Подарок ангела

     Боже, он настолько сблизился со всеми, что знает даже, кто сколько ест, подумала Донна.
     — Я спросил ее, не случилось ли что-нибудь. Только тогда она сказала о постоянной боли в правом боку. — Фрэнк приложил руку к собственному боку, показывая место. — Она пыталась превратить все в шутку, но я видел, что боль адская. Не успел я дотронуться, как она вся скривилась.
     Донна сказала первое пришедшее в голову:
     — Аппендицит?
     — Классический случай, — кивнул Фрэнк. — Я сказал ей, что с этим шутить нельзя, сгреб мальчишек в охапку, и мы отвезли ее в пункт «Скорой помощи».
     Донна заметила, что Фрэнк употребил слою «мы», а мальчики горделиво выпятили груди при этом. Видимо, у него особый дар — завоевывать и привлекать на свою сторону кого угодно.
     — Как раз вовремя, — продолжал он. — Аппендикс лопнул, когда она была на операционном столе.
     Донна зажала себе рот, сдерживая крик. Потом, чуть совладав с нервами, выдохнула:
     — Я говорила с ней только вчера утром. Она сказала, что все в порядке.
     Фрэнк пожал плечами.
     — Ты знаешь Лизу. Она не любит жаловаться.
     Донна снова не могла не удивиться тому, как Фрэнк говорит о Лизе. Будто знает ее многие годы, а не две недели. Как мог этот человек за столь короткое время столь прочно войти в их семью? Сможет ли она так быстро сжиться с мужчиной? С Тони процесс был медленным, подобным терпеливо вывязываемому узору. Они выросли вместе и шли к любви через многие стадии дружбы. Ничего похожего на алхимию любви с первого взгляда.
     То, что случилось между ней и Фрэнком, произошло со скоростью света. Не исчезнет ли оно так же быстро?
     И как она может анализировать свои любовные чувства, когда ее золовка лежит на больничной койке, едва избежав смерти?
     Донна чувствовала себя так, будто ее мозги вывалены на раскаленную сковороду и тщательно перемешиваются.
     — Анджелина еще не вернулась. И в ближайшие дни не вернется, — продолжал Фрэнк. — Не было никого, кто мог бы остаться с мальчиками до твоего возвращения. — Объяснять тут было нечего, и все же он объяснял дальше: — Поэтому я провел ночь в комнате Лизы. — Стивен отреагировал такой ослепительно белозубой улыбкой, что Фрэнк, не удержавшись, взъерошил ему волосы. — Вот и вся история.
     Смущенная своими скоропалительными заключениями и благородным поведением Фрэнка в трудной ситуации, Донна покраснела до корней волос.
     — У меня был тяжелый день, Фрэнк. Извини. Я не хотела так рычать на тебя. Я подумала, что ты... — у нее не хватило голоса.
     — Я знаю, что ты подумала.
     И кажется, очень этим доволен, отметила Донна. На этот раз она здорово вляпалась.
     — Он приготовил нам завтрак, вовремя отвез меня в школу, ну и... — запнулся Тейлор. Глаза многое досказали — он явно рассчитывал прогулять школу, но уже простил Фрэнку его педантизм. — Я думал, раз тетя Лиза заболела, в школу можно не идти, но Фрэнк сказал, что очень важно не пропускать уроки.
     Донна обняла мальчика и прижала к себе. Ни одной оплошности.
     — Фрэнк прав.
     — В этом и во многом другом, — вставил Фрэнк, многозначительно посмотрев на нее.
     Донна задрала подбородок, полная решимости крепко держаться за остатки гордости.
     — Да, во многом, — отрезала она. Хорошенькое возвращение домой! — В какой она больнице?
     — Святой Сесилии. — Фрэнк шагнул к ней, и Стивен скользнул в сторону. — Я отвезу тебя, — предложил он. — Я уже хорошо ориентируюсь, хотя должен признать, что улицы в Уилмингтон-Фоллзе мне нравятся больше. Там пробкой называется ситуация, когда на перекрестке встречаются две машины и водители не могут решить, кто имеет право приоритетного проезда.
     — Что значит приор... приор... это слово? — спросил Стивен.
     Фрэнк рассмеялся, мальчуган впитывал любую информацию как губка.
     — Это значит — в первую очередь.
