Истинный облик Лероя Дарси (СИ)

Ламертин взял Пая за плечи:
— Давай-ка, солнышко, вернёмся в дом. Папа и все волнуются за тебя, как думаешь?
Слёзы неудержимо полились по щекам мальчишки, он резко подался вперёд и вжался мокрым лицом в колючий свитер с тонким запахом сигарет.
— Я уже давненько… никого не утешал, заинька, забыл, как это делается… Ох, не плачь так горько! — Пай несколько раз громко всхлипнул, сгребая руками ткань его свитера. — Вот же угораздило меня…
Мужчина за подбородок приподнял лицо юноши и крепко поцеловал в полуоткрытые пухлые губы. Пай задохнулся и замер, беспомощно хлопая ресницами.
— Успокоился, заинька? Вот и хорошо! Аж у меня… сердце защемило.
— Ещё! — маленький распутник бессовестно потянулся к чуть обветренным сухим губам взрослого.
— Это зачем? — Илья наигранно строго нахмурил брови.
— Пахнешь и обнимаешь, как родной человек! — тихо прошептал юноша. — Я… тебе не нравлюсь?
— Как же ты можешь не нравиться, заинька? Просто я — уже старое дерево, на котором вряд ли что-то ещё расцветёт.
— Я не вижу, что ты стар, ты… сильный… и добрый! — Пай порывисто дышал в губы Ильи.
— Я всего лишь напоминаю тебе Роука, маленький. Ты запутался. Только Роука ты любил, а мною пытаешься прикрыть пробоину в сердечке.
— Прикрой! Пожалуйста! Мне это нужно сейчас! Оставь на мне свой запах!
— Когда так мило предлагают себя, только дурак откажется, но я — старый и мудрый дурак, малыш! Пойдём, я не стану делать тебе ещё больнее, чем есть. Время лечит. Ты только научись прощать и верить.
— А любить? — Пай вытер тыльной стороной ладони щёки и глаза.
— Любви не учатся, её просто принимают или отдают, и никогда о ней не просят. Ты и есть любовь, заинька. Часть ЕГО, если ты понимаешь, о ком я сейчас. Понимаешь?
— Кажется.
— Все мы возникли из любви, и так просто с чувствами не расстаются. Дай немного поболеть сердечку, пойми, что ты остаёшься живым, несмотря ни на что. А когда отпустит тоска, и станет легче дышать… Я поцелую тебя ещё раз, хорошо?
Пай кивнул.
Стоя за стволом старого дуба, я молча внимал каждому слову Ламертина, которые он говорил моему сыну. А говорил старик неписанные истины и мальчика моего успокаивал. Я всё же наконец вышел. Пай, как виноватый котёнок, перекочевал на мою грудь, насколько позволял живот. Мы с Илией пожали друг другу руки.
— У вас чудесный сын, Дарси!
— Давайте уж теперь на «ты».
— Я не против! — альфа белозубо улыбнулся. — Я его поцеловал, чтобы успокоить. Прости!
— Это было более, чем целомудренно!
Пай покраснел, ибо понял, что я стал свидетелем и его страстного порыва.
— Пап, извини меня! Я… тебе нагрубил.
— Я знал, что Роук с тобой поговорит. Но предупреждать тебя не стал, потому что родители не всегда должны лезть в семейные дела детей.
— Угу! — Пай шмыгнул носом.
— Пойдём пить горячее какао. А то гостя совсем застудим, не сентябрь! — я увлёк мальчишку за собой. Ламертин двинулся следом, дыша в озябшие ладони.
На пороге ждал изнервничавшийся Роук. Увидев топающего за нами великана, мужчина совсем поник головой. Но Пай, папина умница, тут же начал ластиться к инструктору и успел шепнуть, что всё нормально. Ламерт выпил три огромных кружки какао и блаженно вытянул в проход длинные большие ноги. Теперь я убедился, что он был крупнее Роука, а главное, не успел ни в чём провиниться. Пай крутится около нового русского, они даже умудрялись о чём-то болтать. Роук ревновал так явно и зло, как это бы делал неразумный подросток, пока я не отволок альфу за ухо в угол.
— Не веди себя, как собака на сене. Ясно? Ты ещё ногами потопай! Вон, массируй лучше ножки Пэтчу!
Пай обернулся к нам: его серые большие глаза рассеянно блестели, он казался очень счастливым. Роук искусал все ногти, но я даже дёргаться ему в сторону сына запретил. Обещал, что не разрешу жениться на Пэтче, если инструктор не возьмёт себя в руки.
