Потеря поля (ЛП)

И просто уверена, что Нэш также разбил десятки других сердец. Теперь он и сам получал свою дозу. А бедный маленький Райкер Ли? Его мир теперь не идеален. Он не может веселиться, потому что его кузен грустит. Думаю, теперь он наконец поймет, что жизнь — это не розы.
Я изобразила на лице улыбку.
— Извините, мне нужно взять салат, — сказала я и обошла их обоих.
Уходя, я почувствовала себя сильнее из-за того, что не позволила своей мягкости победить. Я отбросила их проблемы в сторону и собиралась наслаждаться своим днем. Моим выпускным годом.
Ладно, я чувствовала себя стервой. Но опять же, кто в этом виноват? Некрасивые, жестокие слова. Смех за мой счет. Они не теряли из-за этого ни минуты сна. Забыли об этом через несколько мгновений после того, как посмеялись. Эти слова и этот смех преследовали меня изо дня в день, пока я ходила по жаре, выпивала галлоны воды и считала калории.
Нет. Я бы, конечно, не пожелала Нэшу травмы, из-за которой он не получит свою футбольную карьеру в колледже. Но могло быть и хуже. У него все еще есть мозг. Парень может заняться чем-нибудь другим. А Райкер ведет себя так, словно ему нужно было укрыться от боли разочарования. Им обоим нужна доза реальности. Ни один из них не испытывал ее до сих пор.
Они должны были попробовать пойти на физкультуру и знать, что в этот день все должны были подниматься по канату. Учитель физкультуры собирался стоять и наблюдать за всеми. Использовать секундомер, чтобы увидеть, как быстро мы могли бы подняться по веревке, и кто доберется до вершины. Я не могла сдвинуться ни на дюйм вверх по этой проклятой веревке. Все видели, как я беспомощно висела там, желая подняться хотя бы немного. От смешков остальных мои щеки краснели, пот лился градом, а живот сводило судорогой. Мне бы хотелось быть где угодно, но только не там. Учитель физкультуры говорил, чтобы я больше старалась. Что я могу это сделать. Но я не могла. Мои руки никогда не были достаточно сильными, чтобы поднять мой вес по этой веревке. И... Я сдалась. Оскорбленная. Униженная. Не в силах смотреть никому в глаза. Хихиканье и шепот становились все громче. Учитель велел остальным остановиться, но это не помогло. Я никогда этого не забуду. Это была моя жизнь. Я всегда пыталась взобраться по этой проклятой веревке, но так и не смогла.
Ни Нэш, ни Райкер ни разу не беспокоились обо мне.
Взяв свой салат и воду, я вышла на улицу, чтобы побыть одной. Потому что прямо сейчас я была не совсем довольна собой. Хотя знала, что права. Мне просто не нравилось то, как я себя при этом чувствовала.
В моем будущем больше нет света
  
ГЛАВА 6
 
НЭШ
Бросив сумку с книгами на кровать, я уставился на нее так, словно она сделала что-то не так. В первый день занятий я был дома в три пятнадцать пополудни. Это было впервые. Я должен был быть в раздевалке. Переодеваться в свою форму. Отпускать плохие шутки с моими друзьями. Тренироваться на жаре, пока меня не вырвет. Это было то, что я должен был делать.
Но я был здесь. В моем ожившем кошмаре. И мне совершенно нечем заняться. Хотя была домашняя работа. Чтение было обязательным. Физиотерапия была назначена через час.
Чушь, чушь и еще раз чушь.
— Привет, детка.
Голос мамы испугал меня. Обычно она была на работе до пяти.
Я обернулся и увидел, что она стоит у моей двери. Беспокойство, боль, и проблеск надежды в ее глазах. Она хотела, чтобы мне стало лучше. Чтобы я смог найти счастье в моей теперешней жизни.
— Почему ты дома? — спросил я, уже зная ответ.
Мама, которая никогда не уходила с работы рано, была дома из-за меня.
— О, ушла пораньше. Подумала, что могу сделать тебе шоколадный пирог с кремом, прежде чем ты пойдешь на терапию. И мы могли бы поговорить о твоем дне.
Ее голос звучал настороженно. Мама не хотела меня расстраивать. Я был занудой, с которым невозможно было жить этим летом. По крайней мере, с момента катастрофы.
 
