Страдания и Звёздный свет (ЛП)

— Тогда она умрет, — сказал он, нахмурив брови.
— Так, может быть, мы найдем способ заставить ее сломать его, — с надеждой сказала я, и в его глазах появилось немного больше света, а пелена темной силы снова отступила.
— Да, может быть, Блу, — сказал он. Но этот маленький огонек снова погас, когда он уставился на меня, и я почувствовала на нем тяжесть, которая была тяжелее солнца и луны вместе взятых.
— Что произошло во время битвы? Ты видел, кто выбрался? — спросила я, ужас сковал мое горло.
Он слегка покачал головой, и боль пронеслась по его чертам, его челюсть затряслась, когда он отказался снова встретиться с моим взглядом.
— Я знаю только о двух судьбах, — тихо сказал он. — Габриэль здесь. Лайонел схватил его.
— О боже, — выдохнула я, страх за брата быстро нарастал. Даже сам факт его захвата многое говорил о том, насколько плохо, должно быть, прошла битва — чтобы величайший Провидец нашего поколения попал в такую ловушку судьбы, вокруг него должна была происходить чистая бойня, заслоняющая видение его собственной судьбы.
— По крайней мере, он все еще жив, — сказал он, и я утешилась этим маленьким фактом, хотя меня все еще ломало от мысли о том, что он, вероятно, пережил, будучи пленником Лайонела.
— А вторая судьба? — спросила я, но Орион не смотрел на меня, в его глазах плескалась боль. — Лэнс? — прошептала я, чувствуя, что он собирается сказать мне что-то ужасное, что-то, что разобьет мое сердце на еще большее количество осколков, но мне все равно нужно было знать.
Он колебался еще несколько ударов сердца, словно произнесение следующих слов причинит ему неизмеримую боль.
— Дариус не выжил.
— Нет, — задохнулась я, резко выпрямляясь, и всеми фибрами своей души отвергая этот факт. Потому что Дариус Акрукс был одним из самых сильных людей, которых я знала, он был воином, существом столь же могущественным, как божество. И более того, он был моим другом, а также выбранной звездами парой моей сестры, ее мужем. — Нет, нет, пожалуйста. Это не может быть правдой.
— Я видел его тело, — сказал он, его голос сорвался, а в глазах плескалась агония. — Лайонел убил его. Его больше нет.
Эти слова сломали меня, и я распалась на части в его объятиях, мы прижались друг к другу, как будто не существовало ничего, кроме нашего горя. Оно застыло между нами, как ледяная глыба, и единственное тепло исходило от мест соприкосновения наших тел.
Я не могла сдержать боль от потери человека, которого я полюбила так глубоко, как брата, и она только усиливалась от боли, которую, как я знала, где-то там чувствовала моя близняшка. Я должна была быть рядом с ней во время всего этого. Я не могла смириться с мыслью, что она столкнется с этим в одиночку.
Я жаждала быть с Тори так сильно, как никогда в жизни, и страдания, которые это мне причиняло, были невообразимы. Казалось, что она находится на расстоянии целой вселенной, потому что до нее невозможно было добраться. Она, без сомнения, страдала под тяжестью такого сильного горя, что наверняка казалось, будто небо падает на нее.
Чувство вины, которое я уже испытывала за все, что я наделала, увеличилось в десять раз. Я переломила ход битвы, Теневой Зверь во мне позаботился о том, чтобы повстанцы проиграли.
Была ли моя вина в том, что Дариус лежал мертвым? Был бы он все еще здесь, если бы только я оказалась достаточно сильной, чтобы побороть проклятие?
Я повалилась вперед, поглощенная всем этим и полностью разбитая.
Мне так жаль, Тор.
Глава 16
Рев Дракона вывел меня из кошмарного сна, в который я погрузился. Воспоминания о битве проносились в моем сознании, словно маленький домик ужасов, заключенный в моей голове, и я не был уверен, что когда-нибудь смогу по-настоящему избавиться от этих ужасных воспоминаний.
