Лидер (СИ)

— Алкоголичка, — коротко бросает прежде, чем бросить меня на пассажирское спереди.
— Какого чёрта?! — мне кажется, я мгновенно прихожу в себя. — Я праздную свою свободу, а ты мне мешаешь, как всегда! Открой!
Дёргаю за ручку, но она не поддается. Заблокировал. Щурюсь и смотрю, как отдаляется здание клуба и его яркая неоновая вывеска. Внутри поднимается ураган, состоящий из злости. Всё повторяется! Он снова обламывает моё веселье! Я ведь забыла о Паше! На некоторое время…
— Протрезвеешь и спасибо скажешь, — говорит с серьезным видом и спокойно продолжает рулить.
— Кем ты себя возомнил, а?! — толкаю его рукой в плечо.
— Ярик… — звучит угрожающе, но я плохо соображаю.
Хочу ему врезать. За всех отверженных и обманутых девушек. Он ведь тоже смазливый и наверняка этим пользуется. В голове гудит. Перед глазами плывет. В меня вселяется бес, или открывается потаенная личность. Я вхожу в дикий раж и бью сводного брата.
— Ярик, перестань! Яра… Чёрт!
Лёня несколько раз выворачивает руль, за который я нечаянно дёргаю, и машина слетает с дороги.
Я взвизгиваю, когда от столкновения, моё тело подается вперед, и раздается леденящий душу скрежет металла…
  
6
 
— Боже, Ярочка, как ты могла?! — я рассматриваю свои ногти, покрытые нюдовым гель-лаком, пока мама и отчим тиранят меня взглядами.
Я виновата, и совесть сжирает меня с потрохами за то, что чуть не угробила и себя, и Лёню. Страшно подумать о других последствиях. Если бы Фил был плохим водителем, то нас бы уже отпевали в церкви, но сводный братец успел вовремя вывернуть руль, и пострадала лишь машина, принадлежащая, кстати, отчиму. Свою Леонид отогнал в сервис вчера утром, как только приехал домой. На фоне произошедшего предательство Паши кажется мне жалким микробом, которого можно раздавить носком ботинка. Только от этого не легче ни физически, ни тем более морально. Я убита. Лицо наверняка красное, настолько сильно его заливает краска стыда. Я даже глаза боюсь поднять и встретиться взглядами с мамой и Семёном Кирилловичем.
— Мам, мне жаль, правда…
— Жаль ей, — впервые слышу стальные нотки в голосе родительницы и невольно скукоживаюсь, натягивая рукава толстовки ещё сильнее, — если о твоей выходке узнают журналисты, то у Семёна могут возникнуть проблемы на работе.
— Никто не узнает, — качаю головой, — у нас разные фамилии.
— Какая разница, какие у вас фамилии, Яра?! Неужели ты не понимаешь, что такое поведение недопустимо? Я к алкоголю вообще не притрагиваюсь. Откуда такие замашки? Сбежала из дома и напилась, — слышу, как мама захлёбывается эмоциями, и поджимаю пальцы в кроссовках, — это страшный сон какой-то.
Закрываю глаза и чувствую тяжесть в грудной клетке, словно туда булыжник запихали. Мама меня никогда так не отчитывала, потому что я не давала повода, действовала рационально, советовалась и характер проявляла только с Лёней. Ведь только он мог мастерски вывести меня на выплеск негативных эмоций, ничего особо при этом не делая.
— Раиса, она была расстроена, — голос Семёна Кирилловича не выдает злости.
Не знаю, как он относится к произошедшему. Каменное выражение лица — это про него. Никогда рьяно своих чувств не выражает, и что думает остается для меня загадкой, но одно можно сказать точно — восторга за испорченную тачку мужчина не испытывает.
— И что, Семён? — ещё один тяжелый вздох вынуждает сжаться, как амёбу. — Если каждый так будет реагировать на измену, то мир рухнет.
Внутри меня что-то лопается от её слов. Становится так обидно, что я прикусываю нижнюю губу и зажмуриваюсь, чтобы не расплакаться.
— Раиса… — отчим почему-то пытается осечь маму, но я не в том состоянии, чтобы оценить его доброту.
— Семён, я не могу погладить её по голове за такое, — произносит так, словно меня нет в комнате, — я даже думать не хочу о том, чем всё могло закончится.
— И не нужно. Что произошло, то произошло. Уже не исправишь. Яра цела. Леонид тоже.
Сглатываю под умиротворенный голос отчима. Подбородок предательски подрагивает. Голова раскалывается, и я пить хочу так сильно, будто на пляже целый день лежала.
 
