Ярл Авалона (СИ)
Однако, мысль о бегстве мне реализовать не удалось. Вспышку взрыва под окном и метнувшееся к окнам пламя я еще усел увидеть. Вроде бы. А потом не стало ничего, даже темноты…
* * *Боли и слабости не было. Не болело нигде — ни в голове, ни в конечностях, ни в груди. Особого холода я тоже не чувствовал, просто лежать было очень жестко и неудобно, а голову заволакивала какая–то серая муть, которая, впрочем, сразу прошла, когда я открыл глаза. Ешкин ты кот!
Чувствовал я себя вполне нормально, с моей памятью ничего не сделалось и я отчетливо помнил последние секунды до…до того как что–то произошло. Заглохший бензовоз, воздух, словно пропитанный статическим электричеством, взрыв, все это было, по ощущениям, буквально вот только что. Однако… где они сейчас?! И где, блин, я нахожусь? И почему я абсолютно голый?
Над моей головой виднелся высокий каменный свод, впереди — такая же каменная стена, грязная, в каких–то потеках. Я лежал на грязном сером бетонном полу, без всякого намека на подстилку, хотя бы в виде пучка гнилой соломы. И если бы я один…, приподняв голову, я увидел, что вокруг было полно народу. Навскидку — сотни две человек, никак не меньше. Мужчины и женщины, все обнаженные. Кто–то еще валялся на полу, кто–то присел, озадаченно вертя головой, а кто–то уже пытался встать. В самом деле, лежать на голом, склизком бетоне занятие малоприятное.
Продолжая пребывать в абсолютно обалделом состоянии, я тоже присел, а затем осторожно встал на дрожащие ноги. Лежавшая совсем рядом со мной полненькая девушка лет двадцати на вид вдруг открыла глаза, посмотрев на меня снизу вверх, и пронзительно взвизгнула, а я, вздрогнув, инстинктивно прикрыл руками свои причиндалы. Екарный бабай! Что за трэш тут происходит? Сделав несколько шагов, я быстро отошел от лежавших поближе к стене, осматриваясь. Так, Саша, соображать будем потом. Сейчас надо накопить информацию. То, что происходящее вокруг не сон, уже понятно — реальность, данная в ощущениях, была самая что ни на есть настоящая. Кожу холодит легкий сквозняк, хотя воздух теплый и влажный, градусов за двадцать Цельсия. Вокруг мокрые камни или бетон с остатками каких–то осклизлых водорослей. Я, с такими же «проснувшимися» по соседству, нахожусь в обширном каменном бараке, выстроенном на манер колхозного коровника, только вот широкие окна зияют дырами, а по торцам здания видны широкие открытые проемы. По ходу никто нас не запирал…что, наверное, хорошо.
Продолжая осматриваться вокруг, я заметил следующую примечательную деталь окружающего пейзажа — у стены, через равные промежутки, кучами лежали набитые чем–то мешки защитного цвета, вроде рюкзаков. Грубые, из толстой ткани вроде брезента, с неаккуратными тканевыми лямками. Без всяких карманов по бокам, но вполне чистые на вид. Откуда–то из глубин моей памяти само собой выплыло полузабытое слово «сидор». И кое–кто из очнувшихся соседей уже проявил к ним интерес. Решив не отставать от коллектива, последовал их примеру и я. Подойдя к ближайшей куче, взял лежавший сверху мешок, чуть повозившись, распустил лямки и запустил туда руку, выуживая содержимое. Так, а вот это — воистину приятная новость. То, что доктор прописал.
Внутри оказалась одежда. Грубая, армейская, словно попавшая в этот барак вместе с вещмешком из сороковых годов прошлого века. Впрочем, может, так оно и было, кто знает? Нательное белье — белая свободная рубаха с широким воротом и такие же белые исподние штаны, к нему в комплекте шла скатанная гимнастерка цвета хаки и шаровары, кирзовые сапоги с портянками, армейский ремень с бляшкой со звездой, кусок веревки и маленький нож в матерчатом чехле. Весь комплект новенький и чистенький, видно, что им еще никто не пользовался. Терять время я не стал — выбор был вполне очевиден, надо брать что дают. Не ходить же голым? Вес, рост и размеры у меня вполне себе средние, но если мешкать, мне останется что попало, народ все быстро разберет. Так что одеваемся в темпе, — решил я. Благо, что наматывать портянки я умею — дед в свое время научил, когда еще пацаном брал с собой на рыбалку.