 
Внезапное присутствие Лайонела во дворце заставило стены задрожать, словно они отпрянули от его прикосновения. В этом месте была старая магия, и что-то в ней было предано Вега, возмущалось его присутствием и восставало против него.
Я посмотрел на Дарси в своих объятиях: от усталости она заснула на час, а может, и на два. Складки на ее лбу сказали мне все, что нужно, о том, насколько спокойным был этот сон. Она не сказала мне ни слова после того, как я рассказал ей о Дариусе, погрузившись в такую глубокую яму отчаяния, что я не знал, как вытащить ее оттуда. Я чувствовал себя беспомощным, чертовски бесполезным. Как я мог сделать так, чтобы все снова стало хорошо?
Я сам погружался в это отчаяние, мысли о Дариусе засели в глубинах моего сознания, повторяясь.
— Давай, поторопись, — призывал Дариус, пока я бежал за ним по одному из темных коридоров в этом уголке поместья Акрукс.
Я никогда не был здесь раньше, дядя Лайонел обычно заставлял нас оставаться в восточном крыле, как можно дальше от его кабинета. Однажды мой папа заметил, что он мог бы просто использовать заглушающий пузырь, и взгляд, брошенный на него отцом Дариуса, напомнил мне, что внутри него живет зверь, способный сожрать фейри целиком. Мой отец никогда не делал вид, что замечает это. Но это было потому, что мой отец был крутым.
Я последовал за Дариусом за дверь, и он бросил на меня озорной взгляд через плечо, который предвещал неприятности. И это была наша самая любимая вещь в мире.
Я скользнул внутрь следом за ним, и мой рот открылся при виде груды сокровищ в этой комнате, нагроможденных, как миниатюрная гора.
— Гильдия Драконов прислала это в подарок на мой день рождения, — сказал Дариус с глупым выражением лица.
— Ты уверен, что собираешься стать Драконом? — поддразнил я, и Дариус нахмурился, выглядя так, будто небо может упасть, если он этого не сделает.
— Конечно. Посмотри на меня. — Он выпятил грудь, которая была гораздо шире, чем у любого восьмилетнего ребенка, которого я встречал раньше. Он мог быть младше меня на несколько лет, но наша дружба всегда поощрялась с самого детства. Я видел, как он делал свои первые шаги, ловил его, когда он падал, и он всегда был одним из лучших моих друзей. Я не мог этого объяснить, но мне казалось, что нам суждено быть друзьями, и это заставило меня вспомнить, что тетя Каталина сказала мне однажды — тогда, когда она казалась немного добрее. «Союзники Туманности — самые драгоценные друзья. Они реже, чем золото, и гораздо ценнее».
Это было до того, как она стала странной, холодной и отстраненной. Она мне больше не нравилась; у меня от нее мурашки по коже. Я ненавидел то, как она пусто смотрела на меня, но всегда хотела быть рядом со мной и моей семьей, как будто хотела сказать что-то интересное, но у нее не хватало мозгов, чтобы это сделать.
Дариус снял туфли и с головой окунулся в золото, и все оно каскадом посыпалось вниз под его весом. — Я знаю, что стану Драконом, потому что это так приятно.
Я подошел ближе, зная, как Драконы могут относиться к своему золоту, и не желая переступать черту, но он сидел, маня меня к себе. Я осознавал вес того, что он предлагает, и думал, действительно ли мы можем стать Союзниками Туманности, потому что его доверие ко мне сейчас было безграничным.
Я скинул туфли и нырнул в золото рядом с ним, мы вдвоем улеглись на спину и, извиваясь, погрузились в монеты, наш смех доносился до потолка.
— Ты такой богатый, парень, — сказал я, взяв одну из монет и повертев ее в руках, чтобы полюбоваться ею на свету. Он выхватил ее у меня из пальцев, в его глазах светилось собственничество, и я фыркнул, вскочил на ноги и выбрался из груды драгоценного золота.
Он встретился с моим взглядом, его челюсть скривилась, как будто он в чем-то сомневался, затем он тоже поднялся и трусцой побежал вниз по куче золота.