Наконец нашу компанию разбавили Макеев и Полански с Рыжиком. Сюрприз удался на славу! Свят тут же затрещал по швам в крепких объятиях коллеги. Альфы раздавили на четверых бутылку виски, Роук же наотрез отказался присоединиться.
 
Я отправил его спать вместе с зевающим сыном и Мирро, у которого поднялась небольшая температура. Пай, как маленький, сидел на подлокотнике кресла Ильи, а подвыпивший старик, уже не стесняясь, гладил его коленку. Свят поиграл бровями, на что его давнишний друг развёл руками.
Только дураки отказываются от такого милого предложения себя…
Я, иззевавшись, дождался Роше, вкратце обрисовал ему положение дел. И отвесив всем пожелание «спокойной ночи», уполз в родимую кроватку, где уже нагрел моё место Чезе. Надеюсь, у Пая хватит благоразумия не залезть сегодня к Ламерту в постель? А Свят, может быть, оставил свою бредовую затею со свадьбой? Надеюсь, Мирка не разболеется, и у него просто начнётся течка? Роук не сорвётся от досады на Пэтче? Полански наконец-то остановит процесс «накачивания» Рыжика? А Роше придумает, как мне побыстрее доносить малыша до конца срока… чтобы уже в конце недели… От последней мысли-заскока меня улыбнуло. Всё, пора спать!
Когда меня сзади обнял Свят, я уже досматривал третий сон. Я сонно лягнул его, куда достал, и поморщился от запаха:
— Наболтался, пьяное чудовище?
— Ле-е-ерк, ну это свято-о-ое! Мы с Ильей лет пять уже спокойно не пили.
— Ты моего солнечного ребёнка без потерь спать уложил?
— Лично на ручках в спальню отнёс! Чертёнок таки отпивал у Задиры, а когда я спохватился, уже к Ламертину на колени залез. А тот, медведище, аж помолодел лет на пятнадцать. Ты, вообще, как? Одобряешь их возможную… м-м-м… дружбу?
— Я завтра тебе отвечу… — промямлил я, проваливаясь в дремоту.
— Завтра, так завтра! — меня звонко поцеловали в шею, потом в спину в районе поясницы.
====== Глава 28. ======
Утром похмельный синдром мучал только меня и Роука, хотя мы совсем и не пили. Мы были недовольные и помятые, а те, кто бухал, в противовес нам, выглядели, как огурчики. Роше полночи просидел с Владмиром, контролируя горячечный жар его начинающейся течки. Пай и Пэтч вызвались нажарить оладушек на завтрак и теперь шумели на кухне. Свежий (аж противно!) ясноглазый старик Ламерт тут же вызвался им помочь, заявив, что по блинам он был большой специалист. Колоритная троица оккупировала кухню, развела бардак, но зато пара стопок безумно вкусных полуоладьев-полублинков на столе появились, и довольно оперативно.
Завтракали тоже на скорую руку. Первыми уехали Ланс с Рыжиком, потом сорвались Илия и Макеев с многозначительной лаконичной фразой «по делам». Свят меня чмокнул в висок и попросил не буйствовать. А великан Илия долго стоял с Паем в коридоре и тихо разговаривал. Наконец он очень аккуратно мазнул губами по щеке моего сына и повернулся ко мне:
— Я могу и дальше общаться с Паем, Лер? — спросил альфа.
— Вполне. Не вижу никаких препятствий, — я зевнул и отпихнул ногой вечно голодного кота, на которого сегодня утром не наступил только Мирро по причине отсутствия на кухне и недомогания.
Я хотел стащить ещё пару блинчиков и, держа один во рту, уже лез в холодильник за брусничным сиропом, когда в кухню ворвались пикирующиеся Роук и Пай:
— Малыш, послушай меня! Если это месть, то не стоит из-за…
— Роук, это не месть! Да и узнай ты Илию получше, не стал бы сомневаться в том, что он — замечательный, сильный и добрый человек!
— Солнышко!
— Роук! Я стал таким избалованным тобой эгоистом, что забывал про брата и получал львиную долю любви. Теперь я понимаю, что он чувствовал, когда ты почти каждую ночь уединялся со мной. Даже когда мы втроем занимались любовью, я стремился занять всё твоё внимание и заставить Пэтча тоже меня ласкать. Брат очень любит тебя, а я больше не хочу ни с кем делить любимого человека!
— Пай, сладкий мой, но этого русского ты почти не знаешь!!! А если это очередной план Центра? Он очень кстати появился в том парке! Он вполне мог следить за всеми нами!