Страдания и Звёздный свет (ЛП)

— Это точно не сработает, — раздался издалека глубокий мужской голос, и крылья снова сдвинулись, превратившись в совершенно прозрачное зеркало, погруженное в воду. А может быть, ближе к истине было окно, потому что я увидела, как моя мама смотрит на меня через него, ее полные губы грустно подрагивали.
На ней было темно-синее платье, облегающее ее тело и инкрустированное драгоценными камнями вокруг талии, ее темные волосы были закручены в изящную прическу. Она выглядела царственно, захватывающе, так мудро, но при этом была еще так молода. У нее впереди было еще много лет жизни, но она не успела увидеть и половины. Мне было больно смотреть на нее, чувствовать любовь в ее взгляде, в то время как я никогда не чувствовала ее по-настоящему, когда нуждалась в ней больше всего. Так много было украдено у всех нас, наша семья была разорвана на части, а жизнь, которую мы должны были прожить вместе, разрушилась, так и не начавшись.
Она стояла в комнате, похожей на спальню, с огромной кроватью с четырьмя столбиками позади нее и арочным окном, за которым виднелось ночное небо.
Я нахмурилась, ожидая, что воспоминание разыграется, как это всегда бывало в прошлом, но мама продолжала смотреть прямо на меня. Должно быть, это была иллюзия, но я так отчаянно хотела быть рядом с ней, что позволила себе представить, что она действительно видит меня. Хотя стыд омывал меня, поскольку мои грехи окутывали меня, как плащ, а кровь, запятнавшая мое тело, была признанием моих преступлений.
— Здравствуй, дорогая, — тихо сказала она, и я замерла, уверенная, что это невозможно.
— Ты меня видишь? — я вздохнула с недоверием, желая спрятаться в тени, чтобы она не смогла увидеть меня.
— Да, мы оба можем, — она подвела кого-то ближе, и мой отец немного нерешительно шагнул в поле зрения, заставив мое сердцебиение замедлиться.
Хэил Вега был внушительной фигурой, его сильные черты бросали тень, когда он наклонялся вперед, положив руку на плечо моей мамы, как будто он был наполовину искушен оттянуть ее назад, защищая и одновременно поддерживая. Нетрудно было понять, почему его так легко было окрестить дикарем, если принять во внимание его огромный рост и силу, которая практически исходила от него, но в его выражении лица было и многое другое. Нежность в его глазах, хотя его заросшая щетиной челюсть была заперта в жесткой позе, так сильно напомнила мне Тори, что я чуть не разрыдалась, когда поняла это. Я начинала понимать, откуда у нее эта циничная черта. Он был одет в дорогой черный пиджак и брюки, его черные волосы были убраны назад, а зеленые глаза смотрели прямо в мои, оценивая меня так же, как и я его.
— Как это возможно? — спросила я, чувствуя, как жар поднимается по моим щекам от интенсивности их взглядов.
Возможно, смерть пришла за мной, и это был мой переход за Завесу. Я даже не возражала против этого, если все, кого я любила, ждали меня там.
— Я вижу тебя в будущем и создаю видение этого будущего здесь, в зеркале, чтобы мы могли посмотреть на него. Для тебя это воспоминание о нас, но для нас это реальность. Это настоящее, — объяснила она, хотя это только заставило мой разум скрутиться в узел.
— Мерисса, — прошептал мой отец, его взгляд был прикован к моему лицу с ужасом и надеждой. — Могу ли я действительно поговорить с ней?
— Да, но помни, что я тебе говорила, — сказала моя мать, ее черты лица стали серьезными.
— Что ты ему сказала? — спросила я, и она снова посмотрела на меня с болью в глазах.
— Что мы говорим с тобой в очень трудное время. Я не могу видеть всего, что тебя беспокоит, и я должна попросить тебя не говорить об этом, потому что наши временные линии очень хрупки, и мы не должны пересекать их барьер.
— Гвендалина, — сказал мой отец, принимая меня с чистейшей любовью, подобную которой я испытывала только от Хэмиша Граса, и я вдруг поняла, как глубоко отец Джеральдины заботился обо мне и Тори. Потому что это была отцовская любовь, которую я видела, просто раньше не замечала. Это потрясло меня и заставило тосковать, желая окунуться в ее тепло.
