Истинный облик Лероя Дарси (СИ)
— Лапонька, сладенький, ты чей такой? Ты один? — хрипло проговорил альфа на ужасном французском и словил руку моего сына.
Престон лучисто улыбнулся:
— Не один! Я с семьёй!
— Я приглашаю тебя… вас! Пошли, лапонька! — мужчина потянул Пая внутрь. — Отметим, как надо! Я за всё плачу!
— У нас семейный праздник, и мы гуляем! — Свят уже обнимал юношу за плечи. — На нас, браток, тратиться не нужно! Вы же из России? Макеев Святослав, будем знакомы.
— Рудольф Колмагоров, бизнесмен! — альфа сунул Святу визитку. — Твой… этот лапонька?
— Мой во-о-он тот! — белобрысая сволочь указала на меня и чмокнула губами. — А лапонька — мой сын. В смысле, теперь мой сын.
Меня пристально осмотрели с головы до ног, потом оскалились.
— Ну, браток, не знаю, что и сказать! Тело и лицо зачётные, но для альфы, или ты… из тех самых?
Теперь подхожу я, кладу подбородок на плечо мужа, чуть зеваю и облизываю нижнюю губу:
— Проблемы? — говорю тихим, низким, чуть хрипловатым голосом, от которого у Макеева встаёт сразу же. — Или… это твой знакомый, дорогуша?
— Да нет, ребёнок твой ему приглянулся, а так — земляк он мой.
— А, — коротко подчеркиваю я. — Престон, золотко, иди к брату! Шикарно гуляете, товарищ!
— Не для себя старался! — зубы альфы скрипнули. — Для шалавы одной, пропади он пропадом! Сын у тебя — просто отпад! А глаза-то твои!
— Приятно было поболтать, мы уже уходим! — дочь забеспокоилась в своём гамачке.
— Час до курантов остался! Заходите в ресторацию, а? — почти умоляюще произнес русский. — Когда ещё в Золотом зале побываете?
Пай отошел к Мирро, но тот что-то увлечённо обсуждал с Роше, потягивая кофе из пластикового стаканчика. Со стороны красивой, пушистой, по-праздничному украшенной ёлки у парадного входа в «Распутин» на Престона надвинулась огромная тень. Юноша ахнул, узнавая знакомый запах.
— Иль…я?! Как?
— С наступающим, заечка. Я за вами от самого дома слежу, а подойти не решался. Не утерпел я, прости старого развратника, думал, что ты один на праздники останешься и…
— И приехал?! Ко мне?! — Пай привстал на цыпочки и обнял Ламертина за шею.
Я тронул Свята, заставив оглянуться:
— Ты что-нибудь об этом знал, супруг мой?
— Ни одним отделом мозга! — Макеев вскинул брови. — Илья, сукин сын! Ты чего тут забыл?
— Поехали с нами праздновать? — шепнул Пай русскому в распахнутый ворот тёплой куртки. — Пожалуйста, Иль, ты же с нами? — в глазах юноши заблестела робким огоньком надежда.
— Хоть на край света! — Ламертин указал на припаркованный невдалеке «Фольксваген-минивэн» оттенка кофе с молоком. — Прыгай на переднее, заечка, а я твоё семейство поприветствую.
Мы быстро упаковались в комфортабельную тачку, ёрничая по поводу прозорливости Ильи. Тот скромно признался, что взял такое авто специально. Долетели до дома, как на крыльях. Морозные и взъерошенные, мы ввалились в квартиру. Я всучил Макс Святу и нырнул в ванную, принял горячий душ, переоделся в мягкий домашний костюм и уселся кормить дочь. Илья присел рядом, я оценил то, что огромный человек не курил уже несколько часов.
— Прелестный ребёнок! Ангелочек! — шепнул Ламерт, поглаживая указательным пальцем щёчку девочки. — Ты сделал для Свята невозможное, Лерк. Он и сам не верил, что получит тебя, и что от тебя будет долгожданное дитя.
— Пап! Илья! Новый год! — по широкому экрану плазмы уже пробегала череда поздравляющих политиков и публичных людей, а Шанзелизе накрывал неописуемой красоты купол фейерверков, запускаемых со всех элитных зданий.
Мальчишки громко вели счёт, Максин разоралась, напуганная разноцветными всполохами света, гомоном и треском петард за окном. Илья попросил у меня девочку и, укрыв ребёнка на груди, начал успокаивать ласковым рокочущим голосом.
К нему осторожно подошёл Пай:
— С Новым Годом!
— С новым счастьем, заечка! — альфа замер, но потом нежно принял подставленные для поцелуя губы.
— Спасибо! — мой солнечный сын опять унёсся к Мирро, Святу и Роше, которые палили маленькими фейерверками с лоджии и совершенно по-русски неистово орали «Ура!»
