Чемпион 4 (СИ)
Гриша стоял ни жив, ни мертв.
— Ну и что мне с тобой делать?.. — грустно вздохнул Саня, подходя к нему.
Тот подсказать ничего не смог, и Пельмень легонько сунул ему коленом в пах.
— П-с-с-с!.. — болезненно засвистел Гриша сквозь зубы, сгибаясь в три погибели. Саша так же слегка хлопнул по затылку, Гриша послушно свалился наземь.
Джонни впал в благородный гнев:
— А-а! Обман⁈ Cheater!..
Он подскочил к сомлевшему жулику, бешено затряс его, из карманов полетели рубли, доллары, немецкие марки, бумажки с печатями… Джонни вмиг схватил все это, сунул на пазуху.
— Бежьим!
Пожалуй, это было разумно. Компаньоны стремительно выбежали на Рождественский бульвар и, стараясь выглядеть спокойными, перешли на деловой шаг, устремившись к Цветному.
Глава 12
Джонни по-своему переживал схватку, возбужденно вращал глазами, озирался зачем-то, сыпал плохими словами, и все по-русски:
— Йопп твой мать!.. Ньет, Саша, ты подумай! Ми с этот Гриша били партньер, давно работал, и такой вье… вьерромол…
— Вероломство? — Пельмень приподнял бровь, зевая.
В отличие от пиндоса, Сане было не то чтобы по фигу, но что-то около того.
— Да! Сволоштчь. Да чтоб его… — распылялся америкос.
Тут Джонни пожелал, чтобы нечистая сила изнасиловала Гришу в извращенной форме.
Саня хотел было поддеть амера: ну в смысле, кто обжимал Билли по мелочевке? Пушкин или кто там у вас — Шекспир?.. Но подумав, мысленно махнул рукой. Хрен с ними! Пусть между собой разбираются.
Про себя он, конечно, так и думал, что эти бестии его будут обманывать без стыда и совести, но здесь уж никуда не денешься. Пельменю надо пробиваться в профики, а за это можно и повозиться с такими пассажирами, как Билли и Джонни. Позволят лишнего — это уже будет другой разговор, кстати надо наверное сразу пендосам позицию обозначить… Он усмехнулся, ощутив, как ноют обе руки после ударов о бетонную челюсть громилы. Перестарался, осторожнее надо быть! А с другой стороны, если б недостарался, мог бы и на пике побывать. Конечно, при профессиональной реакции Пельменя вряд ли бы этот битюг сумел нанести серьезный ущерб. Но чем черт не шутит, сейчас и царапина совсем не в кассу, итак то голова, то жопа… Да ладно! Было и прошло.
А вот Ромка, козлина… блин, даже жалко эту мелкую заразу. Во что вляпался, дурак! Неужели решил, что московский гоп-стоп — то самое, что принесет деньги, достаток, богатство?.. Талантливый паршивец, а занят тем, что талант спускает в унитаз. Ладно Саня не будет заяву катать ментам, Глиста отпустит и калечить не станет, а другие? В это время люди очерствели и ничем хорошим для пацана такой «бызнес» не закончится. Либо за решеткой сгниет, либо в помойной яме с проломленной черепушкой.
— Не ссы в трусы, — буркнул Пельмень, потрепав американца по плечу.
— Ссы в трусы? — Джонни макушку поскреб, воспринимая эти слова в прямом смысле.
Когда вошли в подъезд, Джонни огляделся, торопливо облизал губы.
— Так, Саша. Раздьелим для честного! — объявил он, путая союзы и падежи.
Подъезд был пуст, хотя далеко наверху слышалось какое-то скрипение и кряхтение. Джонни быстро вытряхнул добычу на грязноватый подоконник и ловко все поделил — Саша не очень всматривался, но вроде бы и правда пополам, хотя бы примерно, включая немецкие марки.
— Сдадим валюту в обмьенник, — деловито ответил Джонни, доставая ручку и калькуллятор.
Делец, черт возьми! Все у него с собой.
Он быстро просчитал рубли по Гришиному курсу, а в бланк внес по заниженному. Понятно, что не забыл отсчитать пять процентов в свой карман. Вернее, попросил вписать Саню, мотивируя тем, что Билли может опознать его, Джоннин почерк и «получится как-то нехорошо».