     — Как мы сначала любим маму, а потом уже других?
     Фрэнк охотно закивал.
     — Вроде этого.
 
     Она чувствовала себя совершенно изможденной. Утром последняя скучная лекция, потом четырехчасовой перелет на одном из ее собственных четырехместных самолетов. Полчаса в офисе, где пришлось знакомиться с новостями, накопившимися за три дня. На скоростной трассе тягач с прицепом, сложившийся, как перочинный нож, вызвал пробку, из-за которой дорога домой заняла не двадцать минут, как обычно, а целый час.
     — В данный момент мысль о городке без уличного движения звучит для меня божественно.
     Фрэнк выгнул бровь.
     — А если сохранить ее?
     Донна мигнула. О чем он?
     — Что?
     — Как насчет того, чтобы пожить в таком городке с неделю? Или месяц?
     Взгляд Донны стал настороженным. Запоздало осознав свою оплошность, она спросила почти враждебно:
     — О чем ты говоришь?
     Он разгладил большим пальцем морщинку на ее лбу.
     — А как ты думаешь?
     Она не хотела обсуждать это сейчас, при Тейлоре и Стивене. Она вообще не знала, чего хочет. Все выходило плохо.
     — Поехали к Лизе.
     Фрэнк согнулся в низком поклоне.
     — Твое желание — закон для меня.
     Донна ответила ироническим смехом.
     — Если бы это было так...
     — То? — Его гипнотические зеленые глаза не отпускали ее взгляд. — Если бы это было так, то что?
     Она помотала головой. Она собиралась сказать: «...ты оставил бы меня в покое», но это было бы черной неблагодарностью. И неправдой. Боже, как она устала разрываться на части от противоположных чувств.
     — Ничего.
     Фрэнк обернулся к Тейлору и Стивену. Тейлор сочувственно подмигнул. Мальчик понимал больше, чем можно было предположить.
     — Садитесь в машину, ребята, — приказал Фрэнк. — Мы сейчас придем.
     Донна никак не могла привыкнуть к беспрекословному повиновению мальчиков — они слушались его с готовностью. Мгновенно. Значит, дело не в новизне, о которой говорил Фрэнк. Со временем их отношение к нему только закреплялось.
     Но он должен уехать, напомнила она себе. Это лишь вопрос времени. И нет никакого смысла привязываться к нему.
     Совершенно никакого смысла.
     Эмоциональная привязанность плохо подчиняется доводам рассудка, подумала она, глядя, как сыновья спешат в гараж.
     У нее перехватило дыхание, когда Фрэнк прижал ее к себе.
     — Мы еще не поздоровались.
     Она хотела возразить, но слова умерли непроизнесенными, едва их губы встретились.
     Поцелуй рос и расцветал. Он начисто стер все мысли из головы Донны. Все мысли, все противоречия, все колебания. Стер все, кроме желания, чтобы он был здесь, с ней.
     Всегда.
     При каждом новом его поцелуе взрыв чувств приходил чуть быстрее и чуть сильнее. Она почти физически ощущала, как раскаляется кожа, когда он прижимает ее к себе. Или это она прижимается к нему? Донна не знала. Как бы там ни было, она превращалась в одно кипящее желание.
     Господи, как ей не хватало его. Она тосковала по нему, совершенно не желая этого. Тосковала, хотя знала, что это опасно. Это только увлечет ее дальше по дороге, по которой она вовсе не собиралась идти.
     Этот путь ею уже пройден. Он кончается страшным одиночеством.
     Однако никогда еще опасный путь не казался ей столь заманчивым.
     Фрэнк не выпускал ее из объятий, гладил волосы и плечи, изо всех сил сдерживая себя. Чуть покусывал, желая впиться, пробовал, желая проглотить. Вожжи оставались у нее. Дальше они пойдут, только когда этого захочет она.
     Но ему приходилось нелегко.
     Как бегун, взявший слишком большой темп, Донна почувствовала, что не может отдышаться, когда оторвалась от его губ. Ожидая, пока выровняется сердцебиение, она склонила голову к его щеке. Все тело вибрировало желанием. Как хорошо, что сыновья рядом. Иначе слишком сильным было бы искушение совершить непоправимую ошибку, отдав ему всю себя без остатка, и душу и тело.