А я и не понял, как уснул в этом радостном дурдоме. Илья перенёс меня на кровать за загородку и положил в кокон моих рук сладко сопящую Макс. Очнулся я от пьяной возни родных, расстилающих по полу футоны. Илья ушёл отдыхать на софу, стоящую на утеплённой лоджии, один футон достался Престону, другой — Мирко и Анри. Свят тут же обнял меня сзади, обдавая хмельным ароматом, потихоньку ощупывая мой поджимающийся зад.
— Ты — аферист, Лерк! Это ведь ты… позвал Илью? Ну скажи, что не ты? — шепнул муж. — Пай… решил?
— Ничего мой зая не решил! — выдохнул я в полусне. — Я отправил Ламерту простое «смс»: «Твоё внезапное появление его очень порадует, старик!»
— И всё?
— И всё. Я не хочу видеть печаль Пая.
— Илья на пределе. Влетит ему за новогоднюю самоволку!
— М-м-мм-м… Я… ему доверяю…
— Спи, мой ненаглядный! — меня несильно кусают за шею, зализывают, целуют.
— Макс… скоро кормить…
— Я разбужу. Через час или полтора?
— М-м-м… Хм-м-м… Час…
— Ну всё! Отдыхай! — вот кожей чувствую, что Макеев лежит и смотрит на меня, поедая взглядом.
Любит… До крайнего нерва… До дрожи… Всего — от макушки до пят…
— С Новым Годом, Лерка моя! — и обжигающий поцелуй горячих губ смыкает мой рот на пару нескончаемых секунд.
К Илье осторожно подбирается Пай, его тут же сгребает сильная рука и укладывает на себя:
— Не спится, заечка?
— Нет… как раз очень хочу спать.
— А ко мне чего же пришёл?
— Я никого не ждал. Не ждал такого подарка! Такого чуда! Сначала папа с семьёй, а потом ты! Я счастлив, понимаешь?
— Так и должно быть, заечка, — Илья проходится подушечкой большого пальца по полным Пайкиным губам. — Ты… такой красивый… ласковый…
Престон прячет алое лицо в старый серый колючий свитер, жадно вдыхает острый мужской запах, впитывая кожей ласку большой ладони взрослого человека, поглаживающего его спину и поясницу, и… отрубается.
— Ты… же ещё ничего не решил, зая, а я просто опять украду твои нежность и тепло. Прости!
Ламерт уехал под утро, его проводил Макеев, и они о чём-то еле слышно шептались в прихожей. Пай так и спал на лоджии, заботливо укрытый пледом, даже не подозревая, что ради пяти часов с ним был проделан двенадцатичасовой несанкционированный перелёт туда и обратно. На запястье моего сына красовалось великолепное творение швейцарской фирмы «Убло» — наручные часы на тёмном ремешке, инкрустированные аметистами.
Пока Свят секретничает с Ламертом, быстро набираю до боли значимый номер.
— Пронто, Лер. С Новым годом! — усталый тихий голос заставляет низ моего живота жарко пылать.
Я облизываю губы:
— И тебя, малыш. Разбудил?
— Да. Но… я уже давно лёг. Лу всё ещё отжигает на приёме, а я устал.
— Дари… рядом?
— Угу, — я ясно вижу смущение точёных скул и блеск янтарных глаз.
— Поцелуй его за меня.
— Да…
— Ты как? Прости за этот звонок…
— Нормально. Если честно, я… его ждал! Очень сильно… ждал.
— Я у Пая на Шанзелизе с половиной семейства.
— Здорово, вы молодцы. А Макс?
— Я её совсем замучил.
— Участь всех твоих детей.
— Это камушек в мой огород?
Его тихий грустный смех…
— Лерк, не…
— Прости, малыш…
— …
— …
Мы молча говорим о неисчезнувших чувствах. Мы оба… Я — лжец!
Когда вернулся Макеев, я притворяться спящим не стал, дал ему власть поприставать, ощущая задницей могучий супружеский стояк. Потом рассказал, что звонил Фаби и Лу, чтоб поздравить их с праздником.
Свят поцеловал меня в уголок жёсткого рта:
— Грустишь… старик?
— Наверное, да. Они ведь тоже часть моей семьи. Дарий от меня далеко. А Лу, маленькая засрань, всю заботу о младенце сгрузил на Фабио.
— Но ему же не в тягость? Нет! Лапочка заботится о твоём сыне, как о родном, и это приносит ему радость и облегчение. Участь беты в семье невесела! А с характером и великодушием Лапочки… — Свят уложил меня себе на плечо, обвёл пальцем кайму губ, брови, глубокую хмурую морщинку на лбу, скулы и линию крупного прямого носа с небольшой испанской горбинкой. — Я… когда сбежал с Дорана, был готов к тому, что ты меня не простишь. Я мучительно думал, что я смогу сделать, чтобы ты опять стал моим. И нехорошие мысли меня посещали.