Один на один с Драконом (СИ)

«На УЗИ были дети как дети», — успокоила она себя.
Не помогало. В горле саднило. От волнения тряслись руки. Чувство было таким же, как тогда, когда дочь пропала без вести: страх неизвестности, предчувствие беды.
Александра Владимировна в очередной раз прокляла войну, ненавистного дракона и Анино упрямство.
Ничего не происходило. Минуты тянулись вечно. Женщина поднялась, намереваясь заглянуть хотя бы через щель. В этот момент раздался детский крик.
* * *
К лицу дочери прилипли волосы, две косы растрепались. К груди она прижимала красный крохотный живой кулёк. Второго ребёнка пеленала медсестра. Александра Владимировна не могла оторвать взгляда от маленького тела. Глаза малютки были закрыты. Аня подставляла сосок к крошечным губам. Младенец морщился и бестолково открывал рот. Вдруг щёлочки глаз распахнулись, и Александра Владимировна увидела чёрные глаза, совершенно не свойственные новорождённому. В остальном ни чешуи, ни хвоста — просто красно-розовый комок, сморщенный и неказистый. Крохотная ручка легла на белую грудь. Младенец наконец обхватил губами сосок, перестал возиться, закрыл глаза.
Аня посмотрела в упор на мать, по её щеке скатилась крупная слеза.
— Ну, бабушка, хотите подержать? — спросила медсестра.
Александра Владимировна приняла из её рук свёрток в цветастой пелёнке. Ей показалось, что любое неловкое движение может повредить малюсенькое тельце. Она аккуратно прижала ребёнка в себе, всмотрелась в игрушечное личико. Младенец скривил рот и пронзительно заревел. Закричал и второй на руках у Ани.
Александра Владимировна неожиданно для себя почувствовала нежность, как в далёком прошлом, когда впервые взяла на руки Аню. Чувство это затопило её сознание против воли.
«Какая злая ирония, — подумала она. — Ведь в Институте заговорили о экспедиции туда, где появились эти два комочка вопреки всему».
Старшая Лазарева не решила, стоит ли сообщать новость дочери. Её мучали сомнения.
«Лучше ей не знать, по крайней мере пока», — заключила она.
  
Глава 28
 
Кай шёл по звериным следам. Недавний дождь ещё не успел их размыть. Упрямое солнце пробивалось сквозь тучи. Его бледный диск проглядывал через серую хмарь прозрачных облаков. Дракон хотел есть, а ещё больше — покончить с одиночеством.
До того он охотился лишь на шакалов да водных тварей. А теперь планировал рискнуть: выследить зверя покрупнее. Тем более шакалы попадались редко, а мясо здешних рыб надоело до тошноты.
Кай чувствовал себя сильнее. Будто за год скитаний и охоты сам стал зверем. Только одиночество сводило его с ума.
Дракон потерял остатки страха перед этим миром. Он стал казаться ему знакомым и понятным. Дикая неразумная жизнь кипела в этом затерянном средь звёзд лесу. Грибы-деревья были домом, краски сине-зелёной чащи примелькались, перестали удивлять. Зарубок становилось больше, в какой-то момент Кай перестал считать, надоело. Нечего было ждать, не на что надеяться.
В чаще раздались еле уловимые шорохи. Дракон насторожился, выхватил нож. После долгих дождей между сине-зелёных кустов стелился туман. Его зловещая дымка окутала лес. Солнце блёклым пятном висело в небе, не давая яркого света. Шорохи стихли, будто их не было вовсе. Кай медленно пошёл дальше, вскоре снова замер, затаился.
Справа стояла стена кустов куда более ярких, чем остальной кустарник. Листья у кустов были острыми, как иглы. Дракон удивился, что не видел прежде таких колючих веток.
Ветер стих. В тишине лесной чащи снова послышались шорохи. Кай не терял из виду звериные следы. По всему выходило, что тварей лишь двое. Это было на руку дракону.
Теперь Кай отчётливо слышал звуки звериной возни. Он прижался как можно ниже к земле и крадучись пошёл, скрываясь в утреннем тумане.
Два огромных бледно-голубых зверя резвились меж деревьев, будто играя, кусали друг друга. «Брачные игры у них, что ли», — подумал дракон.
Динозавры не заметили его, хотя Кай подобрался довольно близко. Он и забыл, какие они большие. Долгие недели Кай провёл на песчаном берегу, вдалеке от быстрой реки. Словно не хотел возвращаться туда, где был вместе с Анной, слишком болезненны были воспоминания о проведённом с ней времени.
 
