Человеческое животное

Потом мне вспомнилось, что в машине, когда мы возвращались домой, порывшись в костях, как выразилась сестра, бабушка часто упоминала тех или иных покойных родственников, появившихся на свет чудом или по воле случая. В их рождении была случайность, ребенка не должны были зачать, он не должен был появиться, определенные люди не должны были встретиться, тем более полюбить друг друга, многократно повторила она. Если бы мы не появились на свет, почти ничего бы не изменилось, но случаю было угодно, чтобы мы сидели здесь бок о бок в «Ладе», она и ее спутница на пятьдесят пять лет моложе, чтобы мы вообще познакомились, за всем этим — случайность на случайности, не одно поколение случайностей.
— Сто миллионов сперматозоидов наперегонки спешат к яйцеклетке, соревнуясь за право ее оплодотворить, — завершает бывшая акушерка свои рассуждения о случайности рождения.
После того как я покрыла кухонную мебель слоем лака, она выглядит как новая. Приступаю к удалению обоев в столовой. Под ними открываются три слоя краски, трех разных цветов. Подруги закончили со шпаклевкой стен в спальне и нанесли первый слой краски в гостиной.
Солнце еще низко, светит в окно на уровне глаз, пучок света между двумя еловыми ветками на кладбище, прямо над могилами, золотистые лучи. На мгновение.
День по-прежнему сокращается. Но завтра поворот.
Слово «случайность» появилось не ранее 1605 года
В переписке моей двоюродной бабушки и ее подруги Гвиневер нередко заходит речь о случайности, они со всех сторон обсуждают странную обусловленность того, что происходит без видимых причин. Может быть, случайность — это Бог? — спрашивает Гвиневер, но из черновиков мне не удалось узнать бабушкин ответ.
В одном из писем бабушка рассказывает об акушере по имени Гисли Реймонд, которого все звали не иначе как Нонни. Здесь я на самом деле теряю нить, поскольку тогда же бабушка, похоже, перестала писать черновики. Однако в ответном письме из Уэльса можно найти информацию о некоем Раймонде Ноннате, святом покровителе акушеров, беременных и рожениц, и начинается оно следующими словами:
В продолжение разговора о случайности, которая тебе так мила.
Подруга объясняет бабушке, что мать святого умерла при родах и он появился на свет с помощью кесарева сечения. Ноннат означает «нерожденный», пишет Гвиневер крупными волнистыми буквами на прозрачной голубой бумаге.
Случайность всплывает и в последнем письме, которое бабушка отправила своей подруге, но оно вернулось. В нем она, помимо прочего, пишет:
Когда я искала слово «случайность» в словаре прекрасного языка, на котором говорил Шекспир, то выяснилось, дорогая моя Гвиневер, что оно появилось не ранее 1605 года.
Когда человек уйдет, останется свет
Время от времени сестра интересуется:
— Ты все еще копаешься в бумагах Фивы?
— Да, набрала на компьютере.
— Это ведь не пустая трата времени?
— Нет, конечно.
Я долго считала, что, скорее всего, самой первой была рукопись «Жизнь животных», но сомневалась, какая из двух остальных появилась позже: «Случайность» или «Правда о свете». В последний раз, отвечая на вопрос сестры, насколько я продвинулась с рукописями, я сказала, что двоюродная бабушка сначала хотела понять поведение человека, а когда это не удалось, сдалась и решила попытаться понять свет. Затем, закончив со светом, она написала о случайности.
— Или наоборот. Закончив со случайностью, решила написать о свете. В последовательности я не уверена.
В какой-то момент мне даже пришло в голову, что бабушка работала над всеми рукописями одновременно.
