Непристойно богатый вампир (ЛП)

Я затаила дыхание, открывая дверь, но там было тихо и темно. Мой телефон разрядился несколько часов назад, поэтому я не знала точно, который час. Но Оливия уже ушла в студию или на занятия. Таннер спал или гулял. По крайней мере, Вселенная оказалась снисходительна ко мне. Мне не пришлось расставаться с последними остатками достоинства, объясняя, какую потрясающую глупость я совершила.
Конечно, я была ему не нужна.
Мы были едва знакомы, и не похоже, что мне было что предложить, как бы ему ни нравилась моя игра на виолончели.
Виолончель. Это слово пронзило меня, как игла, уничтожив все мои доводы. Он подарил мне виолончель за полмиллиона долларов. Как я объясню это людям? И, что еще более тревожно, что я должна была с ней делать?
Это он отказал мне, а значит, я могу оставить ее себе. Но я не выполнила свою часть договоренности. Я не провела целый год рядом с ним, не притворялась его девушкой. Я не могла ее оставить. И не стала бы.
Я вошла в гостиную и нашла ее в футляре. Я продам ее. Он сломал мою виолончель, а мне нужна была новая, потому что, похоже, мне все-таки пригодится мой первоначальный пятилетний план. Я куплю приличную виолончель взамен своей, а остальные деньги отправлю его непристойно богатой семье в огромном конверте. Конверте, наполненный блестками.
Лучшая месть.
Я улыбнулась, представив себе, что подумала бы Сабина о получении конверта с блестками. Возможно, это был не самый зрелый план, и я, скорее всего, струсила бы, но на данный момент этого было достаточно, чтобы избавиться от комка в горле.
Взяв в руки футляр и размышляя о том, как именно продать такую дорогую вещь, я не смогла удержаться от желания взглянуть на нее. Я достала виолончель вместе со смычком и уселась на кухонный табурет, который использовала для занятий.
Инструмент был изысканным. Вчера я боялась дотронуться до него, но теперь, зная, что времени осталось мало, я позволила себе оценить то, с каким мастерством она сделана. Это была самая сексуальная вещь, которая когда-либо была у меня между бедер, за исключением, может быть…
― Не думай о нем, ― приказала я себе, вытирая одинокую слезу со щеки тыльной стороной ладони. ― Просто играй.
Музыка всегда была моим спасением. Когда я была маленькой, а мама еле сводила концы с концами. Когда я не вписывалась в стандарты в школьные годы. Когда мама была так больна, что врачи сказали мне готовиться.
Ничто не могло потревожить меня, пока я играла. Я могла играть по нотам гения семнадцатого века в своей квартире двадцать первого века. Музыка была вне времени. Она была безгранична. Когда виолончель была в моей руке, я была свободна.
Я обнаружила, что снова играю Шуберта. Пьеса приобрела совершенно новый смысл. Без других инструментов, поддерживающих мою партию, произведение казалось полым, как будто оно искало свою душу. Одинокие ноты, которые я играла, леденили мою душу, но я не могла остановиться. Я сомневалась, что Шуберт написал это произведение о вампире. Но, возможно, так оно и было. Музыка как будто была обо мне. Я была девой, и теперь я знала, что такое тьма смерти. Я пыталась убежать от нее. Но тьма играла со мной, уговаривала довериться ей. Я позволила ей прикоснуться к себе.
Я не была уверена, что когда-нибудь стану прежней. Я не была уверена, что хочу этого.
Я не понимала, что плачу, пока не добралась до последних нот. Казалось, я наконец-то нашла то, от чего музыка не могла спасти.
От него.
Я посидела еще какое-то время с Grancino в руках. Какая-то эгоистичная часть меня хотела оставить инструмент себе. Это было все, что мне нужно, чтобы доказать, что я не выдумала его темное прикосновение. Все, что у меня осталось, чтобы помнить, что одно мгновение я принадлежала Джулиану Руссо.
Эта мысль была достаточно депрессивной, чтобы вывести меня из состояния меланхолии, навеянного музыкой. Я встала и решительно положила виолончель обратно в ее шикарный фиолетовый футляр. Я могла сказать, что играла на ней. Этого было достаточно.