Одежда из первого же вещмешка мне оказалась впору, разве что чуток великовата, но это не страшно. Знаков различия и погон на ней не было, так что выводов по–прежнему никаких сделать было нельзя. Тем временем народ быстро приходил в себя, многие, как и я, спешно одевались, а кое–кто из самых шустрых, напялив обмундирование, уже вышел из барака наружу. Люди начали озадаченно переговариваться, в воздухе зазвучал негромкий гомон разговоров. Что характерно — все говорили по–русски, а детей и стариков среди «попаданцев» я не заметил. На вид всем очнувшимся можно было дать от двадцати до сорока с небольшим лет, не больше. Еще раз оглянувшись, я не нашел взглядом ни одного знакомого лица и поспешил наружу, забросив опустевший «сидор» за плечо. Может, хотя бы там станет понятнее, куда я вляпался?
У самого выхода я заметил троих парней, что–то рассматривающих в углу барака с побелевшими лицами, и подошел поближе, посмотреть, что их так заинтересовало. И, наверное, лучше бы этого не делал.
На полу лежал раздувшийся недавний утопленник, от которого уже начало ощутимо попахивать. С искаженными чертами лица, каким–то мелким шустрым крабом, ползающим по его посиневшей правой руке, но самое главное — одетый в такую же, еще мокрую гимнастерку и шаровары, которые красовались на тех, кто успел одеться.
— Это что же получается? Что же получается, а народ? — ошарашено спрашивал своих соседей один из троицы — долговязый парень, с модной «хипстерской» бородкой.
— Он утонул, мля, — озвучил капитана очевидность его ближайший «приятель».
— От жеж, сука, какая хрень, — выругался другой. — Да что же тут происходит?
Присоединяться к этому продуктивному диалогу я не стал, поспешив, наконец, покинуть барак.
Оказавшись снаружи, я поневоле замер на месте, осматриваясь и вытаращив глаза от удивления. Вокруг со всех сторон от края до края простиралось море. Причем море теплое, южное, с играющими на мелких волнах золотистыми бликами солнца и ясным голубым небом сверху. Судя по положению солнца, до полудня было еще часа три. Здание, где я пришел в себя, стояло в центре маленького каменистого островка без малейших следов растительности. До любого из берегов было метров триста, не больше, кроме нашего барака на острове виднелась пристань с привязанными к ней широкими моторными лодками числом не менее полутора десятков, а так же небольшая каменная башенка старого маяка и навес с какими–то картонными ящиками и паллетами. А, нет — на горизонте виднелась какая–то земля, судя по всему еще один остров, намного больше нашего размерами и с буйной тропической растительностью по берегам. Блин, да что же это такое получается? Мы в тропиках? Участвуем в каком–то дурацком проекте, вроде игр на выживание или королевской битвы? Да ну, сказки все это… Ну хорошо, пусть сказки, но тогда что вообще происходит, мать его за ногу?
С десяток человек уже ходило вокруг, осматривая остров, а парочка кадров уже подобралась к навесу с ящиками, пока остальные все еще возились внутри барака. Я поспешил подойти к ним поближе и понял, что заинтересовались они навесом не зря. В ящиках были консервы и разная еда — банки с тушенкой, консервированная сайра, пакеты с макаронами и рисом, пачки соли и сахара. Отдельно на паллетах стояли укутанные в полиэтилен пятилитровые и двухлитровые бутыли с водой, всё как будто со складов ближайшей пятерочки. Что интересно, одного из потрошащих ближайший ящик мужиков я узнал — это был тот самый водитель, который стоял рядом с взорвавшимся бензовозом.
— Доброго утречка, — мрачно сказал я, тронув его за плечо. — Кажется, я вас знаю. Вы у бензовоза стояли, перед взрывом. Лакшинский битумный завод, припоминаете?
Мужик, деловито отправив в свой сидор очередную банку тушенки, не спеша повернулся ко мне.