Избавитель. Том 1 (СИ)

Несмотря на крики песчаных демонов, Арлен, привыкший к оглушительному реву Однорукого, наслаждался тишиной. Никто не спал под открытым небом так безмятежно, как он.
Впервые в жизни Арлен понял, что может стать не просто знаменитым мальчиком на побегушках. Он всегда знал, что быть вестником ему мало; его призвание — сражаться. Но теперь он осознал, что и это не все. Его миссия — поднимать на битву других.
Он был уверен, что может скопировать меченое копье, и уже прикидывал, как приспособить боевые метки для другого оружия: стрел, шестов, камней… вариантов были тысячи.
Из всех мест, где он побывал, одни красийцы не желали жить в страхе перед подземниками, и потому Арлен глубоко уважал их. Никто иной не достоин подобного дара больше красийцев. Он покажет им копье, и они снабдят его всем необходимым, чтобы создать для них оружие и изменить ход еженощной войны.
Арлен увидел оазис и забыл обо всем. Песок может отразить небесную синеву, вынудив свернуть с дороги на поиски несуществующей воды, но конь прибавил ходу, и Арлен понял, что перед ним не мираж. Утренний Ветер безошибочно чуял воду.
Вода у них вышла еще вчера, и когда они добрались до небольшого озерца, и Арлен, и его конь изнемогали от жажды. Они одновременно припали к прохладной воде.
Когда они напились, Арлен наполнил бурдюки и поставил их в тени валунов из песчаника, безмолвных стражей оазиса. Юноша осмотрел метки, вырезанные в камне, и убедился, что они целы, хотя и несколько затерты. Ветер непрестанно нес песок и сглаживал края меток. Арлен достал резец и углубил и заострил метки охранной сети.
Пока Утренний Ветер щипал жесткую траву и листья чахлых кустов, Арлен срывал финики, инжир и другие фрукты с деревьев оазиса. Он поел, а остальное оставил сушиться на солнце.
Оазис питала подземная река, и в незапамятные времена люди разрыли песок и пробились сквозь камень к проточной воде. Арлен спустился по каменной лестнице в прохладную подземную камеру, где хранились сети, и бросил их в воду. Обратно он поднялся с неплохим уловом. Он отложил себе пару рыбешек, а остальные почистил, посолил и положил сушиться рядом с фруктами.
Взяв вилы из запасов оазиса, Арлен поискал среди камней и наконец заметил на песке предательские борозды. Вскоре он наколол на вилы змею, схватил за хвост и хлестнул ею, словно плетью, чтобы добить. Скорее всего, где-то поблизости кладка яиц, но Арлен не стал их искать. Недостойно разорять оазис сверх необходимого. Он отложил себе часть змеи, а остальное положил сушиться.
Из ниши, вырезанной в одном из валунов и покрытой знаками множества вестников, Арлен достал запас жестких сушеных фруктов, рыбы и мяса, оставленных предыдущим путником, и набил седельные сумки. Когда его добыча высохнет, он пополнит запасы для следующего вестника.
Пересечь пустыню, не побывав в Рассветном оазисе, невозможно. Это единственный источник воды больше чем на сотню миль, притягивающий путников, куда бы они ни направлялись. В основном вестников, а значит, и метчиков. За долгие годы их узкий круг оставил на песчанике множество следов. На камне виднелись десятки имен; одни были просто нацарапаны, другие — исполнены каллиграфически. Многие вестники начертали не только свои имена, но и перечислили города, в которых побывали, или указали, сколько раз посетили Рассветный оазис.
К своему одиннадцатому путешествию Арлен давно закончил вырезать на камне свое имя и список посещенных городов и деревушек, но он без устали исследовал мир и всегда добавлял что-то новое. Медленно и благоговейно, красивыми буквами с завитушками Арлен занес «Анох-Сан» в свой список руин. Никто другой не указал затерянный город рядом со своим именем, и сердце юноши исполнилось гордости.
На следующий день Арлен продолжил пополнять запасы оазиса. Среди вестников считалось делом чести оставить в оазисе больше, чем взять, на тот случай, если однажды один из них добредет до укрытия, страдая от ран или солнечного удара и не сможет позаботиться о себе.
