Безжалостный епископ (ЛП)

Чувствуя себя слишком заметной, паркую свою машину за несколько домов от дома, низко опустившись на сиденье, чтобы остаться незамеченной. Я задерживаю дыхание, когда они выходят из машины, готовые броситься через дорогу, чтобы спасти моего двойника. Мистер Коулман жестикулирует одной рукой, пока говорит, а другую засунул в карман пальто. У меня сердце замирает в горле, когда девушка улыбается и следует за ним внутрь.
— Нет! Не заходи внутрь! Черт. — Мое колено подпрыгивает, когда мое беспокойство нарастает.
Я не могу просто подойти к его двери. Сегодня он уже однажды поймал меня, когда я следила за ним. Что я могу сделать?
Потирая лоб, я, наконец, достаю папку из сумки. Мои руки дрожат, когда я открываю ее, полностью готовая поверить Коннору.
Имя на записях заставляет меня издавать сдавленные звуки — Гарольд Найт Коулман. Электронная почта Генри была henry.k.c. Инициалы одинаковые. Я лихорадочно перелистываю фотографии и копии отчетов в папке, дыхание становится поверхностным. Дрожащими руками я поднимаю свою фотографию, которую, как я помню, отправила Генри по электронной почте, когда мне было пятнадцать лет.
— О Боже. Нет.
Не хотела, чтобы это было правдой, потому что думать об этом уже больно. Подавленность снова обрушилась на меня, и я сжала края папки, пока страницы не захрустели. Боже, я сидела в его классе, когда у него были мои фотографии и он знал, кто я.
Из меня вырывается придушенный всхлип.
Следующая фотография в папке — это ряд золотых ожерелий в форме сердца на темном бархате, на каждом из которых есть карточка с именем. На одном из них написано мое имя, как и сказал Коннор. Черт.
Я больше не могу бежать от мучительной правды.
Мистер Коулман был монстром все это время. Тот, кто не давал мне вырасти из моей неуверенности, заставляя ее гноиться своими манипуляциями и издевательствами. Он — Генри, мой обидчик.
А теперь у него в доме еще одна девочка-подросток.
У меня защемило в груди.
Коннор был прав. Лучше бы я не пряталась за отрицанием и не слушала его.
Я хочу сказать ему, но когда беру свой телефон, он разряжен. Я не подключила его к автомобильной зарядке, когда ехала сюда, слишком беспокоясь, что потеряю след машины мистера Коулмана. Теперь я себя пинаю. Когда я пытаюсь нажать на кнопку питания, на экране мигает значок батареи, насмехаясь надо мной в своей бесполезности, даже не могу позвонить отцу Мэйзи и рассказать о мистере Коулмане, чтобы сообщить о том, что со мной произошло.
Переведя взгляд с телефона на его крыльцо, я выдохнула. Я не могу ждать, пока телефон зарядится. Второкурсница все еще внутри. Он может заманить ее в ловушку прямо сейчас. Если я уйду за помощью, не будет ли для нее слишком поздно? Может быть, я смогу постучать в двери других жителей квартала. Но сколько времени это займет?
Одно знаю точно: я не буду стоять в стороне и не позволю мистеру Коулману причинить вред другим девушкам, как он причинил вред мне. Я видела папку. Черт, я жила с этой папкой.
Я должна что-то сделать.
Засунув папку обратно в сумочку, я беру сумку и достаю из бардачка универсальный инструмент, на котором настояла Мэйзи. Он предназначен для автомобильных аварий, но в чрезвычайной ситуации может нанести вред как оружие. Вылезая из машины, я засовываю его в карман пальто и спешу к ближайшему дому напротив дома мистера Коулмана, стучу в дверь, но ответа нет. Я стучу снова, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.
— Ну же. Черт возьми. Почему никто больше не открывает двери?
Я бегу к соседнему дому, пытаюсь зайти туда. Никто не отвечает. Это пустая трата времени.
Отряхнув руки, я направляюсь к дому мистера Коулмана, крадусь потихоньку, осторожно заглядывая в окна. Внутри — запущенный дом с трещинами в оштукатуренных стенах. У меня перехватывает дыхание при виде компьютера с двумя мониторами, окруженного множеством старых контейнеров из-под еды. Я все еще никого не вижу, поэтому продолжаю обходить дом сбоку. Голоса изнутри доносятся через старые, грязные окна.
