Рождение (СИ)

Когда Ланакэн уже собирался выходить, кто-то тихонько постучал камнем о стену. Вспомнив, как сам сделал утром, громко позвал:
— Входи, Силион!
Она неуклюже переступила порог и робко поинтересовалась:
— Можно? Не помешаю? Я хотела попросить Вас не оставлять меня. Можно, я пойду с вами? Я не буду мешать или смотреть… Просто рядом буду!
— Нет. Что ты там потеряла? Разве интересно шататься по бездорожью? Отдыхай, пока есть возможность. Мне кажется, тебе это больше всего необходимо, — постарался мягко отказать предводитель. Григстанка стеснительно потупилась, но осмелилась-таки уточнить:
— Вы боитесь, чтобы я кому-нибудь не проговорилась о местоположении Убежища?
— Пока ты не знаешь, где оно. А, если узнаешь, кто может меня убедить, что ты не побежишь прямым путём к своим и не расскажешь им о поселении Сопротивления? — не имеет смысла лукавить. Чересчур очевидно. А придворные этикеты неуместны. Конечно, ни один из дежурящих бойцов не выпустит никуда отсюда столь приметную особу, однако на этой стороне медали заострять внимание не стоит.
— Я отлично знаю Оутласт. Я знаю, где нахожусь. Если б я хотела это сделать, то уже сделала бы, — вкрадчиво поправила соседка. Он даже вздрогнул. Такого поворота не ожидал. Бывший крестьянин абсолютно уверился, будто бы ей неизвестно тайное место, а теперь получается — опасность человеческому подземелью не настолько уж и надуманна. Её защитник медленно сел и смерил подопечную внимательным взглядом. Какие сюрпризы ещё ожидать? Столь мало знакомая женщина ёжится под слишком пристальным изучением, не зная, куда спрятать полные раскаяния глаза. Впрочем, так назвать её можно только с натяжкой. Совсем ребёнок. Худые опущенные плечи, длинная гибкая шея, оттенённая растрепавшимися волосами. С человеческой точки зрения фигурка милая, но не очень женственная. Именно девчачья, подростковая. И всё же, Ланакэн поймал себя на том, что рассматривает её как женщину. Невольно провёл ладонью по лбу, отталкивая подобные, пусть и безличностные, рассуждения.
— И зачем тебе столь необходимо таскаться со мной всюду?..
— Я не хотела бы оставаться с остальными одна. Они терпеть меня не могут.
— Это, следовательно, страх? — приходится признавать: аргументы собеседницы весьма вески. Пожала плечами. И впрямь сложно назвать данное ощущение после того, как ещё давеча просила о смерти, бесстрастно глядя вероятному убийце навстречу.
— Ладно, ты права. Придётся брать с собой, — «приобретение» привносит в рядовые будни сплошную головную боль!
— Я не буду обузой. Просто пойду рядом. Правильно? — словно школьница, уточнила малышка. Собеседник подтвердил. Придётся учитывать помеху. В конце концов, сам сюда доставил. Чужеземка чуть склонилась, прощаясь. Сборы долго не продлились. Судя по облику, заключались лишь в забытом за постелью оружии (у Осилзского пронеслось молнией: «И на кой оно ей?! Семейная реликвия или нечто вроде того?»). Безумная Гристанская Красавица готова идти за ним в любое время дня или ночи. Насколько же удивительна знатная горожанка! Одетая в обыкновенную крестьянскую одежду, смотрится столь же натурально, словно бы здесь и родилась. Никакого неудобства или стыдливости в длинном грубом платье серого цвета с верёвочным поясом и холщовым передником. Видимо, совершенно всё равно, как выглядеть. Даже длинные густые волосы прихвачены ремешком, явно, чисто автоматически.
Они выдвинулись в атмосфере неодобрения окружающего населения. Риул, грубо флиртовавший с какой-то егозой, при появлении ещё одного спутника поджал губы и демонстративно отвернулся. Он всё ещё не разберёт, почему Шамул принял столь неожиданное решение. Лекарь незаметно постучал пальцем по виску и зашагал вперёд. Погода царит спокойная, и кажется неуместным, что их окружают небезопасные пространства, полные угрозы. Когда отошли на довольно приличное расстояние от пещер, Силион не удержалась и начала любоваться чуть вздрагивающей в тёплом ветре окружающей равниной с пока незнакомым выражением умиротворённости. Иногда создаётся ощущение, словно рассудок понемногу проясняется. Но это никак не влияет на решительный шаг, не допускающую сомнений осанку. Судя по всему, колебаний в экстравагантном поступке не испытывает ни малейших. Пусть это абсурдно, но, по крайней мере, Осилзский несколько расслабился, ибо всё ещё страшился реакции новой знакомой на открытое небо. Шоу угрюмо пробормотал:
 
— Не боишься, что сбежит? И своих приведёт?
