Грешный и опасный

Конечно, он расстроен, учитывая, что отвечать придется его племянникам. Теперь им грозит либо эшафот, либо ссылка в колонии.
Какое несчастье…
Но Роэн также подозревал, что Дойл чувствует себя виновным еще и потому, что не сумел удержать своих людей от преступления.
Роэн знал, что не Калеб это затеял. Всему причиной стремление горячих молодых голов доказать свою храбрость.
И в этом отчасти заключалась проблема. Дойл стареет, слабеет, теряет власть. Ясно, что скоро кто-то из молодых бросит ему вызов. А пока что гордость Дойла глубоко ранена. Но Роэн не намеревался бросать его волкам. Старик для него слишком большая ценность, чтобы просто так с ним расстаться. Хитрец и ловкач по природе, он много раз доказывал преданность отцу Роэна и самому Роэну.
К этому времени, доставив множество секретных депеш, старый контрабандист, несомненно, подозревал кое-что об участии герцогов Уоррингтонов в тайных правительственных интригах.
К счастью, Калеб был слишком умен, чтобы показать, что много всего знает и о многом догадывается. Большая часть талантов Дойла и заключалась в понимании того, какие вопросы нельзя задавать. Атмосфера в парадном зале стала напряженной, особенно когда послышался стук входной двери: сейчас должны были привести виновных.
Роэн уселся на старый троноподобный стул в центре зала и стал нетерпеливо барабанить пальцами по эфесу шпаги.
В конце концов, чем быстрее он закончит здесь, тем скорее сумеет «развернуть» свой маленький подарок. Его глаза блестели от предвкушения, но он позволил себе лишь мельком подумать о женщине в его спальне. Слишком остро он ощущал ее присутствие.
Она здесь. В его постели.
Он хотел увести ее из зала, на случай если понадобятся более сильные меры, чтобы напомнить непокорным арендаторам о его власти над ними. И он не хотел, чтобы женщина стала свидетельницей его способности к насилию.
Кроме того, ему не хотелось, чтобы в такие минуты его отвлекала прелестная женская грудь. Вскоре он узнает каждый шелковистый дюйм ее кожи.
Его люди знали, что ему нравится. Он решительно доволен их приношением. Роскошный юный залог их почтения сильно смягчил его гнев и вызвал желание простить. И теперь перспектива провести следующие несколько ночей в этом ужасном каменном саркофаге, именуемом замком, неожиданно показалась куда более приемлемой.
Приехав сюда, в Богом забытую глушь, он готовился обходиться без ежедневной дозы постельных забав: немалое неудобство для человека его страстной натуры, — но у него было твердое правило: никогда не браконьерствовать в собственных угодьях. Он хотел, чтобы его боялись. Не ненавидели. Но черт, если они подносят девчонку на серебряном блюде, не отказываться же от столь лакомого кусочка.
С другой стороны…
Он цинично усмехнулся.
А если это троянский конь? «Бойтесь данайцев, дары приносящих…»
Ослепительной красотке, посланной согревать его постель, вне всякого сомнения, поручено шпионить за ним в пользу шайки контрабандистов. Со старого Калеба и не такое станется!
Контрабандисты, возможно, решили что, если сумеют подослать к нему одну из своих девиц, та сможет предупреждать их о передвижениях лорда, что позволит скрыть от него очередные преступные деяния.
Роэн весело покачал головой. Пусть замышляют что угодно, он не волнуется. Мало того, даже развлечется, сознательно вводя в заблуждение девицу и своих арендаторов, вообразивших, будто настолько умны, что могут его одурачить.
Но он все равно насладится их подарком. Никакой обман не встанет на пути его наслаждений.
В зал ввалились контрабандисты, приведя с собой шестерых, со связанными руками, и Роэн с большим трудом выбросил из головы зеленоглазую шлюшку.
По правде говоря, трудно найти женщину, не соответствующую его вкусам. Он ценил их всех: высоких, низеньких, пышных, худых, блондинок, брюнеток, простолюдинок, аристократок, — но именно в этой размалеванной девчонке было нечто… особенно притягательное. Ее пухлые округлые губки и сладкие набухшие соски, розовыми бутонами натягивавшие платье с огромным вырезом, заставили его едва не застонать от похоти, и все же выражение огромных изумрудных глаз было таким растерянным, почти жалким, что возбудило в нем свирепые инстинкты защитника.