 
— …уверен, что тебе нужно идти прямо сейчас? Я настаиваю, останься на чашку какао, — говорит мистер Коулман. — Это согреет тебя от холода.
Только часть их разговора слышна, когда я напрягаю слух, скрючившись под окном.
— …должна был вернуться, но…
— Не глупи, — говорит он, подходя ближе к окну и я задерживаю дыхание. — Торопиться некуда, верно? — Небольшая пауза, затем: — Это и есть дух праздника. Никогда не бывает слишком много какао. Я тоже включу музыку.
Должно быть, она согласилась. Я поворачиваюсь, но в угасающем свете неправильно оцениваю расстояние между своим бедром и мусорными баками у окна и случайно врезаюсь в один из них.
— Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — шиплю я, выпрямляя их, пока они не наделали много шума. Надеюсь, мистер Коулман этого не услышал. А если и услышал, то списал это на дикое животное.
Начинает играть праздничная музыка. Я пытаюсь заглянуть в другое окно, чтобы посмотреть, могу ли я жестом предупредить девушку, но внутри слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Почему не горит ни один свет?
Я обошла вокруг задней двери, чтобы лучше слышать. Не успеваю я взяться за ручку, как мне закрывают рот рукой.
— Ммф!
Губы прижимаются к моему уху, заставляя кожу покрыться мурашками, когда я слышу хриплый голос мистера Коулмана. — Ты пришла, принцесса. Я думал, это была твоя маленькая синяя машинка в моем зеркале. Преследуешь меня, крадешься здесь, играя в непослушные игры? Ну, если ты настаиваешь, мне придется наказать тебя позже.
Белая паника поднимается по моему позвоночнику. Я брыкаюсь и бьюсь, но он силен, пытаюсь закричать, но его рука заглушает крик.
Когда он успел выйти? О боже, этого не может быть!
— Ах, ах. Ты пришла ко мне. Я твой рыцарь, принцесса, перестань сопротивляться. — Его манера поведения изменилась с прежней, граничащей с маниакальной. — Я ждал тебя. Я так долго хотел сказать тебе об этом — каждый день на уроках. То, что ты преследовала меня на рынке, было так волнующе. Я знала, что ты, должно быть, поняла это и не мог больше оставаться в стороне. — Он вжимается носом в мои волосы, пока я сопротивляюсь. — Но ты усложняешь мне задачу, плохо себя ведя.
Я твой рыцарь, принцесса.
Нет.
Ни за что, блядь.
Он произносит слова, которые говорил мне уже сотни раз и тошнотворное чувство проносится по моему телу.
Это хуже, чем любой кошмар, который я когда-либо видела наяву.
Мистер Коулман крепко сжимает мои руки. Я слишком мала, чтобы разбить ему череп, пытаюсь укусить его, закричать, но он сжимает мое лицо так сильно, что становится больно.
Все в моем теле кричит в знак протеста против его жесткой хватки. Я снова и снова чувствую себя оскорбленной, но в этот раз еще сильнее, когда его руки повсюду на мне. Его дыхание обжигает мою шею, когда он ворчит на мои неистовые попытки вырваться.
Нет!
Вырваться из его объятий невозможно, но мне удается просунуть пальцы в карман пальто. Они скользят по гладкой рукоятке универсального инструмента. Из моей груди вырывается отчаянный, задушенный крик.
Пожалуйста, пожалуйста.
Когда он у меня в руках, я издаю дикий звук, размахиваясь изо всех сил при ограниченном движении. Мистер Коулман хрипит, когда я бью его по ноге твердым наконечником, предназначенным для разбивания стекла. Но это не помогает ему отпустить меня, как я хотела, нанесла недостаточно сильный удар.
Он вырывает инструмент из моей руки и бросает его в сторону, в мертвую траву. Это было мое единственное оружие против него!
— Ммф! Ммф! — Мои протесты выходят в виде приглушенного ворчания.
Его голос — низкое рычание у меня над ухом, когда он поднимает меня с земли. — Ты будешь вести себя хорошо, питомец, не хочу наказывать тебя слишком жестоко, но я это сделаю.
Ужас пронзает мое тело, когда он прижимает меня к задней двери, охватывая мою спину, чтобы прижать меня к ней. Мои ноздри раздуваются при каждом паническом, затрудненном вдохе.