Ночью он написал письмо Кобу. В его седельной сумке лежало множество неотправленных писем. Он никак не мог подобрать слова, чтобы извиниться за то, что нарушил свой долг, но подобную новость нельзя хранить при себе. Арлен тщательно срисовал метки с наконечника копья, зная, что вскоре они станут достоянием всех метчиков Милна.
 
С первыми лучами солнца он выехал из оазиса на юго-запад. Пять дней он не видел ничего, кроме желтых барханов и песчаных демонов, но утром шестого перед ним открылся в оправе гор Форт Красия, Копье Пустыни.
Издали город казался еще одним барханом, стены из песчаника сливались с пустыней. Красия была построена вокруг оазиса намного большего, нежели Рассветный, и питавшегося, если верить старинным картам, той же великой подземной рекой. Под солнцем гордо высились меченые стены — не столько расписные, сколько резные. Высоко над городом реяло знамя Красии — перекрещенные копья на фоне восходящего солнца.
На стражниках у ворот были черные одеяния даль’шарумов, красийской касты воинов. Их лица были закрыты от безжалостного песка покрывалами. Не столь высокие, как милнцы, красийцы были все же на голову выше большинства энджирцев и лактонцев, жилистые и мускулистые. Арлен кивнул стражникам, проезжая.
Стражники подняли копья в ответ. Среди красийских мужчин это было самым малым знаком уважения, но Арлену пришлось потрудиться, чтобы его заслужить. В Красии мужчин судили по количеству шрамов и убитых алагаев — подземников. Чужаки, или чины, как называли их красийцы, даже вестники, считались трусами, отказавшимися от борьбы, и не заслуживали ни малейшего уважения даль’шарумов. Слово «чин» считалось оскорблением.
Но Арлен поразил красийцев, пожелав сражаться вместе с ними, и после того, как он научил местных воинов новым меткам и помог убить множество подземников, его прозвали Пар’чином, то есть Храбрым чужаком. Его никогда не сочтут ровней, но даль’шарумы перестали плевать ему под ноги, и он даже завел несколько верных друзей.
Арлен въехал через ворота в Лабиринт, широкий двор перед внутренним городом, полный стен, рвов и ям. По ночам, укрыв жен и детей за внутренними стенами, даль’шарумы отправлялись на алагай’шарак, священную войну с демонами. Они заманивали подземников в Лабиринт, нападали из засады и загоняли их в меченые ямы ждать солнца. Жертв было немало, но красийцы верили, что гибель на алагай’шарак гарантировала место рядом с Эверамом, Создателем, и охотно вступали в смертельно опасный Лабиринт.
«Скоро, — подумал Арлен, — здесь будут умирать только демоны».
Сразу за главными воротами раскинулся Великий базар, где купцы торговали с сотен груженых телег и в воздухе стоял густой аромат жгучих красийских пряностей, благовоний и экзотических духов. Ковры, рулоны тонких тканей и прекрасная расписная глиняная посуда соседствовали с горами фруктов и блеющими овцами. На базаре было шумно и многолюдно, продавцы и покупатели громогласно торговались.
На всех прочих рынках, которые видел Арлен, было полно мужчин, но на Великом базаре Красии встречались сплошь женщины, закутанные с головы до ног в плотную черную ткань. Они толклись, покупали и продавали, оживленно пререкались и крайне неохотно расставались с потертыми золотыми монетами.
На базаре бойко торговали золотом и яркими тканями, но Арлен никогда не видел, чтобы их надевали. Мужчины рассказали ему, что женщины носят украшения под черными покрывалами, но наверняка об этом знали только их мужья.
Почти все красийские мужчины старше шестнадцати лет были воинами. Немногие становились «дама» — праведниками и правителями Красии. Все прочие занятия считались недостойными. Ремесленников называли хаффитами и презирали, ставя ненамного выше женщин. Красийские женщины выполняли все повседневные работы, от сельского хозяйства и готовки до ухода за детьми. Они копали глину и лепили посуду, строили и ремонтировали дома, выращивали и резали животных, торговались на рынках. Короче говоря, они делали все, только не воевали.