Сын на отца (СИ)
Два палача — а их ремесло он узнал сразу по наитию — совершенно не обращали на него внимания, хотя он попробовал говорить с ними на немецком и русском языках, и даже использовал скудный запас шведских фраз. Не понимали, или делали вид, занимаясь своими обязанностями — принесли жаровню с горящими углями, накали в ней всевозможных железок устрашающего вида, расставили все приспособления.
От вида последних душа сразу же ушла в пятки и попыталась там спрятаться. Тут стоял стол с воротами для протягивания человеческого тела, тиски для дробления костей рук и ног, «гишпанские сапоги» — от вида последних заныли ступни, бурдюк с водой и воронкой для заливания и многое другое, о назначении которого можно только догадываться с нарастающим ужасом в душе и со вставшими дыбом волосами.
И вот пришли трое — один лет пятидесяти, в парике, властный, с орденской лентой через плечо. Лицезреть датского короля Фредерика, четвертого этого имени, Фролу удалось два года тому назад, когда готовился совместный датско-русский десант в шведскую провинцию Сконе. Память на лица у него была отличная, так что идущего рядом с царем Петром Алексеевичем монарха он хорошо запомнил. Двое других были, по всей видимости, королевскими советниками, а в их глазах плескалось столько холодного равнодушия, что Фрол сразу сделал вывод касательно своей участи — вначале пытать будут до полусмерти, а потом жутко казнят, для вящего испуга всех других возможных самозванцев.
— Король задал тебе вопрос, самозванец! Эй, палач…
— Я хорошо расслышал вопрос его величества, — Фрол решил говорить, доводить дело до пытки как-то не хотелось. Сейчас требовалось пройтись по самому краешку — хвала Алексею Петровичу, что предусмотрел именно такой случай, и вкратце рассказал, как требуется себя вести в таком случае. И сейчас требовалось не оробеть.
— И отвечу на него прямо. Я выполнял повеление государю, которому служу честно и верно!
— Кто вы, сударь? И кому служите?
Голос датского короля немного смягчился, он подошел ближе и стал внимательно смотреть прямо в глаза прикованного Фрола. Тот отвечал на том же немецком языке:
— Поручик Лейб-Кампании государя Алексея Петровича, что в ней капитаном, Фрол Андреев.
— Лейб-Кампании? Я знаю гвардию царя Петра, но про такую роту не слышал, господин поручик!
— Преображенский и Семеновский полки служат царю Петру! Лейб-Кампания учреждена царевичем из драгун лейб-регимента, что помогли ему сбежать в Ливонии. Я был среди спасителей государя-царевича, и потому удостоен такой высокой чести им лично.
— О да, до меня доходили слухи, что кронпринц бежал в Вену, потом его уговорили вернуться назад — венценосный отец его простил…
— Он приказал вздернуть сына на дыбу, а потом казнить. Мы помогли царевичу бежать. На Руси очень много недовольных царем Петром Алексеевичем бояр, дворян и священников, и многие хотят, чтобы государем стал его сын Алексей, второй этого имени царь Московский.
— Мне писали о том, — король подошел вплотную и тихо спросил. — Но как ты стал самозванцем?!
— Я не самозванец, ваше величество. Царевич не просто приказал мне заменять его в путешествии по европейским странам, но и отвлечь на себя поиски, которые предпримет царь Петр, который попытается убить мятежного сына. За мной шли убийцы — я был ранен в Польше, оправился от ран в имении пани Микульской, урожденной княжны Радзивилл. Потом гвардейцы царя настигли меня в Мекленбурге, пришлось снова давать им бой, который стоил немалых жертв…
— Вам помог генерал фон Мюнних — о его храбрости говорят при многих дворах, как и о доблести «царевича», не зная, что им являлись вы, поручик. Ваш спутник барон Бухгольц даже отмечен моим братом королем Карлом, с которым мы сейчас враждуем.
— Он подпоручик Лейб-Кампании, и выполняет прямой приказ царевича — сопровождать меня в странствии по европейским государствам, дабы ввести царя Петра в заблуждение.
— А что делает царевич?!
— Готовится к занятию трона Московского царства в самые ближайшие недели. И он взойдет на трон обязательно!
