Кухонный бог и его жена

— Сколько? — спросила я, держа красивые ножницы.
— А сколько, по-вашему, они стоят? — спросила она, потом закрыла рот, посмотрела прямо мне в глаза и добавила: — Сколько могут стоить такие хорошие ножницы? Из крепкого, лучшего металла, американской стали?
Женщина, наверное, приняла меня за дурочку.
— Как могут они быть сделаны из американской стали? — спросила я. — Здесь же нет американских заводов.
— Мы берем металл к западу от города, на дне обрыва возле Бирманской дороги. Время от времени там переворачиваются американские грузовики. Бабах! Летят целую тысячу футов! Их просто оставляют там, на дне. Мальчики из особых семей спускаются туда на веревках и поднимают тела и грузы, если они не совсем разбились. Остальное разрешают забрать нам. Десять семей делят между собой «улов». Две семьи забирают себе все деревянное, две других — все резиновое. Мы делим металл с остальными. Свою часть мы плавим и делаем из нее ножницы. — Женщина горделиво улыбалась.
Какой ужас! Они делают ножницы из превратившихся в призраки иностранных грузовиков! Я уже собиралась вернуть те, что держала, на подстилку, когда она сказала:
— Как насчет четырех юаней? Это моя последняя цена.
Я покачала головой. Да нет, на американские деньги это было всего два доллара. Но я думала: «Зачем столько платить за такие несчастливые ножницы?»
— Ладно, три юаня, только не говорите мужу. Все, последняя цена.
Я снова покачала головой. Женщина подумала, что я сбиваю цену, и вздохнула:
— Если они вам нравятся, то вам надо лишь сказать, сколько вы за них дадите. Ладно. Пусть будет два пятьдесят, только никому не говорите. Поверить не могу, как задешево отдаю. Два с половиной юаня.
Тогда я подумала: «Ну что страшного может случиться?» Два с половиной юаня — цена действительно хорошая. Где еще я найду такие ножницы? Так что я открыла сумку и вложила в ее руку деньги.
— Придете в следующий раз, не обещаю, что цена будет той же, — сказала женщина и засмеялась.
Я уже наклонилась, чтобы взять свои замечательные ножницы, в душе поздравляя себя с хорошей сделкой и с умением торговаться, как вдруг сумка соскочила у меня с плеча и упала на угол хлипкого столика. Стол подпрыгнул и обрушился на землю, вместе со всеми сорока ножницами!
Я смотрела на их раскрытые клювы и думала, что сейчас из них изливаются все накопленные ими несчастья.
— Ай, как плохо! — воскликнула я. — Как же я так могла?
— Никаких проблем! Никакого убытка! — воскликнула женщина.
Она присела и стала собирать упавшие ножницы, но я уже бежала домой.
— Подождите! Подождите! — слышала я ее голос. — Ваши ножницы! Вы их забыли!
Я шла очень быстро и, не задумываясь, нырнула в страшные изогнутые улочки. Они были точно такими же, как на пути к рынку, но не выглядели знакомыми. Мне казалось, что я иду как в ночном кошмаре, не понимая, где нахожусь и куда направляюсь. И что если я остановлюсь, то меня догонит что-то страшное.
Как видишь, я заключила плохую сделку — будто с самим дьяволом. И ради чего? Как оказалось, такие ножницы-птицы можно было купить у кого угодно, и даже дешевле. Их делали самые разные люди, и не только в Китае. Вот совсем недавно я видела их в «Стандарт Файв энд Тен» [14]. Да, можешь себе представить? Конечно, я их не купила.
Если ты думаешь, что все это предрассудки, то скажи: почему я обронила все ножницы в тот день?
И почему сразу после этого произошло нечто ужасное?
Об этом мне рассказала Хулань. Она ждала меня дома. Увидев меня, она вскочила, прижала руки ко рту и сказала, чтобы я скорее ехала в госпиталь.
— Произошел несчастный случай! — закричала она. — Вэнь Фу серьезно ранен. Может, даже умирает.
Я вскрикнула от страха.
— Что случилось?
В следующую минуту мы обе выбежали из дверей и бросились в машину вооруженных сил, ожидавшую нас у входа. Она повезла нас в госпиталь.
По дороге Хулань говорила:
Он вел армейский джип, ехал в сторону холмов Спящие Красавицы. Но у джипа отлетело колесо, он перевернулся и выбросил водителя на землю.
 
— Ай-ай! — заплакала я. — Это я виновата!
