять вечера. Поскольку сегодня была пятница, и его родители решили ещё пару раз в этом году посидеть дачу. Так что квартира будет свободна. Договорившись, что я останусь с ночёвкой, мы разошлись по домам.
У подъезда пятиэтажной сталинской постройки, я посмотрел на окна третьего этажа. В огромных оконных проёмах горел свет, значит дома, уже кто-то был.
Поднявшись на свой этаж, я сунул ключи в замок, открыв дверь.
Но не успел я даже снять обувь, как в прихожей появился отец, а следом и мать. Вид у них был взволнованный и радостный.
Мой отец — Геннадий Цепев. Доктор исторических наук. Автор многих трудов по древним цивилизациям, был таким же худым, как и я.
В свои сорок девять лет носил огромные очки, которые водружались на пол лица на длинном прямом носе, и любил зачёсывать свои тронутые сединой волосы назад. В одежде отец любил классику и не расставался с брюками и рубашками даже в домашней обстановке.
Моя мать — Людмила Цепева. Стройная, высокая дама. Работала Людмила в филармонии, и считала себя, чуть ли не потомком дворян, приближённых к царю. Так же, как и отец, имела худое лицо и выразительные глаза, губы были тонкими, а когда она злилась, и вовсе превращавшиеся в тонкую нить.
Именно мама всучила мне в девять лет скрипку. Вкусы в одежде Людмилы были отданы серым строгим тонам деловой женщины. А винцом имиджа было то, что на её голове практически всегда был идеально заделанный пучок.
 
— Вы чего, сюда выбежали? — Брякнул я от неожиданного появления родителей.
— Влад. У нас сегодня праздник. Твой отец был приглашён в экспедицию в Грецию, — защебетала мама. — Он, как один из лучших экспертов античной культуры и лингвистики, был командирован на месяц, на раскопки древнего города. И мы едим туда.
— Мы? — Опешил я.
— Не мы, — поправил очки отец. — А мы. — Указал он на себя и мать.
— Так вот, Влад. Нас не будет месяц. Я взяла отпуск, так что веди себя хорошо. Тётя Тамара будет заходить изредка, проверять, как твои дела. — Сияла Людмила.
— Не переживай, — обнял за плечи Людмилу, Геннадий. — Как приедем, отпразднуем твой день рождения в лучшем виде. А пока нам надо спешить, самолёт завтра в семь утра.
— Хорошо. Я сегодня с ночёвкой к Антону иду. — Вспомнил я про друга.
— Хорошо-хорошо. — Уже не оборачиваясь, произнесла мама, скрываясь в своей комнате.
Скинув обувь, я прошёл в свою комнату и сев на диван, принял, чуть ли негоризонтальное положение. В голове были мысли, что родители в первый раз в своей жизни оставили меня одного в квартире. До этого момента если они уезжали куда-либо, то в основном приезжала бабушка и наведывались мамины подруги. А сейчас изредка будет приходить тётя Тамара.
Мои родители это, как бы сказал мой друг, вымирающая интеллигенция. Я бы с их воспитанием был бы мальчик одуванчик, если бы не Комаридзе. Именно Антон был моим проводником по нормальному детству.
Мои же родители вплоть до шестнадцати лет держали мне комендантский час, который начинался мать его в восемь вечера. Жёсткий контроль родителей не распространялся, только если я ночевал у Антона, или не гостил с ним на даче. А здесь мне доверили целую квартиру, да на целый месяц. Неужели у меня началась белая полоса в жизни.
Фантазии понесли меня к мечтам о Лике. В голове поплыли образы нас у меня в квартире. К лицу прилила кровь, когда мои мысли приняли форму откровенной эротики.
— Эх, мечты, мечты. — Выдохнул я.
В восемь вечера я, выслушав наставления длиною в полчаса от родителей и получив небольшую сумму денег на житие-бытие пока родителей нет. Всё же вышел из квартиры, где меня уже ждало такси, вызванное заботливыми родителями.
Ибо опасно в такое время ходить по улицам, как сказала мама.
Весёлый таксист явно восточных кровей, всю дорогу рассказывал мне, как он здесь работает и кого возит. Но не получив должного диалога, стал болтать словно сам с собой. Я вяло слушал седого мужчину, думая о том, как же изменить к себе отношение в институте и попробовать сдружиться с Ликой.
Когда машина завернула в новый район города, куда три года назад перебралось семейство Комаровых, я почувствовал странную тревогу.
Машина остановилась у огромного многоэтажного дома, где я и вылез из своего транспорта.
Позвонив в домофон, я был впущен Антоном в подъезд, и под огромное количество камер поднялся на двадцатый этаж, где у лифта меня ждал Антон. Парень неспешно курил сигару и улыбался, смотря на меня.
— Привет, Влад. У меня всё готово. Сейчас сеструха свалит в клуб, и начнём. — Выпустил он клубы дыма.
Я кивнул и пошёл за другом в квартиру. Антон шёл впереди и болтал о всякой всячине, зайдя в своё жилище, он стряхнул пепел в хрустальную пепельницу и открыл мини гардеробную, куда я повесил куртку.
Дом у Камаридзе был огромный. Четырёхкомнатная квартира располагалась на сто пятидесяти квадратных метрах, и была обставлена по последнему слову техники и мебели. Отец Антона бывший опер, а ныне успешный бизнесмен, не жалел денег на семью и закидывал их всем чем мог, компенсируя постоянное отсутствие в будние дни.
— Отрыжка сатаны! Ты опять взял отцовские сигары и куришь повсюду. — Услышал я голос из ванной комнаты.
Вслед за голосом из открытой двери вышла стройная красивая девушка двадцати лет. Чёрные волосы были замотаны в бигуди, на тело был одет халат в китайском стиле, а лицо уже успело приобрести боевой макияж для клуба.