Так что моя смерть окажется ненапрасной — царь Петр ищет кронпринца здесь, пытаясь убить меня, и не знает, что очень скоро царем станет его сын, коронованный венцом Мономаха в Москве, пока он сидит в своем Петербурге на чухонских болотах, отрезанный от всей России огромными заснеженными пространствами.
— Вы думаете, что так произойдет?
— Не сомневаюсь!
— Что вам еще приказал царевич?
— Ваше величество! Вы союзник царя Петра, врага моего господина и будущего государя — ибо не одно царство не подлежит разделу, монарх должен быть один! И повторю — я служу царю Алексею — возможно сейчас, под колокольный звон и при стечении огромной толпы народа, кронпринца сейчас венчают на царство!
Фрол вскинул голову — он надеялся именно на это, и знал, что участь будет страшной, как только поймают. Главное не только прожить достойно, но и умереть гордо, не прося пощады у врагов…
Глава 12
— Государь-царевич, в Москву позавчера прибыл бывший камер-лакей Вилим Монс, заподозренный в…
— Смелее, дьяк, догадываюсь, что «родитель» мой посчитал виновным в посягательстве на добродетель собственной супруги. Хотя какая может быть порядочность у бывшей солдатской шлюхи, которую из-под драгун взял себе фельдмаршал Шереметьев, от старика она легла под «светлейшего» князя Меншикова. А за ним эти «объедки» подобрал русский царь.
Алексей усмехнулся, глядя на посеревшее лицо Игната Акулинина, который был назначен князем Ромодановским, выражаясь языком из будущих времен, «врио» дьяка Преображенского Приказа. Нехилая должность, особенно если учесть, что занимался он поимкой государственных преступников и крамольников среди гарнизонных солдат и офицеров, и при этом имел свою агентуру в самой Первопрестольной. Да и дьяков в самом зловещем из приказов было всего семеро, так что должность, пусть и «временно», занимал весьма немаленькую.
— Да, именно так, государь. Но выдран кнутом за казнокрадство, разжалован в прапорщики, и вместе со своей сестрой Матреной Балк, статс-дамой царицы, отправлен служить в Москву. Определен нести службу в Московский драгунский полк. Одним из младших офицеров эскадрона, но уже отправленный по команде в распоряжение своего зятя, генерал-поручика Федора Балка, начальствующего над гарнизоном. Велено установить над оными Монсами строгий догляд, и о том отправлять доклады в Петербург каждый месяц в Тайную Канцелярию.
— Так, понятно. Рано, рано — «папаша» мой не разобрался в ситуации, — Алексей задумался, потом негромко произнес:
— Петрушка Толстой клеврет Алексашки Меншикова, а тот с царицей Катькой заедино, любовники бывшие, а то и настоящие. Вот и «отмазали» Монса от прелюбодейства, а обвинение в казнокрадстве сущие пустяки — все советники Петра воруют поголовно. Послужит в провинции пару лет, и царственный рогоносец возвернет его обратно, чтобы козлиные рожки превратились в раскидистые оленьи. Что может быть смешнее в жизни для грозного царя, что рубит головы направо и налево.
Царевич посмотрел на дьяка — Акулинин, хоть и спал немного с лица, но выглядел уже бодро, оправился. Да оно и понятно — за такую дерзкую хулу на государя казнь колесованием была бы верхом гуманизма, за одни слухи в «содомском грехе» царя-батюшки кожу живьем сдирали. А ведь дыма без огня не бывает — зело подозрительны были поцелуи Петра Алексеевича, даже Брежнев так Эриха Хонеккера не лобзал в уста сахарные.
— Подходы ищи к ним, слуг привлекай — это вербовкой называется. Что у тебя с офицерами гарнизонными, а також с солдатами?
— Есть крамольники, доносы на них поступили, и от сослуживцев, и от тех, кто слова поносные слышал. Вот списочки, государь, тут господа офицеры, а здесь солдатики.
— Просто замечательно, вполне, — Алексей не скрывал хорошего настроения, просматривая списки. Память у настоящего царевича была превосходной, за довольно короткий срок удалось восстановить пусть не основные знания — освоить немецкий язык и латынь, слова сами подбирались, и во фразы складывались вполне уверенно.