— Не брат, я в твои дела не лезу и по вашим отношениям с Билли не в курсах, — Пельмень медленно покачал головой. — Поэтому сам, если посчитаешь нужным дальше своего корефана нагревать, то это на твоей совести останется. Но чтобы в следующий раз мимо меня такие мутки проходили, иначе вот этим вот кулаком в бубен дам.
Саня сунул кулак в рожу американца.
— Доходчиво объяснил, янки? Или нужно разъяснить, чтобы ты берега не путал?
— Э-э… протянул Джонни, хлопая глазами и не врубаясь почему Саня отказывается. — Ты мне поговори еще, рашн, в Москве останешься.
Не доходчиво, значит…
Саня вздохнул, схватил за шкирку пендоса, к стеночке поставил.
— Слышь, чувырла, если ты еще что такое брякнешь, на себя пиняй. Сам в Москве останешься, козел.
— Ноу проблем, ноу проблем.
— Я предупредил.
Саня отпустил Джонни. Тот в ответ сказать ничего не сказал. Сгреб долю Пельменя, себе в карман сунул, ну и в бумажках расписался тоже сам.
— Пошли, Остап Бендер? — бросил Саня.
— Идьем, — закивал американец.
Они пошли как раз вовремя, на втором этаже растворилась дверь, выпустив в коридор галдящую армянскую семью, состоящую из мамаши и карапузов мал-мала меньше. Все они одновременно вопили что-то, а громче и пронзительнее всех — мамаша, и непонятно зачем, потому что детишки ее не слушали, а каждый орал свое.
Саня и Джонни заторопились к себе на третий.
Билли посмотрел на компаньона испытующим взором — то ли подозревал его мало-помалу, то ли просто рассуждал логически. Мол, если я за копейку готов кинуть любого, так и все такие, ну, Джонни во всяком случае… Но тот отвечал совершенно безмятежным взглядом, протянул деньги и бумажку с печатью. Ее Билли изучил довольно придирчиво, но ничего неверного не обнаружил. Надо полагать, Гриша был как-то связан с работниками обменника на Петровском бульваре, жульничали они в команде. Пока Билли бумажку изучал, Джонни на Пельменя косился. Саня ему в ответ подмигнул.
В холодильнике Алексея Ипполитовича, все еще смотревшего сны — не иначе, о победе коммунизма во всем мире — оказались запасы качественных диетических продуктов, сделанных американцами заранее. При слабости к спиртным напиткам патриотический поэт был человеком щепетильно честным, ничего чужого без разрешения не трогал. Джонни удивительно быстро и сноровисто сервировал стол, втроем уселись за то ли поздний обед, то ли ранний ужин, Билли поведал, что звонил в американское посольство, где у него был хороший приятель, тот пообещал помочь с визой для Пельменя и билетами на любой рейс до Нью-Йорка.
— У нас тут дьела еще на два-три дня, — оживленно говорил Билли, — потом: гудбай, Москва! Вэлкам Америка! — он захохотал, очень довольный своим остроумием.
Поговорили о том, что они в эти два-три дня поездят по спортзалам, посмотрят на «проспектов», предлагаемых Леней и Робертом Ильичом, ну а там и оценят, кто на что тянет.
— Ты, Санья, хочешь с нами? Посмотрить на московских коллег?
— Че нет, — Пельмень коротко плечами пожал.
Пельменю в самом деле стало интересно, да и какому профи это было бы не интересно. Разговор оживился, американцы разогрелись, видно было, что они и вправду видят перспективы в СССР — для них это спортивный Клондайк, где при сноровке и умении в самом деле можно грести лопатой золото, как выразился Леня.
Так незаметно подступил вечер, Алексей Ипполитович стал подавать признаки жизни, но полностью в себя еще не пришел. Объявился Роберт Ильич — коренастый мужик примерно Лениного возраста. Внешность его тоже можно было бы назвать неприметной, если не мрачная физиономия, как будто его мучает геморрой.
Джонни как по волшебству явил на свет еще бутылку «Посольской» — сколько их там у него?.. — искренне удивился Саня. Гость не отказался, опрокинул в себя сотку, но это никак на него не подействовало, что водку пил, что воду, все равно. Пошла деловая беседа. В отличие от суетного Лени Роберт Ильич слов на ветер не бросал, говорил мало, веско и отрывисто:
— Завтра. В семнадцать ноль-ноль. Сами смотрите, сами решайте.
— Так, да, но послушай, Бобби: ты же это, — Джонни защелкал пальцами. — Глаз-алмаз, и знаешь, кто чего стоит! Кого ми можем взять в Штаты⁈