Время жить (трилогия) (СИ)
Но говорить было уже поздно и как-то не к месту, и Собеско молчал. Помалкивал и Герэн Чолль, хотя он тоже заметно нервничал.
Было уже за полдень, когда колонна снова двинулась в путь. Позади остались могила бабушки Теллко, отмеченная вместо надгробной пирамидки стоймя вкопанными в землю носилками, и брошенный на обочине автобус, "раздетый" почти что до голого металла.
Большую часть больных и раненых, включая Эргемара, разместили в одном из военных грузовиков. Собеско, Даксель и Чирр Чолль оказались во втором, причем едва смогли найти себе там свободное место. Большой кузов, крытый брезентом, был почти доверху забит различным хламом: от шести бочек с бензином, выстроившихся вдоль борта, до положенного набок старинного комода со встроенными часами. Пассажиров там было только трое – широченная бабища в богатой шубе внакидку, носящая на себе целый склад дорогих, но на редкость безвкусных ювелирных изделий; прыщавый худосочный юнец и жилистый мужичок лет пятидесяти в полном снаряжении богатого туриста – навороченные горные ботинки с шипами, непромокаемая ветровка на пуху, мягкая меховая шапка с наушниками и в ногах – ярко-оранжевый рюкзак со множеством ремешков и кармашков. Еще трое сидели в широкой кабине: представительный полный пожилой мужчина с неожиданно жестким и суровым лицом подвижника или аскета, мускулистый широкоплечий парень в кожаной куртке и румяная крепко сбитая деваха с тяжелой копной темно-рыжих волос, перехваченных узкой ленточкой.
Кен Собеско сидел на свернутом в рулон ковре и, придерживаясь за доски заднего борта, смотрел назад. Грузовик, рыча мотором, преодолел невысокий подъем, скрылись из виду одинокая могила и бессильно завалившийся в канаву автобус, промелькнул и исчез знакомый указатель – правильно, нам направо – а затем пошел по сторонам обычный сельский пейзаж – лесопосадки, сжатое поле, лесопосадки, виноградник, снова сжатое поле…
– Дорога какая-то странно пустынная, – вдруг понял Собеско. – Будто вымерло все.
– А так и должно быть, – важно объяснил Чирр Чолль. – Кодирне рядом: те, кто хотел, уже уехал, а остальным – куда им разъезжать и зачем? А может, это мы на какой-то глухой проселок заехали. Так на дорогах людей хватает, особенно много пеших.
Собеско знал, что до Кодирне было не более двадцати километров, но этот отрезок дороги, петлявшей среди полей и ветрозащитных лесополос, показался ему бесконечным. Он вздохнул с облегчением, когда грузовик, наконец, свернул с проселка на широкое шоссе, обсаженное с обеих сторон раскидистыми деревьями.
– Ну вот, почти приехали, – удовлетворенно заметил мужичок в ветровке. – Я эту дорогу знаю, тут до города километров пять или шесть, не больше…
А дальше… А дальше время словно замедлилось или, наоборот, ускорило свой бег, сжавшись в тугую пружину.
Далеко позади из-за деревьев прямо на дорогу выскакивает человек в военном камуфляже, размахивая руками. Он что-то кричит, но за дальностью расстояния и шумом мотора никто не может разобрать его слова.
Грузовик сбрасывает скорость, перебираясь через широкую выбоину. Еще одна выбоина, трещина, воронка от снаряда, на краю множество металлических обломков. Сгоревший автомобиль, и еще один, и еще, и груда смятого металла, в которой едва угадывается лежащий на боку грузовой трейлер. Кто-то в кузове вскрикивает, но разбитые машины уже остались позади, а по бокам дороги появляются одноэтажные домики… Нет, только пустые каменные коробки без крыш, и языки копоти тянутся вверх от темных провалов окон. А от следующего остался только фасад, словно обгрызенный с краю, и большой обеденный стол, выглядывающий из кучи битого кирпича…
Внезапно большой черный автомобиль метрах в тридцати позади словно расплющивает исполинским молотом. Грохот, пламя, визг и скрежет металла, грузовик резко набирает скорость, его немилосердно трясет на ухабах и бросает из стороны в сторону. Собеско чуть не вылетает из кузова, но успевает ухватиться за борт.
