Снимай меня полностью (СИ)
— Проходите, — запоздало вздохнул Рома, когда Игорь уже дошел до середины студии.
— Значит, это и есть студия модного фотографа, которому Юна хотела доверить нашу свадьбу, — каждое слово было пропитано снобизмом настолько, что будь снобизм жидкостью, на полу бы уже образовалась небольшая лужица.
— Насколько я знаю, и сейчас хочет.
— Это да, это да, — задумчиво кивнул Игорь. — Но боюсь, теперь уже все равно, чего хочет она.
— А, ясно. Я понял, — Рома скрестил руки на груди, вложив в этот жест все свое презрение. — Сейчас вы предложите мне поучаствовать в древнем обряде похищения невесты. На осле. А она, разумеется, сама хочет, чтобы ее похитили.
— Остроумно, — дернул плечом Игорь. — Жалко, я пришел сюда не на фестиваль стенд-апа.
— Дайте угадаю: конкурс? Так вот: Юна была у меня сегодня. И поскольку она уже прошла в первый тур, что само по себе достижение, она решила идти дальше. И спорить с этим…
— Решения моей невесты я с ней как-нибудь сам утрясу, — Игорь потянулся было к одному из снимков на стене, но в последний момент передумал и отдернул руку, словно боялся запачкаться. — Для вас у меня две новости: одна просто плохая, вторая очень плохая.
— Внимательно.
— Ну, во-первых, свадьбу нашу вы снимать не будете. Это точно.
— А вы уверены, что сама свадьба будет? — не удержался Рома.
— Уверен, — проигнорировал подкол Игорь. — Во-вторых, я знаю: это вы разместили анкету Юны на конкурсе?
— Это она вам сказала?
— А как вы думаете? — Игорь выразительно усмехнулся. — И я знаю, что никакого письменного разрешения у вас нет. Следовательно, я могу вас засудить за использование чужого лица.
— Это и есть «очень плохая новость»?
— А что, к судам вы уже привыкли? — парировал Игорь.
Не то чтобы Роме было в тот момент очень смешно, но все же он заставил себя расхохотаться в лицо Юниному женишку максимально правдоподобно и раскатисто.
— Это ее снимки, — сказал Кулешов, когда смех стал больше напоминать кашель. — Только она может подать на меня в суд, а она этого делать не будет.
— И откуда такая уверенность?
— Просто в отличие от вас я понимаю, как сильно вам повезло с невестой, — последнюю фразу Рома произнес без малейшего сарказма, и это, как ни странно, подействовало на Игоря отрезвляюще.
На мгновение на его лице промелькнула растерянность, и Рома понял, что попал в больную точку. Что именно это означало, правда, так и осталось загадкой. То ли Игорь заволновался, что Рома сможет отговорить Юну от свадьбы, то ли почуял конкурента… Трудно было разобрать по снобистской физиономии. Но все же Кулешов убедился в том, что подозревал и раньше: все это странное поведение Игоря, включая необъяснимую ревность и истерику вокруг конкурса, было вызвано чувством бессилия. Уязвимостью. Страхом. Значит, не так уж идеальны отношения между будущими молодоженами, и Игорь об этом отлично осведомлен. Рома знал, что у него нет ни малейшего шанса отбить Юну у этого богатенького Буратинки. И плевать даже на классовые различия, — а кто бы что ни говорил, они актуальны даже в двадцать первом веке, — просто Юна считает своего фотографа геем. Пусть она трижды расстанется с Игорем, пусть отменит свадьбу, в Роме она мужчину все равно не увидит. А если он признается, то не простит лжи. И все-таки Рома испытал облегчение от одной мысли, что вся история со свадьбой держится на шаткой трехногой табуретке, и Игорь, сам того не подозревая, лишь расшатывает ее каждым своим шагом.
— Я не собираюсь ничего запрещать Юне, — Игорь снова взял себя в руки и нацепил маску хозяина положения.
— Отлично, потому что она взрослый человек и вправе сама…
— Но я сообщил о конкурсе ее отцу, — перебил Игорь, и на сей раз Роме стало не по себе. — Вижу, вы в курсе, кто он такой. И какие у него политические взгляды.
— Есть немного.
