Твой силуэт в очертании света (СИ)

Иной раз чувства так сильно переполняли их, что они не знали, куда деваться. Как выпустить их из себя, что предпринять, чтобы снова появилась возможность дышать. Если такие моменты одолевали днём, они подолгу стояли, обнявшись, в попытке насытить жаждущую душу. Если же это случалось ночью — шли сражаться с тварями, объединяя силы, подстраиваясь под ритм друг друга, почти что сливаясь в одно четырёхрукое существо — и это приносило такое несравнимое удовольствие, что начинали дрожать конечности.
Подхватив на руки — легко, так, словно бы она и не весила ничего — Мирей закружил её, крепко прижимая к груди. Обхватив руками шею, Нинель прильнула, закрывая глаза.
— Вот бывают такие дни… — сказала она. — Не хочется, чтобы они заканчивались.
— Да. Сегодняшний явно из таких.
— Когда-нибудь… когда-нибудь мы разберёмся со всем этим и сбежим ото всех. И тогда каждый день будет таким.
— Только этим и живу.
Пройдя чуть дальше вглубь, Мирей переместился в тихое место неподалёку от первой точки — пора было приступать к работе. Нинель потянулась было за лютней, но потом передумала. Сегодня хотелось быть активной. Носиться по долине вслед за Миреем, короткими перебежками от укрытия к укрытию. Чувствовать его силу, чувствовать его всего — слиться с ним воедино, утонуть в этом прекрасном чувстве. И таким отчаянным было это желание, кружило голову, запутывало мысли. Глаза Мирея лихорадочно блестели, а из его души навстречу ей нёсся смерч эмоций, готовый вот-вот свалить с ног.
Возможно, всё дело было в слепящем очаровании дня. А может, в печальной песне, открывшей празднество и погрузившей разум Нинель в глубокие думы. За счастливыми переживаниями эти думы отодвинулись на самый краешек сознания и зудели теперь оттуда, обращая на себя всё более пристальное внимание. За то недолгое время, что была знакома Нинель с любовью, не познала она печали и не понимала, как такое может быть. Как может любовь приносить боль, быть и счастьем, и проклятьем? И радостью, и грустью? Не только спасать, но и уничтожать?
Спустив с рук на землю, Мирей обхватил ладонями её лицо. Новое, чуть липкое чувство ползло в её сторону — такое, что мигом захватило все её мысли. Поняла она его желание, обхватила плечи, подалась ближе. Возможно… этот чисто человеческий способ проявления привязанности сможет что-то сделать с этим ураганом в груди, угомонить его, усладить и успокоить.
Лицо Мирея приблизилось вплотную. Он закрыл глаза, она следом. И вот Нинель уже ощутила его дыхание на своих губах, как вдруг из-за поворота, рыча, выскочила на них огромная тварь, своей когтистой лапой полоснув по ним обоим и ранив. Злость, разочарование и гнев охватили Мирея, он рванул вперёд, отвесив зверю звонкую оплеуху — тот от неожиданности заскулил, отступая. Нинель его мысленно укорила, отчего Мирей скорчил недовольную рожу. Вздохнул, выпустил цепи подчинения, сковал тварь. Глянул на неё тоскливо — Нинель улыбнулась и направилась к зверю. Проходя мимо, мазнула ласково сияющей силой исцеления ладонью по щеке.
— Не расстраивайся. Ещё будет время.
А сейчас пора работать.
  
Глава 11. Крах
 
Занималась заря. Они стояли, спина к спине, совсем как в первый раз — тяжело дыша, покачиваясь, уставшие до изнеможения. Но даже эта усталость, сковывающая руки и ноги слабостью, не могла переключить его мысли, что вились вокруг Нинель всю ночь напролёт.
Сегодня их силы сверкали особенно ярко. Сливаясь в один могучий жгут, они хлестали тварей, что лезли и лезли одна за другой, и все как на подбор — здоровенные, сложные — такие, с которыми можно дать себе волю и разгуляться как следует. Они и разгулялись — до полного умопомрачения.
Но даже это не принесло удовлетворения.
Тепло, обратившееся опаляющим огнём, выжигало внутренности, испепеляло разум. Он был готов схватить Нинель, утащить её на гору и зацеловать там до помутнения. Вот только Нинель сейчас мало походила на того, кто был в состоянии выдержать хотя бы один его поцелуй — она еле держалась на ногах и нуждалась в отдыхе, спокойствии и заботе, а не в его чудесных порывах.
 