— Ладно, — летит с маминой стороны, — пусть так, но ты теперь будешь находиться под присмотром.
Замираю, когда доходит, что родительница обращалась ко мне.
— Что значит под присмотром, мам?
— Значит, мы будем тебя контролировать.
— Я не маленькая.
Мама фыркает, проходя к столу, за которым сидит Семён Кириллович. Стук каблуков, которые она стала носить, не снимая, ударяет по нервам, как умелый барабанщик. Я медленно выдыхаю через рот и пытаюсь сохранить лицо, насколько это возможно в моём положении.
— Считаешь себя достаточно взрослой? Тогда поступай, как разумный человек. Если не можешь, то принимай последствия своих действий достойно.
— Рая, поубавь пыл.
Кресло скрипит ножками по паркету. Семён Кириллович поднимается, а я сижу на том же месте, как пришибленная. Не хочу смотреть в их глаза и видеть там разочарование.
— Ей нужно переключить внимание на более важные вещи. Ярослава? — приходится поднять голову и посмотреть на отчима.
Он не выглядит напряженным, как мама, скорее наоборот, обходит стол, присаживается на его край и складывает руки на груди. Леонид — его копия. Начиная с волос и заканчивая плавными движениями. Различие лишь во взгляде. У Лёни он игривый, а у Семёна Кирилловича холодный. От такого мороз по коже. В сочетании с завидным спокойствием представляет собой убийственный коктейль, от воздействия которого я непроизвольно выравниваю спину.
— Тебе придется ВРЕМЕННО отказаться от выступлений.
— Что…
Нет! Нет! Только не это! Музыка — это моё всё… Я даже дышать забываю, глядя на отчима.
— Я сказал, временно, — он достает телефон из кармана и выставляет экраном ко мне, — из-за этого.
Запись моей сторис крупным планом. Боже, когда закончатся эти унижения… Смотрю и не вижу изображения, настолько мутнеет перед глазами.
— Рая, права. Я, конечно, не в мэрии работаю, но узкий круг людей в курсе того, что ты моя дочь.
— Но это же не так…
— Яра! — мама вспыхивает, но Семён Кириллович её тактично останавливает, поместив руку на плечо.
— Никого не интересует, по крови мы родственники или нет. Я женат на твоей матери. Ты живешь с нами. Обществу плевать, Ярослава, что творится за стенами нашего дома. Большинство они удачно додумают, не спрашивая подробностей, а вот картинка им важна. Особенно, когда дело касается крупных денег.
— Как может повлиять моё пение на вас, Семён Кириллович?
— На меня никак твоё хобби не влияет, Ярослава, а вот это, — он указывает на телефон, — может. Если я не могу уследить за своей дочерью, то как могу управлять бизнесом.
Краснею до корней волос. Сердце трепыхается за рёбрами и отрицает происходящее. Я ведь только начала путь к большой сцене. Если сейчас мне обрубят крылья, то можно не стараться. Получается, всё впустую…
— Подумай, насчет ВУЗа, — ударяет следом, — вариантов не так много. Либо местный, либо тот, где учился Леонид.
— Что? — с надеждой смотрю на мать, но она задирает голову, показывая свою позицию. — Мама?
— У нас было много времени, чтобы все хорошо обдумать. Наш контроль или Лёнин, — сухо произносит, — выбирай.
— Нет! Я не буду выбирать! Я поступлю туда, куда хотела! — подскакиваю, потому что лёд в родных глазах не тает.
Там Северный полюс. Холодные глыбы и пронизывающий ветер.
— Нет, — качает головой, посматривая на своего нового мужа, — если ты не в состоянии справиться с такой мелочью, как расставание, то мы можем записать тебя на прием к психологу. Не афишируя это, конечно.
— Мама…
Аллес… Приплыли… Только психолога мне не хватало…
— Тогда поторопись с выбором. Уже лето в разгаре, а ты до сих пор документы никуда не подала.
Верчу головой, не в состоянии принять то, что она говорит. Натыкаюсь на собранный взгляд отчима и понимаю, что это конец.