 
Странно…
Что-то в этой дрожащей босой пьяной шлюхе затронуло тот булыжник, который когда-то назывался сердцем. В этот момент он не знал, чего хочет больше: усадить ее на колени, утешить или бросить на постель и довести до сладостного экстаза.
Он отмахнулся от вопроса, беззаботно пожав плечами, решив, что сделает и то и другое, как только покончит с делами.
А пока девчонка согреется: она, без всякого сомнения, промерзла до костей. И к тому же пьяна едва не до беспамятства. Ему не нравилось, что она трясется на сквозняках, гулявших по старому замку. Кроме того, она надралась до того, что едва стоит на ногах.
Он нахмурился, вспомнив, как шлюшка потеряла свои туфли. Почему эти потаскухи не знают, когда остановиться?
Что же, до его возвращения она успеет протрезветь. Эта девчонка всего лишь грелка для постели. Вот пусть и греет, пока он разберется с делами.
Тогда он придет к ней и они вместе позабавятся.
И все же почему она так странно на него смотрела… словно боялась? Эти большие зеленые, полные ужаса глаза… Даже сейчас его волновала ее непонятная, будоражащая притягательность, терзая желанием и неловкостью.
Может, шпионская миссия показалась девице слишком сложной? Большинство людей скоро понимали, что с ним шутить нельзя, но не думает ли она, что он может обидеть или ударить женщину?
Правда, старое фамильное проклятие утверждало иное относительно мужчин его рода, но она вряд ли верит в эту чушь.
По крайней мере ему нравилось думать, что это чушь.
Если она нервничает из-за его размеров, тут тоже опасаться нечего. Он знает, как благополучно управлять тем гигантским орудием, которым наградила его природа.
Может, она никогда раньше не попадала в постель к аристократу, но в таком случае ей придется привыкнуть. Скоро она обнаружит, что у герцогов те же самые потребности, что и у любого негодяя.
Он постарался выбросить ее из головы. Женщина всего лишь объект наслаждения. Любимое увлечение. Награда за тяжелую работу, и ничего более…
Он встал, когда люди Дойла ввели сквернословивших, сопротивлявшихся злодеев, и сохранял каменное молчание, пока Калеб не выстроил негодяев в ряд. Подбоченившись, Роэн долго смотрел в злые, враждебные лица. Только Пит и Дэнни Дойлы, племянники Калеба, парни лет двадцати, казалось, смирились со своей судьбой. Остальные четверо, похоже, были готовы вновь начать драку.
— Отведите их в подземелье, — приказал он своей личной страже.
— Да, сэр, — кивнул доверенный сержант Паркер. Он и его люди потащили контрабандистов в подземную тюрьму, отвечая грубыми тычками на проклятия и попытки вырваться.
Роэн наблюдал, как преступников выводят из зала в цепях.
«Ну вот, все не так уж и сложно, верно?» — едва не сказал он оставшимся контрабандистам, но, взглянув на них, увидел расстроенные, несчастные лица и удержался от саркастической реплики.
После ухода обвиняемых в зале воцарилась тишина. А ведь подземелье — то место, где даже он не посмел бы провести ночь после странного явления, которое там наблюдал. Одно дело — враги из плоти и крови, но даже самый закаленный воин не в силах бороться с мстительными призраками.
Он наотрез отказывался говорить о подробностях той ночи, случайной встрече с мертвыми в этой проклятой горе камня. Собратья-агенты обожали подшучивать над его суевериями, но он только отмахивался.
Он знал то, что знал. Никто из них не происходил из проклятого рода. В его же обстоятельствах мужчине приходилось по крайней мере обращать внимание на подобные вещи.
И как по волшебству порыв воющего ветра пронесся по замку, словно Алхимик сам встал из могилы и произнес новое проклятие.
Роэн передернул плечами, чтобы отогнать холод, но потусторонние мысли заставили еще больше радоваться присутствию девушки. В такую гнусную ночь хорошо иметь рядом в постели теплое тело. И под ним, и на нем…