Обернувшись, он нежно прижал её к себе — в его руках она позволила себе расслабиться. Глаза начали закрываться. Сон был для неё хорошим способом восстановить силы и сильно полюбился.
— Куда пойдём? — спросил он, отводя упавшую на лицо прядь.
Коснулся платья, что так и не успел преобразовать ночью, обращая его обратно в её привычное скромное одеяние. Нинель не любила вычурности — выделяться, привлекать к себе лишнее внимание. Ей вполне хватало внимания его. С головой.
Хотя он не мог не отметить, что в ярком синем платье сияющая сражающаяся Нинель была просто великолепна. Что, в общем-то, совершенно не способствовало его душевному спокойствию.
— Домой, — тихо и сонно выдохнула она, пристраивая голову ему на плечо.
Значит, в горы.
Секунда — и они уже неподалёку от их скромного кристального домишки. Идти до него полверсты, а ведь хотел оказаться на пороге — совсем вымотался, слишком уж много сил забирают эти здоровенные твари.
Подняв на руки, понёс к дому — она задремала на его плече, пока шли. Зашёл в дом, уложил на такую же полупрозрачную кровать, покрытую матрасом для удобства. Отстегнул аккуратно лютню, отложив её подальше, поправил локоны, укрыл.
— Не уходи, — ухватила она его за руку, еле разлепляя глаза. — Полежи со мной.
— Я и не собирался никуда уходить, — прошептал он, укладываясь рядом, скользя пальцами по светлым волосам, лёгким, невесомым, как пух.
Умиротворённая улыбка окрасила её лицо. Подхватив одну его руку, обняла её своими, засунула смешно под щёку и уже через несколько секунд засопела. Великолепная, бесконечно любимая вся — от кончиков ушей до кончиков пальцев. От светлой души до тёмных пятен злости. От глупой преданности своей Великой Матери и сёстрам, о которой старательно умалчивала, до чумного, болезненного милосердия ко всему сущему.
Единственная. Родная. Нежная, ласковая, могучая. Его.
Он и не подозревал, что способен любить столь сильно — до забытья, до дрожи в коленях. До того, чтобы весь мир к её ногам, и он — он сам к её ногам. Чтобы и звезду с неба, и самому на небо — от счастья переполняющего, захватывающего, пленяющего. Чтоб в её руках, в её власти — навсегда, только с ней, только она. Нинель.
Имя сорвалось с губ, точно дивный цветок. Такой же великолепно-кристальный, что произрос на его плаще и в его сердце. Цветок, что перевернул его мир и его душу, вывернул изнанкой наружу, а он и ходит довольный — ему нравится так, наизнанку.
Это не то, о чём он мечтал. Это больше, гораздо больше. Сильнее. Могущественней. И это… успокоило его сердце. Он больше не хотел быть человеком. Потому что короткой человеческой жизни рядом с Нинель будет мало — ему нужна по меньшей мере вечность.
В сладких думах два часа пролетели, как один миг. Нинель вдруг встрепенулась, тревожно открывая глаза — задрожало что-то внутри, и Мирей услышал её волнение — Мать вызывала в Небесные Чертоги.
— Как же не вовремя, — буркнула сердито, не проснувшись ещё до конца.
Села. Протёрла глаза. Обернулась к нему.
— Я ведь могу находиться по меньшей мере в трёх часах пути?
— А то и больше, — понимающе улыбнулся он. — Восстановилась?
— Да. А ты?
— Тоже. Ты во сне меня исцелила.
Поддавшись чудному порыву, он впитал вырвавшийся из неё свет и пока тот не успел полностью раствориться, исполнив свою главную задачу, поймал трепещущий огонёк и заточил в глубинах своей души, своего сознания — сплёл для него уютную сеть из любовных мыслей, окутал кострами пылающих чувств. Эта маленькая шаловливая тайна, что, безусловно, совсем ненадолго укрылась от её взора, согревала его сердце особым теплом, какое дарует лишь полная и безоговорочная верность возлюбленному существу.
— Похоже, заботиться о тебе уже вот тут записано и само собой получается, — ткнула она пальцем в висок. А потом вздохнула — тяжело так, почти обречённо. — Твари огромные сегодня выползли, ещё больше, чем раньше. Надо проверить, нет ли раненых в Морем.