— Значит, вы понимаете, что прыгать от восторга от этой новости Лев Львович не будет, — почувствовав слабину противника, Игорь ухмыльнулся и подошел к Роме. — Видите ли, Юна — его дочь. Ей за это ничего не будет, разве что небольшая семейная ссора. А вот вы, человек, который уговорил ее сниматься обнаженной… Который ее фотографировал, а вдобавок еще и разместил снимки на конкурсе… На таком конкурсе… — Игорь цокнул и покачал головой. — Я бы на вашем месте задумался, Роман. Стоит ли все это тех шишек, которые на вас полетят? Пара кликов — или конфликт с влиятельным человеком?.. Ну, не буду вас задерживать, — и, довольный и самоуверенный, как никогда, он исчез за дверью.
*********
Рома остался в студии один, и это был, пожалуй, первый раз за всю его жизнь, когда тишина нервировала, а не радовала. Как бы мерзко Игорь себя ни вел, он говорил правду. Озвучил то, о чем Рома и сам догадывался, отправляя анкету Юны на конкурс. Надеялся, конечно, что обойдется. Псевдоним, как-никак. Но нет. И что теперь делать дальше, Кулешов не представлял вообще.
Мужская гордость требовала бороться до последнего. Собственно, так бы Рома и поступил, если бы его решение рикошетом не отскочило по Вадику. Лебедев не станет разбираться, кто именно разместил снимок. Даже если по правилам девяностых депутаты больше не играют, просто так «Кукушкиному гнезду» подобный фокус с рук не сойдет. Благо, у слуг народа из городской думы полно легитимных рычагов. Натравить налоговую? Засыпать проверками? Докопаться до арендодателя? Лебедев по щелчку пальцев мог лишить Рому и Вадика бизнеса, и это — еще меньшее из зол. Потому что помимо ООО парням было, что терять. От дорогого оборудования до здоровья и, в конце концов, жизни. Кто станет поднимать шумиху, если одного никому не известного человечка собьет случайная машина без номеров и скроется с места происшествия? Не то чтобы Кулешов грудью рвался на амбразуру и мечтал по-рыцарски погибнуть ради девушки, пусть и такой нежной, красивой, удивительной, как Юна. Но подставлять Вадика? Нет, это чистой воды эгоизм.
В идеале Роме следовало сию же секунду посоветоваться с партнером, но он медлил, не решаясь открыть ящик с котом Шредингера. Австрийский физик считал: кот, заключенный в коробку с ядом, одновременно не живой, но и не мертвый. И убьет его тот, кто поднимет крышку и выяснит правду. Выходит, если Рома позвонит Вадику и услышит, что фотографию надо немедленно снимать с конкурса, то тем самым лишит Юну шансов. А пока то, что не запрещено, — разрешено.
И для начала Рома решил убедиться, нужна ли эта борьба самой Юне. У женщин семь пятниц на неделе, разве нет? Вдруг уже передумала снова, вдруг расхотела участвовать? Или не хочет рисковать свадьбой с этим хорьком или отношениями с отцом? Вот дети алкашей обычно самостоятельнее некуда. Потому что ну нету у горе-папаши инструментов для давления. От таких бегут, и чем быстрее, чем дальше, тем лучше. А вот если отец-добытчик, если заработал на жилье и сытое безбедное существования для чада, то кнут сам собой вкладывается в заботливую родительскую длань. Поползновение в сторону? Размах, удар «больше не получишь ни копейки и ночевать можешь на вокзале» — и вот уже нет в мире чада послушнее. И неважно, шестнадцать лет дитю, двадцать или сорок с хвостиком. И Рома боялся, что Юна не настолько безрассудна и свободолюбива, чтобы отказаться от всех плюшек отца-депутата.
В растерянной задумчивости Рома взялся за телефон и открыл мессенджер. В столь позднее время не рассчитывал увидеть Юну в сети, однако повезло: напротив ее имени ободряюще горела зеленая точка. «Не спишь?» — написал Кулешов, так и не решившись сразу сообщить о проблеме. Вместо ответа Юна перезвонила.
— Ром, слава Богу! — выдохнула она в трубку с таким облегчением, словно очень давно мечтала услышать его голос. Ощущение было странным, но приятным, и Рома даже на мгновение забыл, по какому поводу собирался поговорить с Юной. — Слушай, я должна тебя предупредить…
Глупая улыбка мгновенно сползла с Роминого лица: неприглядная реальность хлестнула по щекам.