Решив собрать воедино все осколки последних двух дней, я нашла зарядное устройство и подключил к нему телефон. На нем замигал символ предупреждения о том, что батарея разряжена, и я оставила его заряжаться, пока буду принимать душ. Наша ванная была тесной и вечно захламленной колготками Оливии и волосами Таннера, но у нее было одно замечательное свойство. Хороший напор воды.
 
Я сняла одежду Камиллы, раздумывая, не стоит ли ее просто выбросить. В конце концов, я оставила все в углу, свернув в комок. Оливия никогда не простит мне, что я выбросила винтажный кашемир. Зайдя в душ, я увеличивала температуру, пока вода практически не обожгла меня. Я стояла под ней, желая, чтобы она смыла с меня все те безумные решения, которые я принимала с тех пор, как встретила Джулиана. Когда это не помогло, я нашла кусок мыла и мочалку, и попыталась стереть его с себя. В итоге моя кожа стала розовой и чувствительной. Но я не смогла избавиться от воспоминаний о нем полностью. Я выключила воду и потянулась за полотенцем. И тут я услышала.
Кто-то стучал в дверь. Нет, барабанил.
Звук был такой, как будто дверь собирались сорвать с петель. Было только два объяснения этому. Первое — кто-то ломал дверь тараном. Второе…
― Вот дерьмо, ― пробормотала я про себя.
Я плотно обернула полотенце вокруг себя и распахнула дверь ванной в тот самый момент, когда Таннер высунул голову из своей комнаты. Он протер глаза и моргнул, глядя на меня сквозь пар, клубившийся вокруг.
― Что это, черт возьми, такое? ― пробормотал он.
― Мой парень, ― проворчала я в ответ.
― Я все еще сплю? ― спросил Таннер, быстро моргая. ― Ты сказала ― парень?
Сейчас было не самое подходящее время пытаться объяснить мои безумные отношения с Джулианом. Я схватилась за ручку двери Таннера.
― Возвращайся в постель. Я разберусь с этим.
― Ты уверена? ― Он посмотрел в сторону двери, его лицо стало озабоченным. ― Похоже, он немного чокнутый. Это тот парень, который прислал тебе виолончель? Тебе нужно, чтобы я заставил его уйти?
― Он просто легковозбудимый, ― заверила я. Я любила Таннера за то, что он достаточно заботлив, чтобы вмешаться, и именно поэтому мне было так трудно лгать ему сейчас. Но я не могла сказать ему правду. Мы поссорились, когда он не захотел пить мою кровь, и расстались, пробыв знакомыми всего пять минут. Это был как раз тот случай, когда белая ложь была к лучшему. ― Мой телефон на зарядке. Наверное, он пытался позвонить. Он беспокоится, что здание небезопасно.
― Точно. ― Таннер зевнул. ― Он богатый. Держу пари, он думает, что это трущобы.
Я натянуто улыбнулась и закрыла дверь спальни перед его носом, прежде чем он смог продолжить задавать вопросы.
Когда я вошла в гостиную, то поняла, что дверные петли действительно еле держатся. Я начала отпирать дверь, и стук прекратился.
― Тея? ― раздался с той стороны панический голос Джулиана.
Как и у всех умных горожан, у нас было несколько замков. Я закончила их отпирать, но цепочку не сняла.
Джулиан тяжело выдохнул, когда я выглянула через щель. Его голубые глаза пылали так ярко, что мой желудок начал совершать кульбиты.
― Ты меня до смерти напугала, ― сказал он. ― Ты не отвечала на звонки, и никто не открывал дверь.
― Я была в душе, ― сказала я, изо всех сил стараясь звучать холодно и отстраненно. Это было довольно трудно, поскольку мое тело, казалось, знало, что между мной и властным вампиром есть только дверь и полотенце. Слава Богу, что я решила не снимать цепочку.
― Давай я войду и все объясню.
― Я думаю, это плохая идея. ― Нет, это была не плохая идея. Это была ужасная идея.
― Тея, это не то, что ты думаешь.
― Ты уверен? Потому что я думаю, что ты хочешь, чтобы я была твоей девушкой, но, похоже, считаешь, что можешь придумывать произвольные правила относительно того, как это будет происходить, ― зло прошипела я. ― И я думаю, что твоя семья ненавидит меня, но ты ожидаешь, что я просто возьму тебя за руку и притворюсь, что это настоящие отношения, чтобы спасти тебя от какого-то дурацкого брака по расчету.