— Я уже дал слово Нгдаси: если григстанка сделает хоть одно лишнее движение, сам её убью. Успокойся. Она не причинит нам вреда.
— Сам за ней присмотрю, пока здесь. Ты у нас слишком жалостливый, — довольно резко огрызнулся картограф.
— А жалость лишней не бывает. Именно её и не хватает григстанам. Может хоть кто-то из наших близких ещё был бы жив, — флегматично парировал Ланакэн.
— Однако у них её не было и нет. С чего мы должны быть иными? — возмутился Соул, вызвав одобрение рыжего соратника — солидарность Нгдаси его ощутимо приободрила.
— Именно для того, что бы быть иными, — заставил себя усмехнуться получившемуся каламбуру предводитель Сопротивления. Друг раздражённо передёрнул плечами. Столь непонятная ему философия не совмещается в его восприятии с действительностью. При постоянной гибели соплеменников и вынужденных лишениях разве можно допускать даже мимолётное сочувствие противнику? А старый товарищ не слушает никакие логические возражения, с чем приходится мириться. Может, это и предвестие Эры Равноправия, но поверить в искренность слов чудаковатой представительницы господствующего на материке племени, даже если и принять за правду её помешательство… Это уже чересчур!
Так они и дошли до места встречи со старейшиной из посёлка, сообщившим, будто бы ещё не всё готово к отъезду. Поэтому в новый город уходит лишь несколько человек. Неторопливый образ жизни крестьян, всё ещё не осознающих весь риск, грозящего им. Многие годы жившие на одной территории люди не рвутся покидать обжитые уютные дома и оттягивают бегство любыми способами, убеждая себя в необходимости того или иного действия. Нгдаси влиял на них, пока жил в соседнем дворе, но, только он удалился, стали пробуждаться пересуды: насколько безопасно предлагаемое укрытие и стоит ли вообще оставлять землю предков григстанам. Один из членов Совета откровенно признал собственные сомнения в вероятности убедить всех пойти. Осилзский хмыкнул и внезапно равнодушно произнёс:
— Вы уже не маленькие дети. Было бы предложено, а уж отказаться или принять спасение — ваш выбор. Только, по-моему, глупая смерть никого не украшает, какими бы восторженными не представлялись его рассуждения, особенно, когда возникает угроза близким.
Старик строго покосился на незнакомого оппонента и постарался пойти на попятный:
— Я не говорил, будто мы отказываемся!..
— Вот и отлично. У нас довольно много дел и в других деревнях. Встретимся через неделю. Либо вы тогда пойдёте с нами, либо будете потом сами объяснять детям, почему избрали для них гибель от истребителей.
Бывший земледелец раскланялся и направился обратно. Бесцеремонность и самоуверенность пришлого заставили призадуматься жителя Жотула, убеждённого до сих пор в постоянном шансе передумать. Все меркантильные интересы внезапно отступили на второй план перед собственной уязвимостью. Соул чуть слышно шепнул:
— Уверен? Столь резкая реакция не заставит их вообще отказаться от нашей помощи?
— Уверен. Подумай сам, что им придётся говорить своему потомству, если они окажутся один на один с григстанскими разозлёнными истребителями. Сейчас ещё была возможность тянуть. Опасная, но, по их мнению, вполне оправдывающая себя. Теперь я отобрал заблуждение. Это их подстегнёт.
— Однако ты иногда бываешь чрезмерно жёстким. Впрочем, ты прав, — ухмыльнулся Нгдаси. Но в поле зрения попала переминающаяся с ноги на ногу одинокая фигурка задумавшейся о чём-то девушки и выражение вновь омрачилось. Как бы он желал, чтобы товарищ всегда оставался достаточно суров! Кто знает, какой опасностью грозит в будущем безалаберная мягкость. Риул, судя по всему, думает об аналогичном, машинально лаская рукоять кинжала кончиками пальцев. И всё же никто не решился произнести вслух свои мрачные идеи. Поэтому путь назад проделали в молчании, лишь изредка нарушаемом одинокими словами. Безумная Красавица следовала в нескольких шагах от них всё с той же кротостью. Чудится, отныне уже не существует силы, способной заставить её покинуть заступника. Пусть не все в это верят, но Осилзский разобрался и смирился с ситуацией.