– Что ты делаешь?! – визгливо вопит толстая женщина, прижимая к широкой груди объемистую звякающую корзину. – Побьется же все, дурень!…
Взрыв, еще один взрыв, горящая легковушка на обочине и тут же – лежащий на боку джип Чолля с еще вращающимися колесами. Тело Руны безвольно свисает вниз, зацепившись за распахнутую дверцу.
– Мама! – пронзительно кричит Чирр Чолль. – Остановитесь! Остановитесь! Там мама!
Он остервенело колотит в перегородку, но грузовик только наращивает скорость.
Лежащий на боку джип все отдаляется и отдаляется и вдруг исчезает в яркой вспышке желто-оранжевого дымного пламени.
"Сорок литров", – отстраненно вспоминает Собеско. Чирр Чолль закрывает лицо руками и без звука валится ничком на корзины и баулы.
Снова резкий поворот. Военный грузовик с ранеными, врезавшийся в дерево на обочине. Кто-то пытается выбраться из кузова. Из кабины неловко выпрыгивает человек и, припадая на ногу, нелепыми скачками бежит прочь от дороги. Вспышка! Грузовик на обочине окутывается быстро расширяющимися клубами белого дыма. Дым нагоняет бегущего, тот хватается за горло и падает как подкошенный.
Еще одна выбоина, в кузове что-то падает, вещи и люди колотятся друг о друга, и все вдруг заканчивается. Мимо проносится указатель вдоль шоссе: "Добро пожаловать в Кодирне", стрельба прекращается. Последнее, что еще успевает увидеть Собеско, это уткнувшийся в дерево грузовик и два приземистых танка пришельцев, тянущиеся к нему чем-то, похожим на длинные клешни. Одна из клешней срывает с кузова брезентовый верх…
А потом, без всякого перехода – город, почти не затронутый войной. Обычные городские улицы, неповрежденные дома, целые оконные стекла и магазинные витрины, много машин и прохожих, даже работающие светофоры на перекрестках…
Грузовик внезапно сворачивает куда-то в сторону.
– Куда ты, отец? – доносится из кабины удивленный голос парня в кожаной куртке.
И объяснение.
– Это они не знают дороги. Мы сейчас свернем прямо на лешекскую трассу, а они зачем-то поперлись в центр.
– Но нельзя же прямо так их бросить! Ведь у нас все запасы бензина!
Пауза.
– Зато теперь мы точно доедем до Лешека.
Снова пауза.
– Да и вообще, какое тебе дело до остальных?! Такое уж время настало, сынок: каждый выживает в одиночку.
Глава 25. Капли в потоке
Когда-то, в давние времена, когда дорог было еще мало, каждая из них имела свое имя. Так, трансгранидский тракт Дееле – Шилги – Тамо назывался "Великий поход", горная дорога на столицу Солера Ян-Кайлен – "Пьяные качели", а стодвадцатикилометровый отрезок между Уэлесом и Моли – "Ревнивый мельник" в честь одноименного персонажа, по легенде, пробежавшего эту дистанцию за день, ни разу даже не остановившись.
Дорога Кодирне – Лешек имела название "Тропа паломника", но то, что происходило на ней в тот день, выглядело злой пародией на паломничество.
Шоссе тянулось на запад по плоской как стол безлесной равнине, накрытой, словно крышкой, темно-свинцовыми тучами, медленно-медленно ползущими навстречу. Эту небесную твердь подпирали, будто колонны, столбы и целые полотнища дыма, застилавшие горизонт. Было не холодно, но как-то душно, а тепловатый ветер пахнул гарью. Время от времени начинал капать дождь, но и он не приносил облегчения, а только оставлял грязные потеки на лобовых стеклах машин и на лицах людей.
Километров через сто после Кодирне движение на шоссе превратилось в непрерывный поток, заполнивший дорогу от края до края. В этом потоке попадались самые разнообразные транспортные средства – грузовики, легковушки, автобусы, педальные самокаты, крестьянские телеги и даже антикварные паровички конца прошлого века.
Но больше всего было людей, в угрюмом молчании бредущих по обочинам. Никто из них не оборачивался назад. Одни шли налегке, только с небольшими сумками или рюкзаками, другие, наоборот, были навьючены вещами, катили или тащили за собой детские коляски или тележки из супермаркетов. Но так идти было трудно, и придорожные кусты были усеяны брошенными чемоданами и узлами. Чем дальше, тем больше попадалось и брошенных автомобилей.