— Я не голоден. Мой день был отстойным.
Она хотела услышать что-то еще? Что-то позитивное? Но я не мог сказать ей ничего хорошего. Ни одной чертовой вещи. Это была наша реальность. Ей нужно было смириться с этим.
— Все наладится, — тихо сказала она.
Мама хотела, чтобы все стало лучше. Надеялась, что так и будет. Она была вечным оптимистом. Когда-то и я тоже был одним из них. Но теперь уже нет.
— Нет, не наладится. Я больше не смогу бегать. Навсегда останусь хромым. Больше никогда не буду играть в мяч. Так что нет, мам, лучше не станет. В моем будущем нет света.
Ее плечи опустились, лицо погрустнело. Я ненавидел себя за то, что заставляю ее чувствовать себя так. Но у меня просто не было сил заставить ее улыбнуться. Ей нравилось быть счастливой. И мне тоже. Но этого больше не повторится. Все это исчезло.
— Точно не хочешь пирога?
Одна вещь о маме заключалась в том, что вы не смогли бы полностью сбить ее с курса. Она держалась до самого горького конца. И что касаемо меня, в ней еще жила надежда.
— На терапии тяжело. Больно. И если съем пирог перед уходом, меня вырвет в процессе терапии.
Больше реальности. Больше правды. Больше возможности открыть ей глаза. Маме нравилось притворяться, что ничего не происходит.
— Хорошо. Ну, тогда приготовлю его на потом. Полакомишься после. Я буду на кухне, если захочешь поговорить. Я всегда здесь, чтобы выслушать.
— Спасибо, — выдавил я из себя просто потому, что ненавидел причинять ей боль.
Мама начала уходить, но потом остановилась, вошла в комнату и крепко обняла меня.
— Я люблю тебя. И не позволю тебе сдаться. Я твоя мама. И никогда не откажусь от тебя. У тебя большое будущее, Нэш Ли. Огромное. Это просто препятствие. Оно сделает тебя жестче, сильнее и решительнее.
Я просто кивнул и обнял ее в ответ. Ей нужно было поверить в это, и я позволил ей. Нет причин делать ее такой же несчастной, как я. Когда мама наконец отпустила меня, то погладила по щеке, как будто я все еще был маленьким мальчиком.
— Сделай домашнее задание. Сосредоточься на своих оценках. Ты совершишь великие дела, вот увидишь, — сказала она и вышла из комнаты, оставив меня наконец в покое.
Если бы я мог думать, как моя мать, то, возможно, не был бы так чертовски несчастен. Сегодня я словно получил пощечину. Видеть парней, с которыми играл в мяч, смеющихся и дурачившихся, как мы всегда делали, ощутить ажиотаж в коридорах перед пятничной игрой, увидеть, как Блейкли вешалась на Хантера — все это напомнило мне, что я больше не Нэш Ли. Я был просто еще одним лицом в толпе. Кем-то, о ком другие предпочли шептаться, заставляли себя улыбаться и двигаться дальше.
Вот на что был похож мой день. Это было то, что хотела услышать мама, но я не мог ей этого сказать. Она бы стала беспокоиться обо мне. Хотя и так уже не может заснуть. Мне не хотелось бы, чтобы мама волновалась больше, чем уже есть. Держать все это внутри — вот как я должен был с этим справиться.
Я стоял у окна, обдумывая все это дерьмо в своей голове, когда снаружи остановился грузовик моего отца. Он должен быть на работе до семи, но, как и мама, пришел домой пораньше. Задавать мне вопросы, на которые я не собирался отвечать. Подбодрить меня. Сегодня я не в настроении для всего этого. Схватив с кровати ключи от машины, я направилась к задней двери. Подальше от кухни. Подальше от отца, входящего в дом. Как только благополучно выбрался наружу и понял, что папа в доме, я поспешил к своему внедорожнику и уехал.
Папа позвонит, как только поймет, что я ушел, ничего не сказав. Он сорвется. Я послушаю. Потом все закончиться.
До начала физиотерапии оставалось еще сорок пять минут. Мне некуда было идти. Нечего делать. Папа предложил найти работу. Хотя это было больше, чем предложение. Скорее требование. Я мог бы подать несколько заявлений. По крайней мере, это дало бы мне возможность быть где-то еще, кроме дома, каждый день.