Дракон вдруг испугался, понял опрометчивость своей затеи, вспомнил, как бежал через лес, унося ноги от одной такой твари.
Кай бесшумно попятился. Ему захотелось вернуться на берег большой реки, к своему шалашу. Под ногой хрустнуло. Твари замерли на секунду, а после ринулись на него. Дракон не знал, заметили ли они добычу или просто побежали на звук. Он не оборачивался. Ноги сами несли его подальше. Ступня неожиданно зацепилась обо что-то, Кай с размаху рухнул в колючие кусты, те самые, которым удивился. Дракон тут же вскочил и помчался дальше.
Заметив толстый ствол, Кай ловко вскарабкался на него, замер. Звери промчались мимо, будто не заметили его. Дракон полез выше. Взобравшись на самую макушку, развалился на губчатом ложе и рассмеялся почти беззвучно. Глупая мальчишеская удаль ударила в голову. Он будто не знал, чем ещё себя занять, как отвлечься от гложущего чувства одиночества.
Кай перекатился, подполз к краю ложа, осмотрелся и только тогда заметил, что весь в иголках. Принялся выдёргивать колючки. Кожа в местах проколов быстро покраснела, стала зудеть.
Небо заволокло тяжёлыми тучами. Солнце скрылось за ними. Кай лежал, глядя в пасмурное небо, и расчёсывал зудящую кожу. Ощущение было странным, незнакомым. Непрошено пришли мысли о землянке. «Как она? Добралась ли до дома? Вспоминает ли о нём?» Он вспоминал её каждый день, и это мучило его.
Маленькие ранки от колючих кустов горели огнём. Кай полез вниз. Утренний туман слегка рассеялся. Лес зловеще безмолвствовал. Низко над макушками деревьев висели грозовые тучи. Когда дракон спустился с дерева и побрёл между кустов, пошёл дождь. Мелкие капли холодили обнажённые плечи. Лес светился люминесцентными красками.
По дороге к своей лачуге Кай всё больше замечал яркие колючие ветки кустов. Иглы расцветали на них, словно свежие плоды после весны. «Странно, что я не видел их раньше», — подумал дракон.
Еле уловимо природа менялась, будто наступал новый сезон.
Кая беспокоили жжение и зуд. На руках появились волдыри.
По пути дракон не встретил ни шакалов, ни динозавров, ни крупных травоядных.
Голод уступил место слабости. Добравшись до песчаной косы на берегу реки, Кай плюнул на охоту, забрался в свой шалаш, закрыл глаза и провалился в сон.
Тело горело, голова была тяжёлой. Дракон открыл глаза. Стемнело. Шёл дождь. Кай чувствовал озноб. Он потянулся, нашарил рукой бутылку, сделал несколько больших глотков, живот скрутило.
«Колючие кусты ядовиты», — понял он, вспомнив яркие ветви, усыпанные иголками. Таких растений раньше не встречал.
«Видно, начался сезон ядовитого цветения, — размышлял Кай. — Дурак, какой дурак, — ругал он себя. — Думал, что звери — самая большая опасность».
В горле саднило, кружилась голова, все мышцы ломило, суставы будто выкручивало неведомой силой.
«И как теперь быть? Что делать?»
Кай тяжело приподнялся, стал рыться в нехитрых пожитках. В растраченной аптечке было пусто. Дракон рухнул на спину и долго лежал. Озноб то нарастал, то становилось невыносимо жарко и тяжело дышать. Лоб покрылся испариной.
— Кай, Кай. — Он услышал голос.
Дракон перевернулся так, чтобы видеть реку и дождливый пейзаж в разрезе своего убогого жилища. Пустое кострище выделялось чёрной дырой на песке. За ним на коленях сидела она. Смутный образ то ли чудился, то ли и вправду существовал. Кай потерял ощущение реальности.
— Глупый дракон, — произнесла Анна. — Я же просила: «Живи».
Кай захрипел. Слова никак не могли сорваться с губ. Он много чего хотел сказать, но не мог, закашлялся.
— Подойди, — хрипло выговаривая звуки, попросил дракон.
Всё плыло перед глазами, превращаясь в смазанные пятна. В ночной темноте люминесцентные грибы отбрасывали блики на водной глади. Силуэт женщины размывался, двоился.