 
Горло моего отца вздымалось и опускалось, когда он проводил рукой по лицу, шок на его лице был очевиден. — Безопасно ли тебе сейчас говорить?
— Да, думаю, да, — сказала я, с трудом веря, что действительно разговариваю с ним, наши слова пересекают эпохи, прошлое и настоящее сталкиваются. — Но…
— В чем дело? — спросил он, беспокойство в его голосе заставило меня тосковать по объятиям отца, прикосновения которого я никогда по-настоящему не почувствую.
— Я убила так много людей, — призналась я, стыд вгрызался в мою плоть. Но я чувствовала важность этой встречи, риск, на который пошла моя мать, чтобы выкроить для нас этот момент сквозь годы, и я должна была быть честной, если не сказать больше. — Мой враг превратил меня в оружие.
— Тогда, что бы ты ни сделала, это не твоя вина, — яростно сказала Мерисса, и мой взгляд встретился с идеально карими глазами, отчего мое сердце бешено заколотилось. — Не вини себя, пообещай мне это.
Я пыталась заставить слова сорваться с моих губ, но не могла. Это была бы ложь.
— Тебе нужно перебраться в безопасное место, — убеждал отец, словно чувствуя, в какую беду я попала. — Мерисса, ты видишь, что ей нужно делать? Где ее сестра?
— Ты видишь ее? С ней все в порядке? Она жива? — пролепетала я, понимая, что мамины дары могут дать мне ответы, которых я так отчаянно жаждала. Хотя внезапно я всем сердцем испугалась ответа, который она собиралась мне дать. Моя близняшка осталась сражаться на поле боя, а я должна была быть с ней до конца. Если бы мне когда-нибудь представилась возможность вернуться к ней в этом мире целостной, я бы никогда, никогда больше не покинула ее.
Выражение лица Мериссы помрачнело, весь свет покинул ее, и паника волнами прокатилась по мне.
— Она жива, — подтвердила она, и облегчение обрушилось на меня таким мощным потоком, что я подалась вперед.
— А Лэнс? — спросила я, мой голос ломался от страха. Потеря моей пары сломает меня, я практически не могла выдержать те секунды, которые прошли, пока глаза моей матери остекленели, а ее дар искал его.
Пожалуйста, пожалуйста.
— Да, он жив. Пока что, — сказала она, и хотя последние слова вызвали во мне приступ ужаса, первых было достаточно, чтобы восстановить некоторые осколки моей души. — Я не могу сказать больше, потому что это изменит судьбу. Слушай внимательно, дорогая, ты должна слушать сейчас.
Я кивнула, мое горло перехватило, когда отец придвинулся ближе к ней, и они вдвоем наблюдали за мной с такой любовью в глазах, что мне было больно осознавать, что у меня никогда не было возможности испытать ее.
— Ты должна обуздать эту тьму, которая живет в тебе, — сказал Хэил. — Ты не можешь сломаться, и ты никогда, никогда не должна сдаваться. Иначе все будет потеряно.
— Моя магия исчезла, как я могу сражаться? — в ужасе спросила я.
— Исчезла? — прохрипел Хэил, уже качая головой от невозможности этого. — Но как?
— Тише, — вмешалась мама. — Не отвечай, Гвендалина. Это не для нас. Твои судьбы хрупки.
Я кивнула, а отец озабоченно провел пальцами по волосам и посмотрел на Мериссу в поисках ответа, похоже, так же отчаянно, как и я.
Моя мать на мгновение выглядела сломленной, ее рука прижалась к сердцу, словно оно причиняло ей боль, а когда ее глаза остекленели, выражение ее лица заставило меня испугаться, что такого ужасного она могла видеть в моем будущем.
— Это величайший дар — встретиться с тобой, — тихо сказал Хэил. — Я вижу твою мать в твоих чертах, но и себя тоже… — он потянулся ко мне, его пальцы прижались к стеклу зеркала, через которое он мог видеть меня, и я прикоснулась своими пальцами к его пальцам, не чувствуя ничего, кроме холодной воды, но ощущая его каким-то образом через связь со Зрением моей матери.
Он улыбнулся, свет коснулся его глаз, и, несмотря на ужас моей реальности, мои собственные губы приподнялись, чтобы отразить его, зная, что этот момент был таким же мимолетным, как вспышка молнии. Если бы только я могла разлить его по бутылкам и сохранить навсегда.