— Не смей так говорить! отругала меня она. — Как ты можешь быть в этом виновата?
Потом Хулань сказала, что Цзяго распорядился отправить Вэнь Фу во Французский христианский госпиталь, которым управляли китайские и иностранные монахини. Захудалый местный госпиталь был полон людей, страдающих от заразных болезней, которыми мой муж еще не болел. Какой все-таки хороший человек Цзяго!
Еще в больничном коридоре я слышала стоны и крики Вэнь Фу. Такие звуки мог издавать под пытками человек, который уже расстался с рассудком. А потом я увидела его. Забинтованная макушка, опухшее фиолетовое лицо. Стыдно признаться, но я бы не узнала его, если бы мне не сказали, что это он. Я всматривалась в его лицо, стараясь угадать знакомые глаза, нос и подбородок. Потом я подумала, что это, наверное, ошибка. Может, это не мой муж?
— Вэнь Фу? — позвала я.
— Он вас не слышит, — ответил доктор. — У него серьезная травма головы. Когда его сюда привезли, он уже был мертв, умер от шока. Но я сделал ему укол адреналина, и его сердце снова забилось.
Конечно, я поблагодарила доктора за спасение жизни мужа.
Потом снова повернулась к Вэнь Фу, продолжая тихо звать его по имени. И вдруг у него открылся один глаз! Я вскрикнула от страха. Глаз был большим, темным в середине, и желтым с кровью вокруг. Мой муж походил на монстра.
Спустя несколько дней, когда стало точно известно, что Вэнь Фу будет жить, Цзяго приехал в госпиталь и сказал:
— Уэй-Уэй, дорогая, я принес плохое известие.
Я выслушала его, не меняясь в лице и не заплакав. Цзяго пояснил, что ему, возможно, придется уволить Вэнь Фу из вооруженных сил и даже посадить его в тюрьму. Он сказал, что мой муж взял джип без разрешения, подкупив армейского водителя, который уже наказан. И авария произошла не потому, что у машины отвалилось колесо. Вэнь Фу несся на слишком большой скорости и почти врезался в грузовик, двигавшийся по встречной полосе, резко выкрутил руль и перевернулся. А потом я услышала, как Цзяго говорит о девушке. Кто знает, что за девушка оказалась с ним в джипе? Она погибла, раздавленная упавшим сверху автомобилем.
Тогда я впервые узнала, что мой муж встречался с другими женщинами, хотя потом оказалось, что эта не была первой. Но в тот день мне не хотелось в это верить. Может, Вэнь Фу ехал к Спящим Красавицам, чтобы навестить могилу дочери. Может, та девушка села к нему в джип, чтобы показать дорогу. Может, мой муж подвозил ее из жалости. Может, между ними вообще ничего не было. Может, она просто стояла на холме, когда произошла эта авария, и потому попала под отлетевшую машину.
Разумеется, ни одно из этих оправданий не выдерживало никакой критики. И я хорошо представляла себе, как Вэнь Фу едет по извилистой дороге и целует девушку, похожую на Пинат. Как поет ей ариетту, и они смеются, и как он поднимается на холм и спускается, словно ныряя в облака.
Эти мысли не шли у меня из головы и когда я пришла к мужу на следующий день. Отек на его лице уже спал. Он дремал, и мне хотелось растормошить его, чтобы спросить:
— Зачем ты это сделал? Теперь ты сядешь в тюрьму, и всех нас ожидают несчастья!
Но стоило мне об этом подумать, как он застонал, издав ужасающий звук, растерзавший мое сердце. Поэтому я утерла пот с его лба и простила его еще до того, как у него появился шанс попросить прощения.
Проснувшись наконец, Вэнь Фу был слабым, капризным и недовольным всем на свете. Его мучила боль, у него затек кровью глаз, доктора, по его мнению, вечно опаздывали, медсестры обращались с ним дурно, ему не нравились еда и слишком жесткая кровать. Вэнь Фу все пытались утешить. В то время я еще не думала, что эта авария могла как-то его изменить. Он страдал, оттого и капризничал.
Но потом к нему начали возвращаться силы, и он стал злым и безудержным. Он швырялся едой в медсестер и называл их шлюхами дьявола. Он обвинял докторов в тупости и говорил, что их нельзя подпускать даже к дохлым собакам. Он метнул судно во врача, который спас его жизнь. Он не желал принимать лекарство, и когда четверо медсестер пытались его удержать, высвободил руку и ударил одну из них так, что она чуть не лишилась зубов.