Одним из критериев, на которые я пыталась опереться, устанавливая хронологическую последовательность рукописей, был тот факт, что бабушкина вера в человека от страницы к странице убывает. В «Жизни животных» другие животные легко обходятся без человека, и примерно с середины «Правды о свете» без него обходятся растения, хотя сам человек без растений обходиться не может. И наконец, в «Случайности», которую я довольно долго считала последней рукописью, весь мир прекрасно обходится без человека. С другой стороны, бабушка во всех рукописях рассуждает о том, насколько человек вписывается в мир, или, возможно, в нем нет необходимости, и это, конечно, осложняет дело.
 
Человек полагает, что птицы поют для него, но, когда он исчезнет, леса будут расти, животные — наслаждаться жизнью и птицы продолжат летать между материками, через границы и моря, устраивать гнезда на пустоши, на болоте или на краю скалы. Им больше не придется делиться ягодами с человеком, поскольку он перестанет делать варенье и соки. Затем следует длинное описание летных качеств птиц, своеобразная смесь зоологии и физики. Бабушка упоминает различную форму крыльев и рассуждает о соотношении крыльев и тела. Те птицы, у которых размах крыльев больше длины тела, как у крачки, могут перелетать на самые большие расстояния. Некоторым птицам, например гусям, летать сложнее: чтобы подняться в воздух, им необходим разбег, и полет у них тяжелый. Иные, как тупик, чтобы взлететь, используют восходящий поток воздуха у обрыва. Однако самой примечательной особенностью птиц, несомненно, является их хорошее зрение. Наконец, бабушка размышляет о том, какой смысл останется у понятий «домой» и «дóма» после того, как человек исчезнет с лица земли. И задается вопросом: где же дом перелетных птиц — там, где они проводят зиму, или там, где высиживают яйца и выкармливают птенцов?
Ее вывод прост и ясен:
Все указывает на то, что человек просуществует меньше других видов, обитающих на земле.
Когда человек уйдет, останется свет, пишет она в «Правде о свете».
С другой стороны, если опираться на стиль, именно «Правда о свете», скорее всего, является последней рукописью. Фрагменты в «Случайности» будто записки, которые бабушка достает из шляпы, в то время как в рукописи о свете текст распадается и в конце исчезает. Лакун на страницах становится все больше, пробелы между предложениями и словами увеличиваются, наконец в отдельных словах рвется связь между буквами, словно те остались одни под открытым небом. Я просматриваю почти пустые листы, пытаясь понять, действительно ли они относятся к рукописи или попали сюда случайно. На последних страницах лишь разбросаны отдельные слова. Наконец добираюсь до финала:
Под
новым
небом
новой
земле
слышится птица
Изначально я думала, что издатель отверг «Жизнь животных», рукопись о том, что умеет человек, но теперь склоняюсь к тому, что речь шла о самой фрагментарной рукописи — «Правде о свете», где нет человека и остался только свет.
Модель поведения человека
Недавно в нижнем ящике комода я наткнулась на свернутые листы фольги, радом с коробкой пуговиц и игольными подушечками, на целый рулон, заставивший меня поломать голову. Развернув его, я обнаружила очень много карандашных рисунков, склеенных вместе прозрачным скотчем. Они напомнили мне наброски для вышивок. Но в них не просматривалось никакой четкой структуры, никакой системы, рисунки были скорее импровизациями, которые бабушка добавляла постепенно.
В отдельных местах она указала вид вышивки и цвет нити: вышивка крестом, «шов за иголку», фиолетовый; плоский стежок (зеленый), стежок елочкой, рельефный стежок, тамбурный стежок, петельный стежок. Похоже, бабушка собиралась смешать различные стежки и техники вышивания: длинные и короткие стежки, перевитые стежки и наложенные крест-накрест. Кое-где были крутые повороты, резко менялось направление. Однако самыми необычными мне показались большие пробелы в рисунках, которыми бабушка обозначила свет. Число таких пробелов увеличивалось по мере прибавления листов, одновременно с тем, как высвобождалась форма, и рисунок становился все непонятнее. Развернув рисунок и разложив его на столе, я вдруг вспомнила следы черных дроздов, которые важно расхаживали на бабушкиной могиле. На самом верху написано дрожащей рукой: